– А к чему это я? Ах да – мы ж о Божьем промысле говорили. Так вот: несколько лет назад… пожалуй, лет десять уже, я взял двух подростков, которые угрожали сверстникам пистолетом. Ребята, как ты понимаешь, попали под действие сразу трех статьей, что по совокупности могло потянуть лет на восемь, хотя при хорошем адвокате, который у них был, всего на пять. Пацаны были из приличных семей… Сначала меня прощупал адвокат, но я не пошел на контакт, потому что адвокаты – самые болтливые существа в мире. А потом уж меня возле моего дома подловил один из папаш. Умолял как-нибудь закрыть дело. Пытался сунуть конверт, но так неумело это сделал… И сам так испугался, думая, что я сейчас заору и вызову патрульно-постовую службу… Конверт я ему вернул, конечно, и, не обещая ничего, сказал, что разберусь, потому что мне, если честно, и самому было жалко дурачков. А конвертик был хороший: по весу так тыщ на десять в американском эквиваленте. Я бы тогда свою ипотеку мог закрыть… Но закрыл не ее, а дело – вернее, не стал возбуждать по отсутствию состава преступления… Объяснил прокурору, что ни к чему нам рецидивистов плодить… Они и так все осознали. Выпустили пацанов, а заботливого папашу я больше не видел. Вещдок изъял, а если уж совсем честно, то выкрал. Расследования потом никто не проводил, потому что нет дела и запроса от прокуратуры тоже нет. – Зачем ты мне все это рассказываешь? – удивился Ипатьев. – И сам не знаю. Но я это к тому, что оружие – вещь серьезная. Раз в год и швабра стреляет – сам знаешь. А уж если пистолет где-то припрятан, то это вообще. Так вот в продолжение темы. Год с того случая прошел; еду я на своей старой «девятке» от приятеля – у меня выходной. Я граммов сто пятьдесят принял и теранулся боком с каким-то «Мерседесом». Они за мной в погоню… В машине двое людей из Закавказья… Хочу оторваться, но не получается, у «мерса» мотор – литра на четыре. Тогда я свернул на какой-то пустырь – и они следом. Перекрыли мне выезд, вылезли оба. Здоровенные ребята, надо сказать: я бы не выстоял против них, к тому же один из них с бейсбольной битой, а у второго нож в руке. У меня в бардачке тот самый пистолет, что я из камеры вещдоков забрал. Случайно там лежал, не буду объяснять почему. Взял я пистолет, а руку за спину спрятал, выскочил из машины – и к ним. Пару шагов сделал, наставил на них пушку и ору: «На колени! Руки на затылок!» Повторять не пришлось, они рухнули сразу и как заскулили! «Брат не убивай! Мы не хотели! Машина не наша! А хозяин – серьезный человек! Он очень большой человек! И у нас большие проблемы будут!» Сел я в свою «девятку» и покатил домой. Смотрю на свои руки, а они трясутся, и коленка тоже. «Что такое?» – думаю. А потом вспомнил, что едва не застрелил их! Когда руку из-за спины выдергивал, хотел сразу на курок нажать. Там и расстояние было метров пять-шесть. Не промахнулся бы. Что меня удержало? Не простил бы себе никогда. До этого, конечно, приходилось по людям стрелять… То есть как по людям? По бандитам и убийцам. А это были просто какие-то приезжие с рынка – фруктами торгуют: их-то за что гасить? Но даже если они и преступники и на их совести есть в том числе и убийства, не мне решать, жить им или умереть. Короче, въехал я на Тучков мост, остановился, аварийные огни включил, подошел к парапету и бросил пистолет в Неву. Вот так избавился от него. – И правильно сделал, – одобрил Ипатьев, – только я-то здесь при чем? – Ты ни при чем, конечно. Но я это к тому рассказал, что наказание может быть и от Бога, но с точки зрения закона убийство – это преступление. Так что лучше подумать, прежде чем что-то делать… Ипатьев налил себе кофе, посмотрел на гостя. – Ты какой-то странный: то просишь выпить, а потом говоришь, что алкоголь – вещь неполезная, потом рассказываешь, как чуть не застрелил кого-то, и советуешь мне думать… Чего тебе вообще от меня надо? – Ничего, – ответил майор. – Сегодня я случайно мимо твоего дома проезжал. Не то чтобы совсем случайно, просто я уже которое утро делаю крюк, когда на работу еду. Минуту теряю или две, но проскакиваю мимо твоего дома. Сегодня проезжаю и вижу: на вашей парковке стоит белый «Бентли». Не белый даже, а какой-то весь перламутровый – этакий прекрасный лебедь в стае гадких утят. Ведь на этой парковке самым шикарным авто был до сегодняшнего утра твой старенький «Аккорд», а тут такая красота стоит! Я, разумеется, по номеру проверил, кто хозяин этой сказки Андерсена. Оказалось, у этого красавца перламутрового не хозяин, а хозяйка. Зачем женщине такой