– Не буду спорить, но может наступить такое время, когда ты начнешь путать реальность с кошмарным сном. Один мой клиент уверял, что постоянно встречает на улице своего умершего отца… – Просто крыша поехала, – определил Ипатьев. – Так и опытные врачи думали. Но он был психически здоров, потому что и сам понимал, что такого быть не может. – У меня один знакомый тоже какого-то деда встречал, которого никто, кроме него, не видел. – Своего деда? – Нет, моего, – ответил Павел и, увидев лицо собеседника, объяснил: – Тот человек не знал, кого он видит, но, судя по описанию, это мой дедушка, который умер много лет назад в этом самом, то есть в нашем с тобой, доме. – Я даже помню, как твоего деда выносили и все жильцы во двор вышли, чтобы его проводить, – тихо произнес Всеволод, – подробностей не сохранил в памяти, потому что мне тогда лет восемь или девять было. – А я совсем этого не помню, – признался Ипатьев, – не могу мысленно представить своего деда – сохранилось какое-то воспоминание смутное. И все бы отдал, чтобы его повстречать. – Но все равно, как твой знакомый мог видеть его, если никогда в жизни не встречал? – удивился Всеволод. – «На свете много, друг Горацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам», – процитировал Ипатьев и похлопал собеседника по плечу. – Заскакивай как-нибудь в гости – полечимся народными средствами. Он шагнул к своей «Хонде», но вдруг вспомнил. – Сева, – обратился он к соседу, – случайно не знаешь, в каком случае принимают ванну с морской солью и лавандой? – Случайно знаю, – широко улыбнулся Всеволод, – при варикозе. – Спасибо за консультацию, – сказал Павел, – но мне пора. Он шел к своей «Хонде», а следом за ним бежал аромат тонких, вероятно, очень дорогих мужских духов. И, уже опустившись в водительское кресло, Ипатьев не выдержал и чихнул. Все и в самом деле, словно сговорившись, интересовались его здоровьем. – Вы давно на свежем воздухе были? – спросил админ Иванов, что было совсем глупо, как будто его начальник не с улицы пришел, а из подвала вылез. Прошкина не спрашивала, но посмотрела на него с жалостью и печалью. – У тебя усталый вид, Павел Валентинович, – с сочувствием произнес Ласкер, – отдохни несколько дней: мы и без тебя нормально справимся. – И ты туда же. Сегодня соседа встретил, он психотерапевт. Так сосед вообще говорит, что у меня неврастения с депрессией, и мне надо лечиться. – Провериться никогда не помешает, – подключился к разговору Медведев, – депрессия штука серьезная: башка болит, спать не можешь, нарушение потенции. – Медведев обернулся к Прошкиной, которая сидела с красным лицом и смотрела на столешницу секретарской стойки. – Леночка, ты не слушай наши разговоры. Мужики ничего умного сказать не могут. – А я и не слушаю, – прошептала Прошкина, чуть не заплакала и наклонилась еще ниже. – А вообще это выход, – перешел на шепот Ласкер, – возьми какую-нибудь красотку и махни с ней на рыбалку в Карелию на берег Ладоги. Я знаю местечко: домик, лодка, снасти, а главное – природа замечательная: сосны, скалы, тишина… А вечером банька: прямо из парной в озеро… Любой депресняк как рукой снимет. У тебя есть с кем поехать? Павел посмотрел на стойку, из-за которой был виден только светлый подрагивающий затылок. – Да я и не собираюсь. А если уж и ехать, то всем нашим коллективом, а то что получается: я отдыхаю, а вы вкалываете. Как-нибудь организуемся, разделимся пополам – одна половина коллектива выпускает программу, а в следующие выходные другая половина вкалывает. – Это я первым эту базу на Ладоге обнаружил, – начал выдавать подробности администратор Иванов, – а потом уж и Борьку туда притащил. Ездили мы туда без красоток, разумеется. А там познакомились, правда, но ничего нам не обломилось. Зато на лодке выходили в Ладогу, я запускал квадрокоптер, и он сверху смотрел, где косяк рыбы проходит. – Так и было, – подтвердил Ласкин, – в первый вечер почти ничего не поймали. А во второй при помощи дрона вышли на косяк сигов. Как раз вечерняя зорька началась – и мы за полчаса на двоих штук тридцать надергали. И они все калиброванные как огурчики в банке – каждый граммов на четыреста. – Ничего себе огурчики! – не поверил Медведев. – То есть ты утверждаешь, что вдвоем за полчаса двенадцать килограммов сигов вытащили? – Не за полчаса, конечно, – возразил Иванов, – а за час и не двенадцать кило, а десять. Полночи потом коптили. Копченый на ольховой стружке сиг – это, я вам скажу, такая закуска! Намного вкуснее лосося, хотя это тоже лосось, только с белым мясом. Ипатьев подошел к стойке, перегнулся через нее. – Не хотела бы поехать на рыбалку? Ты, я, Толя