– Он ведь не думал, что мы с тобой разведемся, – напомнила Света. – Я тоже не думал, – признался Ипатьев, – просто тогда программу закрыли, у нас с тобой какая-то размолвка… так навалилось все сразу, что вообще и думать, и дышать не мог… Мне казалось, что я тебе лучше сделаю, избавляя от себя. – Он вдруг вспомнил соседа, который ему утром на парковке говорил что-то о неврастении, – какая-то недооценка, самобичевание… короче, чушь всякая, а я запереживал. – Да я тоже хороша была, – вздохнула Света, – не стала за тебя биться. Но ты сам признался, что изменил мне, и я поверила. Надо было разобраться тогда, и все теперь было бы иначе… Они поднялись до четвертого этажа, и Ипатьев решил остановиться, чтобы перевести дух. – А сейчас чего приезжаешь? – поинтересовался он. – Сейчас я привезла тебе наследство своего отца, – ответила бывшая жена, – подниму, оставлю тебе шахматы и поеду обратно… Если, конечно… Он промолчал. – Артем тоже рассматривал эти шахматы. Он даже сказал, что они могут стоить весьма и весьма прилично. Даже приблизительную стоимость назвал. Но Артем не оценивал их с точки зрения художественной или исторической ценности. Он просто знает стоимость камней, из которых изготовлены фигуры. Наконец они поднялись на последний этаж, остановились у двери квартиры. В щель у косяка был вставлен согнутый лист бумаги. Павел достал его и развернул. Там был номер телефона и короткая приписка: «Позвони мне. Всеволод». – Кто это? – спросила бывшая жена. – Сосед-психотерапевт, – ответил Ипатьев, открывая дверь, – Всеволодом зовут. Фамилию его не помню, но сегодня на работе решил проверить, насколько он известен. Искал по имени: оказалось, такой только один в городе. Сравнил его фото с оригиналом – кажется, он. Оказался весьма авторитетным специалистом. – Если это Всеволод Мухортов, то он действительно очень хороший врач. Он к маме приезжал недавно. То есть он даже несколько раз приезжал. Еще папа был жив. Этот Всеволод сказал, что маме неправильно поставили диагноз, у нее не болезнь Пика… И он ею займется. Папа пообещал в случае успеха спонсировать его клинику… Они зашли в квартиру, не останавливаясь, проследовали в гостиную. Павел поставил столик. Опустился на диван и спросил: – Твой Артем в шахматы играет? – Нет. Он сказал, что в курсе, как ходят фигуры, но не знает ни стратегии, ни комбинаций, а потому не играет. Но он долгие годы играл по интернету в монополию. Говорил мне, что даже деньги там выигрывал. Небольшие, но они ему помогали в студенческие годы. А еще он завел через эту игру нужные знакомства среди американских финансистов. Как оказалось, там в эту игру рубятся не только дети… Хотя дети как раз почти не играют в монополию, а вот служащие банков, биржевики, брокеры это дело любят… А еще у Артема великолепное знание английского. Правда, англичане принимают его за американца. – Сколько достоинств у одного человека, – усмехнулся Павел. – А еще он играет на «Форексе». Как-то за завтраком встречаемся и я спрашиваю, не надоело ли жертвовать сном, чтобы сидеть ночами и смотреть, как на экране котировки скачут. Но он ответил, что хоть и не спал эту ночь, зато заработал сорок шесть тысяч швейцарских франков: вовремя скинул японские иены. К тому же через день американский центробанк почти наверняка поднимет базовую ставку, и тогда можно будет хорошо поднять на новом кросс-курсе между франком и долларом. – Погоди! – остановил бывшую жену Ипатьев. – Вы что, вообще не спите вместе в одной кровати? – Я же тебе говорила: у нас отдельные спальни, даже на разных этажах. У него там спальня, кабинет, тренажерный зал, сауна… – И поэтому ты ко мне зачастила, – не мог успокоиться Павел. – Ну, во-первых, не зачастила. Во-вторых, я приехала, чтобы поддержать тебя в трудный момент жизни. Ты как-то изменился внешне… – Что во мне изменилось? Рога, что ли, выросли? – Нет, но ты какой-то нервный стал. Раньше всегда гладко выбритый, одетый с иголочки, а сейчас у тебя щетина, я когда тебя на экране увидела после долгого перерыва – подумала, что ты пьешь… то есть выпиваешь часто. Да и не я одна так подумала. Захотелось поехать и проверить – ведь ты мне не чужой. – Я часто выпиваю? – удивился Павел. – Тебя это так взволновало, что ты сразу рванула ко мне с бутылкой коньяка, а потом еще приехала с бутылкой виски… Что у тебя в сумочке на сей раз? Бывшая жена пожала плечами, как будто она не знала, каково содержимое ее сумочки, потом улыбнулась, изображая невинную скромницу, и быстро ответила: – У меня там виски. Ипатьев опустился на диван и выдохнул. Увидел рядом с собой листок, который вынул из дверной щели. Взял мобильный и набрал номер. – Сева, это Ипатьев. Ты в шахматы играешь? Нет? Но все равно заходи, выпьем виски. И не пьешь? А как же ты живешь тогда? Наверное, в монополию по интернету играешь? Ладно, все равно заходи. Я буду пить виски, а ты закусывать… Это я к тому, что у меня и закусить-то нечем. Так что прихвати что-нибудь на зуб положить. Павел закончил разговор и посмотрел на бывшую жену. – Я слышал, что Карпенко приезжал на поминки? Светлана не спешила отвечать, словно раздумывая, стоит ли вообще говорить об этом. И наконец призналась: – Приезжал, но за столом со всеми не сидел. Мама вышла к нему, и они долго разговаривали. – Насколько долго ее хватило? – С полчаса, вероятно, они беседовали. Я время не засекала. – То есть она вполне адекватно говорила с человеком, с которым был в ссоре ее муж. – Они постояли у могилы, потом ходили по дорожкам и беседовали, – вспоминала Светлана, – я с балкона видела. А о чем они говорили, не знаю. Но папа с ним когда-то очень дружил: они учились вместе. Папа называл Ивана Ивановича запросто Карпом, а иногда комитетчиком, потому что Карпенко был председателем… или секретарем комитета комсомола. Мама до сих пор смеется, когда вспоминает, как Константин Михайлович ратовал на каждом собрании за перестройку и гласность. – Она до сих пор это помнит? Бывшая жена не ответила ему. Она прислушалась. – Кто-то по лестнице сюда поднимается, – сказала она. И тут же раздался звонок в дверь. Мухортов вошел в квартиру, распространяя вокруг себя едкий древесный запах дорогого парфюма. Вероятно, он только что побрился. Всеволод принес оливки, фисташки и сыр. Предупредил сразу, что не пьет вовсе. – Тогда будешь играть в шахматы, – предупредил его Ипатьев. Всеволод стал отказываться, но, когда увидел фигуры, удивился: – Откуда такая роскошь? Посмотрел на Светлану и удивился своей наивности: – Мог бы не спрашивать. – Всеволод Алексеевич, – обратилась к нему бывшая жена Ипатьева, – я все-таки не поняла, мы долго беседовали у нас дома, но я, видимо, такая тупая, что до сих пор переживаю и сомневаюсь: мою маму можно вылечить? Психотерапевт посмотрел на потолок и сразу ответил: – Нет, вылечить ее нельзя, потому что невозможно вернуть молодость, сделать пожилого человека снова молодым и здоровым. Вам тяжело это сознавать, да любому было бы тяжело. Но ваша мама выглядит прекрасно: ей под шестьдесят – не будем уточнять сколько, но я не дал бы ей больше сорока пяти. Да и никто не дал бы… Многие и в сорок пять так не выглядят. А потому наблюдать, как молодая по виду женщина ведет себя как старуха, находящаяся в глубокой деменции, особенно неприятно и больно. Изменить природу я не в силах. Однако можно снизить количество приступов, которые случаются с ней постоянно… Павел расставил фигуры, смотрел на шахматное поле и слушал, как его бывшая жена и сосед разговаривают о здоровье его экс-тещи. Беседуют так, словно в квартире нет никого, кроме них: нет Павла с его интересами и вопросами. Неожиданно Мухортов подвинул стул к шахматному столику и двинул вперед пешку. – C2 на C4! – удивился Ипатьев. – Английское начало. Ты что, меня за дурака держишь? Ты же говорил, что не умеешь играть. – Я ответил, что играть не буду, но не сказал, что не умею, – напомнил Всеволод. – Я отвечаю пешкой на E5, – обрадовался Павел, – ну вот, ты конем на C3? И я хожу конем… как говорит теория: дракон в левой руке… а вот мы переходим к системе трех коней. Продолжаем или сразу соглашаемся на ничью? – Пусть остается позиция, – кивнул психотерапевт, – но я хочу сказать, что с твоим личным диагнозом я, возможно, ошибся, потому что люди с астеническим неврозом не играют