автомобиль? Непонятно. Скорость триста с лишним, разгон до сотни – пять секунд. Только я об этом подумал, и тут как раз твоя бывшая жена из арки выходит… – Давай не будем об этом! – остановил майора Павел. – Это мое дело… То есть наше со Светланой. И обсуждать это мы ни с кем не будем. – А я и не собираюсь. Делайте, Павел Валентинович, что хотите, но учтите, что Светлана замужем и муж ее весьма уважаемый человек. Настолько уважаемый, что когда ему предложили занять место в президиуме общественного совета при ГУВД, которое освободилось после убийства его тестя, то Артем Петрович отказался, сказав, что у него слишком много работы. А какая работа в президиуме общественного совета? Наливай да пей! Тем более что в президиуме очень и очень уважаемые люди: старый усатый актер – секс-символ на все времена, академик, космонавт, балерина, писатель, лично знакомый с бывшим лидером городского преступного мира, которого упаковали до конца его дней… Не мир упаковали, а преступного лидера, разумеется. От таких предложений умные люди не отказываются. А новый муж твоей бывшей далеко не дурак: и я не сомневаюсь, что ему известно, что она уже второй раз остается здесь ночевать. – Кто тебе сказал, что она здесь ночевала? И почему второй? Она только сегодня утром заскочила на минутку. – Если я об этом знаю, то Артем Петрович и подавно. Мне кажется, что он чрезвычайно терпеливый человек, но выдержки и у него может не хватить. А ведь он не только генеральный директор строительного концерна, а еще и президент финансовой компании, владеющей помимо всего прочего пакетом акций медиахолдинга, в который входит наш городской телеканал. Ты разве не знал? Ипатьев пожал плечами: он и в самом деле не знал об этом наверняка, кто-то однажды говорил об этом, но вспоминали не Артема, а его тестя Звягинцева. – С криминалом, по моим данным, Артем не связан, но зато находился в едва ли не дружеских отношениях с генералом Корнеевым, который несколько дней назад отбыл в столицу к новому месту службы. А Корнеев просто так ни с кем не дружит. Слышал про генерала Корнеева? – Не только слышал, я с ним даже встречался пару раз. Знаю еще, что благодаря… как бы сказать… дружбе с ним Инна Снежко сделала такую головокружительную карьеру. – А я с ним в одном отделе начинал, – весело доложил Гончаров, – в том же, где и сейчас несу службу. Но тогда я лейтенантом был, а он капитаном. Я на задержаниях, а он на конференциях и собраниях выступает. Потом его в городское управление перетащили. Теперь, по прошествии лет, я – майор, то есть уже даже подполковник полиции, а он – генерал-лейтенант и начальник управления в министерстве. – Я все знаю, даже то, что он сватал свою дочку Вику за моего друга Высоковского. Но Вовка в людях хорошо разбирается. Гончаров кивнул. И посмотрел за окно. – У тебя пятый этаж, последний, – произнес он. – До противоположного окна едва ли двадцать метров, да и крыша дома рядом. Не боишься? Надо бы шторы непрозрачные повесить для безопасности, хотя сейчас и они не защитят. Павел обернулся и тоже выглянул в окно, за которым был хорошо знакомый ему с детства двор-колодец. – Да кому я нужен? Однако Гончаров поднялся и задвинул оконную занавеску, сказав при этом: – Человек, который спит с чужой женой, менее всего думает о вечности. Потом он посмотрел на свои наручные часы, удивился, что уже почти четверть часа находится здесь. Не прощаясь, помчался к дверям. Только крикнул: – Увидимся! Он улетел, а Павел задумался над тем, что говорил Гончаров. Неужели он и в самом деле полагает, что известному тележурналисту грозит опасность, потому что он провел пару ночей со своей бывшей женой? И почему новоиспеченный подполковник считает, что имеет право давать советы, словно он самый близкий друг. Самый близкий друг – это Высоковский, который забегал сегодня. Или не забегал? Павел набрал номер и, услышав голос Светы, спросил: – Как добралась? – Не доехала еще, но вот-вот. – Не помню, как ты уходила. – А я не стала тебя будить, потому что ты очень сладко спал. – Высоковский не забегал утром? – Нет. – Значит, мне приснилось. Вроде и не особо пили вчера. – Я не особо, то есть совсем не пила, а ты целую бутылку виски. – Разве? – удивился Ипатьев. – Мне казалось, что две-три рюмочки, может, четыре, и все. Продолжая разговаривать, он прошел в спальню и увидел под столом пустую бутылку восемнадцатилетнего «Джемисона». – Надо же! – удивился он. – Я думал, что Николай Петрович коньяк предпочитал. – Я просто спустилась в буфетную и взяла первое, что под руку