Часть 33 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он закончил разговор и посмотрел на Гончарова.
– Ты мне можешь объяснить, что такое сегодня произошло?
– Так я пытаюсь. Насколько я понимаю, Следственный комитет получил от кого-то твою фотографию с перстнем. Этот кто-то вхож в ближний круг Звягинцевых, раз смог добыть старый снимок. Вряд ли посторонний человек или нанятый хакер будет взламывать аккаунт Звягинцева, чтобы вытащить оттуда ничего не значащую фотографию. Кто-то из следователей встретился с твоей бывшей женой, и она подтвердила подлинность снимка, узнала перстень и сообщила, что ее отец подарил его тебе.
Павел молчал, потому что не ожидал от бывшей такой подлости. С другой стороны, ее спросили, и она ответила. И вряд ли разговор со следователем был у нее сегодня – скорее всего, вчера. Вот почему вчера она просила о встрече, чтобы поговорить о чем-то важном.
– Но мне-то что теперь делать, – обратился он к Гончарову, – меня обвиняют в убийстве?
– Никто тебя пока ни в чем не обвиняет. Некий следователь только подозревает тебя, а улик для того, чтобы тебя задерживать, у него нет. Утром я связался с твоим приятелем Фроловым и задал ему пару вопросов. Сергей Сергеевич сообщил, что вчера было оглашено завещание, но Светлана Николаевна, судя по всему, знала о его содержании и раньше. Все дело в том, что почти все состояние достается организованному Николаем Петровичем благотворительному фонду, распорядителем которого он назначил Ипатьева Павла Валентиновича.
– Меня? – не поверил журналист.
– Именно тебя, а потому, сам понимаешь, какие выводы можно сделать о причинах убийства строительного магната. Мне кажется, что Егоров знает о завещании, Светлана Николаевна просветила. Может быть, она сообщила, что у вас с ее отцом были странные отношения: ты поставлял ему любовниц, наговаривал на дочь, сочиняя всякие небылицы, чтобы поссорить двух самых близких людей.
– Нет, – не поверил Ипатьев, – такого не может быть. Она и без завещания очень состоятельная женщина. Да и Елене Ивановне муж наверняка оставил на жизнь немаленькую сумму. Мне кажется, что в смерти Николая Петровича больше всех был заинтересован новый муж Светки.
– Возможно и такое, – согласился майор полиции, – но Егоров сделал иные выводы. Очевидно, он учел и другие обстоятельства. Я, например, много думал о недавних убийствах этой гопоты: наркоманов, уличных грабителей. Тот, кто застрелил их, – очень хладнокровный человек, имеющий опыт убийств. Но я как-то уже говорил тебе об этом. Я ознакомился с твоей биографией, которую ты почему-то от всех скрываешь. Даже то, чем принято гордиться: ты участвовал в кавказской войне. Тебя даже наградили. И что удивительно: заместителем командира роты, в которой ты проходил службу, был капитан Фролов Сергей Сергеевич – тот самый, который уже не один год возглавляет службу безопасности Звягинцева, хотя экономической безопасностью там заведуют другие специалисты, а Сергей Сергеевич обеспечивал физическую защиту. И такая недоработка!
– Всякое случается. Но к чему ты это?
– Просто сопоставил. Скажи мне честно: это Фролов тебя познакомил со Светланой? Сказал, что у босса молоденькая симпатичная дочка имеется, организовал вашу встречу, когда ее родители убыли в очередной отпуск…
Ипатьев усмехнулся и покачал головой:
– А что в этом особенного?
– Да ничего, конечно. Тебя комиссовали, и ты даже на вступительные экзамены приходил с палочкой. Снежко об этом вспомнила, а я это знал. Тебя комиссовали, Фролова тоже. Вы с ним и в госпитале вместе лежали. Фролов был заместителем командира, дочь которого теперь у тебя в редакции работает. Потом капитан Прошкин погиб, Фролов стал исполняющим обязанности. Но вдруг прислали другого. То есть должны были прислать, а Сергей, узнав об этом, решился на авантюру. Якобы из агентурных источников ему стало известно, где находится лагерь террористов, и он решил на него напасть, не предупредив начальство.
– Он предупредил, но ему не поверили, сказали, что его данные не подтверждены ни с воздуха, ни с земли.
– Так вот, – продолжил Гончаров, – Фролов взял с собой всех бойцов.
– Меньше взвода, – поправил Ипатьев, – двадцать пять человек, если быть точным.
– Пошел к тому лагерю и угодил в засаду. Потерял почти весь личный состав. Вернулся с двумя ранеными бойцами и попал под арест. Потом его решили не судить, но из армии поперли. Мне также сообщили, что одним из его выживших бойцов был популярный ныне тележурналист, который прикрыл своего командира, и потом в госпитале ему удалили простреленное легкое. А второй боец – его нынешний коллега Анатолий Медведев.