в шахматы – их вообще мало что интересует. Поэтому, если ты следователь или журналист, то не сможешь работать по специальности: как ни бейся, результат будет равен нулю. Но есть профессия, которая как будто специально создана для того, чтобы ее представитель распутывал самые сложные преступления. Удивительно только одно: эта профессия на виду, но ни один писатель не сделал из такого профессионала блестящего детектива, способного разобраться в сложнейших преступлениях. – Я поняла, – не удивилась Света, – вы говорите о своей профессии. Но уже есть книга, где главный герой психиатр, распутывающий преступление. И вообще там трилогия, а «Молчание ягнят», если вы именно этот роман имели в виду, – уже вторая книга о женщине-психиатре. – Психотерапевте, – уточнил Сева. – Кларисса Старлинг, так зовут главную героиню в «Молчании ягнят», где появляется психически больной преступник. – Ерунда! – рассмеялся Павел. – «Красный дракон» Томаса Харриса – тот первый роман про Ганнибала Лектора… Вернее, не про него. Ганнибал Лектор вообще-то эпизодический персонаж из второй книги трилогии. Там были персонажи, занимающиеся расследованиями, и вот они являлись профессиональными психиатрами… Мы со Светой когда-то вместе читали эту трилогию. Вот уж не думал, что есть такие люди, то есть такие дураки вроде нас, которые собираются по вечерам за шахматным столиком, наливают виски в наперстки и беседуют о литературе. – Мы беседуем не о литературе, – поправил Ипатьева сосед, – мы говорим о том, кто мог бы стать следователем, а кто преступником, убийцей. Вот ты, Паша, можешь быть и тем, и тем. А Светочка – идеальная жертва… – Не говори глупостей! – не выдержал Павел. – Мы просто играем в шахматы. И за тобой ход, кстати. – О! Я уже вижу блеск в глазах, – обрадовался Всеволод, делая ход конем, – жизнь опять увлекает тебя, Паша. Ты можешь спорить со мной сколько угодно, но все равно я остаюсь при своем убеждении: только специалист по душевной организации может понять порывы и устремления определенной человеческой личности. Понятно, что причиной любого преступления является нажива, а может быть, месть или ревность… – Мухортов разошелся, и его уже невозможно было остановить. – Я, конечно, примитивные вещи скажу, но расследование любого преступления начинается с выяснения того, кому оно было выгодно. Кому, вы меня простите, Светлана, ну кому было выгодно убийство вашего отца? Кто главный выгодополучатель? Кому по завещанию достанется все или значительно больше других? Простите, если я своим вопросом коснулся семейной тайны или… – Пока больше всех получил Павел Ипатьев, – ответила Светлана, – вот этот шахматный столик, а еще два креслица к нему, не считая шахматных фигур. Но одни эти фигуры стоят не менее двухсот тысяч долларов. Так сказал мой муж, а он в камнях разбирается. А если продавать с аукциона, то цена может увеличиться в несколько раз. А вместе со столиком… – Артем и в камнях разбирается? – удивился Ипатьев. – То есть ты говорила раньше, но мне кажется, что у него слишком много достоинств. – Он очень образованный человек, – ответила Светлана, – потому что он не тратит время впустую. – Ладно, я закрываю тему, – сказал Всеволод, – я понимаю, что влезаю в вашу жизнь, в чужие дела… – Так вся желтая пресса уже вовсю обсуждает, кому капиталы и бизнес Звягинцева достанутся. Где-то пишут, что я – главная наследница, где-то сообщают, что Артем – преемник строительного магната. За мной пытались следить, куда я езжу, чтобы понять, есть ли у меня любовник. Но попытки были сразу же пресечены. Кто-то понял вежливые слова, кому-то потребовались дополнительные меры убеждения… Но мы не торопимся оглашать завещание. Хотя мне это не важно, потому что я знаю текст… Знаю только я, и никто больше. – Понятно, что вы главная наследница, потому что вы – родная дочь, – произнес психотерапевт. – Нет, я не главная наследница, – покачала головой Светлана, – и не Артем, который вообще ни на что не претендует, и не мама… – А кто? – удивился Павел. – Ты же говорила… – Все вроде поменялось. Ты потом узнаешь. А может, и не узнаешь, потому что мы не захотим об этом говорить.