попалось. Наверное, на поминки было куплено. А может, Артем туда поставил. – Он пьет? – Нет, совсем не пьет. Но ты вчера об этом уже спрашивал. – А что я еще спрашивал? – Я не буду повторять. И вообще я уже приехала. Пока. Она оборвала разговор. Павел вернулся на кухню и попытался вспомнить минувшую ночь. Они выпивали, то есть это он выпивал, а Света пригубила лишь однажды, но потом пропускала, он произносил глупые тосты, разглагольствовал о чем-то, но о чем – не помнил теперь. Что-то проскальзывало в памяти, но теперь казалось каким-то бредом: будто он настойчиво выяснял – любит ли Светлана своего нового мужа. Она все время уходила от ответа, а может, это сейчас кажется, будто уходила, а на деле она все-таки что-то сказала, но что – теперь уж не вспомнить. И забывчивость эта была странной, потому что накануне он не чувствовал себя пьяным, да и пол-литра дорогого виски – не такая уж большая доза, чтобы наутро отшибло память. Да он весь день почти забыл, то есть помнил где был, с кем разговаривал и о чем говорил, но все содержание исчезло куда-то, словно его смыло в такую даль, откуда нет возврата. Теперь уже позвонила Светлана. – Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она. – Нормально. Только не помню, о чем говорили ночью… – Ты пытался выяснить: люблю ли я своего мужа. Тебя, видимо, это очень волнует, потому что ты все время об этом спрашиваешь. – Разве? И что ты ответила? – Ничего. Но я не поэтому звоню. Я забыла сказать, что папа тебе оставил наследство. – Он упомянул меня в завещании? – не поверил Павел. – Нет. То есть не знаю: оглашения еще не было. Папа попросил нотариуса, чтобы завещание огласили на пятнадцатый день после его смерти – дольше ждать по закону нельзя. Но он на словах распорядился… То есть попросил меня дать слово, что после его смерти я отдам тебе шахматный столик, за которым вы играли. И два креслица, на которых вы сидели. Я привезу сегодня твое наследство. – Ну раз так, то… – Он не договорил, а бывшая жена спросила кого-то: – Ванну приготовили, как я просила? С морской солью и лавандой? И сразу пошли гудки. Ипатьев вошел на парковку и увидел мужчину, стоящего возле черного «Гранд Чероки». Мужчина, сосед по дому, был старше Павла лет на пять, учился в той же школе. Они жили в одном доме, но почти не общались, и даже не из-за разницы в возрасте: еще будучи мальчиком, этот мужчина одевался изысканно – вернее, одевала его мама, а изысканным он был сам по себе. Он даже говорил изысканными фразами. Теперь на нем был светлый летний костюм и бежевые ботинки из мягкой кожи. Он сам шагнул навстречу и протянул руку для приветствия. – Добрый день. – Здорово, – ответил Павел и пожал протянутую ему руку, – что у тебя нового? – Докторскую защитил пару лет назад. А вообще у меня все новое, потому что мы с тобой в последний раз беседовали уж не помню когда. – Ну да, – вспомнил Ипатьев, – ты же врач. И зовут тебя Сева. Сосед посмотрел на него внимательно. – Как спишь? В смысле, со сном нет проблем? Много работаешь? Устаешь? – По-разному. А почему тебя это интересует? – Да потому что по виду ты мой клиент. Я же специалист по астеническому неврозу, что чаще всего называют неврастенией. По признанию коллег, я очень хороший специалист. У меня своя клиника… Ну, это громко сказано. Три кабинета всего плюс массажный, приемная… Но скоро будем расширяться… – Я понял, – кивнул Ипатьев, – вам нужна реклама. – Нет, – покачал головой сосед, – не нужна нам реклама: к нам клиенты в очередь стоят. Болезнь ведь распространенная. Неврастения возникает на фоне общего переутомления при физических или умственных нагрузках, при недостаточном сне, а еще при личной трагедии, при конфликтах с окружающими, из-за одиночества, опять же. Человек чувствует постоянную усталость, думает: дождусь отпуска, отдохну, и все пройдет. А после отдыха у моря бывает, что и ухудшение наступает. Ведь при лечении данного заболевания необходимо правильное сочетание физических нагрузок, отдыха, прогулок, положительных эмоций, лекарственных средств… – Я понял, но сейчас просто нет времени. – А времени никогда не хватает. Заболевание прогрессирует очень быстро: скоро начнешь все забывать. Поговорил с кем-то утром и к вечеру уже не помнишь, о чем говорил, да и вообще не помнишь, что встречался с кем-то. Очень скоро, если это уже с тобой не происходит, ты начнешь плакать при просмотре фильмов, песню какую услышишь – и вдруг сами собой слезы на глазах. – Ты, Сева, от меня этого никогда не дождешься. Я в жизни много чего повидал.