– Все не так было. Никакой засады: просто столкнулись на перевале с их бандой. Началась перестрелка. У нас сразу несколько раненых, в том числе и капитан Фролов. Сержант Медведев был легко ранен, он и скомандовал отход. А сам остался прикрывать. Я со своим пулеметом вместе с ним. А Фролова не судили, потому что там и в самом деле был лагерь гелаевцев. А мы с Толиком вели бой больше трех часов. Если честно, то я один отстреливался, потому что Медведева сразу еще раз ранили. У меня были четыре ленты для ПКМ[24]. Три магазина для «калаша» у Толика еще остались, восемь гранат. Когда мой запас уже закончился и я взял последнюю гранату, чтобы ею и себя и Медведева, прилетели наши вертушки. Все как в советском фильме. Только вот Гелаев ушел тогда, но уже позже нарвался на бойцов. Не на спецназ ГРУ, как мы, а на обычных пацанов, которые его и завалили. За разгром лагеря Гелаева один генерал стал Героем России, несколько офицеров получили ордена Мужества. Погибшие наши ребята по медали посмертно…
– А тебе орден Мужества, – проявил свою осведомленность Гончаров. – Говорят, что ты в том бою полсотни боевиков положил. Только я подозревал тебя не потому, что ты любого врага можешь без зазрения… Твоя «Хонда» была у кафе «Жуда мазали», и ты засветился на камерах. А через пару часов был застрелен Олжас. В другой раз убили Бирку, но ты и не скрывал, что хотел встретиться с ним, а потом ты обнаружил труп. Следующими были два наркомана в гараже… тут уж вообще тебе не отвертеться. Я делал все, чтобы никто не мог тебя заподозрить. Пистолет далеко прячешь?
Павел подумал, а потом кивнул.
– Рядом совсем… У соседей. Отдал им коробку с вещами бабушки будто бы на хранение.
– Отдай пистолет мне. Я верну – честное слово. Только боек спилю, чтобы не повадно было с его помощью порядок в городе наводить. Это ведь и в самом деле вальтер?
Ипатьев кивнул.
– Тем более что это память о дедушке. Такую вещь нельзя терять. Но и стрелять по людям тоже нельзя.
– Я по преступникам стрелял.
– А кто назвал их преступниками? Суд? Нет, ты сам вынес им приговор. А на основании какой статьи ты приговорил их к высшей мере? У нас ведь мораторий на смертную казнь. Я так и подумал, что этих уродов мочит человек спокойный, хладнокровный, уверенный и умеющий убивать. Решил проверить тебя… И не только биографию. Проверил камеры уличного наблюдения возле мест, где совершались эти преступления. Ты всегда был рядом, а таких совпадений не случается.
– Сдашь меня?
Гончаров пожал плечами, как будто еще не принял решения, а потом сказал:
– Нет, – и спросил тут же: – Значит, с дочкой Звягинцева тебя Фролов познакомил?
– Не познакомил, но способствовал. Потом, когда Николай Петрович просил свою спецслужбу проверить меня на вшивость, Серега сказал, что я из его роты, участвовал в том бою и даже спас ему жизнь, и не только ему… После чего Звягинцев и стал ко мне относиться иначе. Он и Фролова к себе приблизил не просто так. Кто-то ему рассказал, что героического капитана спецназа турнули из армии после того, как он подвиг совершил. Звягинцев постарался как-то исправить несправедливость и приблизил Серегу.
Гончаров молча кивнул, словно не ожидал ничего другого, а потом спросил:
– Ты звонил сегодня Мухортову? Его ты спрашивал о шахматах, о дорогих напитках?
Павел кивнул.
– Ты его познакомил со своей бывшей женой? И как давно это было?
– Несколько дней назад мы встречались. Он зашел ко мне, а тут заскочила Светка.
– А до этого они не встречались?
– Встречались: он консультировал мою бывшую тещу, у которой с головой не все в порядке. Со Всеволодом мы прежде не общались. Были знакомы, потому что в одном доме живем… Жили. Но Сева старше, он всегда дорого одевался, у него были красивые девушки. Я думаю, что он и тогда был перфекционистом, он всегда хотел быть лучшим, совершенным. Но жизнь, как мне кажется, обломала его. У него тот же автомобиль, что и десять лет назад, он проживает в квартире, доставшейся ему по наследству в непрестижном доме, у него небольшая клиника, и он радуется, что наконец-то его статью опубликовали в журнале Кембриджского университета.