Медведев, маму твою возьмем. – Очень хотела бы, – ответила девушка, подняла глаза, посмотрела на Павла и улыбнулась смущенно. И тут же, словно испугавшись своей реакции, снова стала серьезной, вздохнула и сказала: – А у вас и в самом деле очень усталый вид. – Да вы что – сговорились все, что ли?! – не выдержал Ипатьев. Он закрылся в своем кабинете и начал просматривать отснятые ночью материалы. Первым шел сюжет о накрытом на окраине города подпольном борделе. Голые девушки с визгом пытались завернуться в простыни и прятали лица. Не скрывалась лишь высокая плотная негритянка, считающая, как видно, что ее и так никто не узнает. Она сидела перед оперативником, накинув на плечи чужой халатик, и смотрела в камеру. – Ду ю спик инглиш? – обратился к ней оперативник. Африканка кивнула и помахала камере мощной ладонью. Полицейский задумался и спросил: – По-русски понимаешь? Негритянка кивнула. – Тогда скажи, как ты здесь оказалась? – Я закинчила историчний за специальнистю наидавня история Украини. Але там велика конкуренция за фахом, тому мени довелося пити в бордель, тильки там мало грошей платят або взагали тикають[17]. – Ты по-русски можешь говорить? – спросил ее опер. – Конечно. Так даже лучше, потому что с этой мовой язык и весь мозг сломаешь… Я в Белой Церкви родилась, у меня в паспорте написано, что я украинка, а эти скоты меня сепаркой обзывали и все спрашивали: давно ли я из шахты вылезла… Павел промотал на следующий сюжет: наркодилера поймали на закладке, и тот сказал, что не знает, что это за порошок, но принадлежит он его теще, а сам он решил его надежно спрятать ей назло… Снова включилась негритянка. – И много у тебя клиентов? – спросил опер. – Очень, – устало вздохнула афроукраинка, – за неделю в очередь записываются: я же всем сказала, что я – вице-мисс США. В борделе задержали и клиентов: главу муниципального образования, члена городской комиссии по топонимике и безработного узбека. В другом сюжете на пригородной трассе за значительное превышение скорости задержали «БМВ» родстер, за рулем которого находилась пьяная двадцатилетняя помощница депутата Государственной думы. Девушка материлась в камеру и орала, что всех уволит. Обычная ночь без сенсаций и резонансных преступлений… Да и день начался скучно, без особых происшествий. Только во время обеденного перерыва взяли нового директора департамента инвестиций. Ему передали кейс, в котором лежали десять пачек по полмиллиона. Директор по инвестициям объяснил, что этот кейс ему подарили на День города месяц назад, но позабыли вручить. И о том, что в нем находятся деньги, он не знал. – Но вы же открыли и пересчитали пачки, – напомнил ему оперативник ФСБ. – Кто – я? – удивился чиновник. – Ну да, открыл. Надо же было проверить, какой портфель внутри и сколько там отделений и кармашков. Открываю и глазам не верю – там деньги! Или не деньги? На всякий случай решил пересчитать… А тут и вы навалились. А разве я что-то нарушил? Если нарушил, вы скажите что. Я штраф заплачу: вы скажите сколько… Так, как-то сам собой сложился дневной выпуск информационной программы. Глава пятая Он встретил ее на парковке, достал из «Бентли» шахматный столик и потащил его к дому. Света шла следом, неся в сумке через плечо большую сумку с коробкой, в которую были упакованы шахматные фигуры. Подошли к парадной, и Павел поставил столик на асфальт. – Тяжелый? – спросила Светлана и тут же призналась: – Я бы не донесла. – Не такая уж и тяжесть, – сказал Павел, – он из мангового дерева, но шахматное поле тяжелое – изготовлено из белого нефрита и турмалина. – И коробка с фигурами у меня в сумке тоже тяжелая, – вздохнула бывшая жена. Она даже попыталась присесть на столик, чтобы передохнуть, но Павел отстранил ее. Он снова взял в руки подарок, вошел в подъезд и продолжил разговор. – Фигуры изготовлены из черного сапфира и лунного камня. Вырезаны из цельных кусков, а потому сами по себе достаточно ценные. – Папа потому и ставил столик на ковер на случай, если фигурка упадет на пол, не раскололась, – звучал за его спиной голос бывшей жены. – Один слон уже падал, и у воина, который на нем сидит, откололся колчан со стрелами… Николай Петрович отдал фигуру слона специалистам, и теперь там даже шва не видно. Твой отец всегда говорил мне, что, когда его не станет, шахматы достанутся мне. Ипатьев вспоминал и не понимал, зачем он говорит о каких-то не нужных ни ему, ни ей мелочах – сейчас, когда он похоронил самых близких людей и она – отца. Такие страшные утраты! А они о какой-то ерунде. – Николай Петрович так говорил, будто считал, что я мечтаю стать собственником и шахматного стола, и фигур.