– Это уже достижение, – возразил полицейский, – но только он не проживает с тобой в одном доме. А вообще, у твоего бывшего соседа в собственности шикарный пентхауз, последняя модель «Мерседеса» и клиника самая известная в городе, а прием у него стоит столько, что разве что такие, как Звягинцевы, могут к нему обращаться.
– И что?
– Я проверял, откуда мог стартовать беспилотник, который стрелял в твое окно, но так и не выяснил: пролеты каких-то были зафиксированы на уличных камерах, но все не отсюда. Тогда я предположил, что дрон был запущен из этого дворика. И твой сосед оказался первым на подозрении. Потом всплыл факт его знакомства с твоей бывшей женой. Причем знакомы они давно – лет десять, наверное.
– То есть мы с ней еще в браке состояли?
– Так и есть. Но ты об этом даже не догадывался. Вы развелись, потом она снова вышла замуж, а с твоим соседом продолжала встречаться. Муж знает, что у нее есть любовник, наверняка в курсе, кто это, но терпит. Но теперь, вероятно, Артем Петрович с ней разведется.
– Трудно поверить. Но ведь Всеволод знал, что она приходит ко мне и мы с ней…
– Знал, конечно. Но его это даже не волнует. Я думаю, что он ее и не любит и ему плевать, с кем она и где чем занимается. Насчет ее чувств уверенности нет, может, и она относится к нему так же. Но что-то связывает их. Твой бывший командир признался мне, что был свидетелем того, как Звягинцев отчитывал ее за что-то, и это ее веселило. Он в бешенстве, а Светлана хохочет. А потом она послала его – своего отца, повернулась и пошла. Это нормально? Она и при тебе такой была?
Ипатьев пожал плечами. Говорить на эту тему ему не хотелось.
Но Гончаров продолжил:
– Причину того бешенства Звягинцева Фролов не знает точно, но помнит, что Николай Петрович кричал, что, если ей нужны были деньги, она должна была попросить, а не воровать его вещи. Может, он имел в виду перстень, который она не продала, а подарила Мухортову?
Полицейский смотрел на Павла, а тот глядел в окно.
– Я тебе советовал установить камеры наблюдения, – продолжил Гончаров, – ты этого не сделал, а я установил. Так вот вчера к тебе приходила бывшая жена, которая не хотела быть опознанной. Она открыла дверь ключом, вошла внутрь и пробыла в твоей квартире чуть более трех минут, после чего удалилась.
– Мне Мухортов сказал, что встретил женщину, похожую на Светлану… Но потом понял, что ошибся.
– Сказал, потому что проверял, может, ты об этом и сам от кого-то узнал. А приходила она, чтобы подбросить перстень. Узнала, скорее всего, от следователя, что это главная улика, и подбросила. Все равно ей его вернули бы.
– А Мухортов тогда приобрел беспилотники?
– Твой сосед будет все отрицать. Но мы ему очную ставку с продавцом устроим. Твой подчиненный наверняка опознает его. Тем более что свидетель Иванов сообщил не только некоторые приметы, но и то, что от покупателя пахло дорогим парфюмом. А если он и не опознает, то мы попросим нашего уважаемого психотерапевта сказать пару слов. Бывает так, что внешность не запоминается, а голос врезается в память, особенно такой, как у твоего перфекциониста Всеволода. Пациентки, вероятно, тают, когда он им что-то говорит.
– Нет, – покачал головой Павел, – даже если Сева признается в том, что купил два беспилотника, он скажет, что потерял их или продал случайному знакомому, координаты которого не знает. И перстня этого в глаза не видел.
– Согласен, – кивнул Гончаров, – будем ловить его на другом. Есть, конечно, проверенный веками способ. Ты ему позвонишь и скажешь, что тебя подозревали в убийстве бывшего тестя, но сейчас все подозрения сняты. Но все равно тебе не по себе, и ты хотел бы встретиться с ним, распить бутылочку хорошего коньячка, поговорить, излить ему душу, потому что больше некому. Он придет и постарается тебя напоить…
– Меня напоить? Всеволод? Это утопия!
– Вряд ли он подсыплет тебе в бокал некую субстанцию, как Сальери Моцарту. Но снотворное подкинуть может и попытается усадить тебя возле открытого окна…
– И с крыши кто-то в меня выстрелит?
– Типа того.
– Но ему надо будет очень быстро найти того, кто согласится это сделать.
– А у него уже есть такой человек. В свое время твой партнер по шахматам помог отмазаться от пожизненного срока криминальному авторитету, на совести которого было убийство двух человек. Мухортов организовал экспертизу, которая помогла переквалифицировать умышленное убийство в убийство, совершенное лицом, находящимся в состоянии аффекта, вызванного долговременным нахождением в угнетенном состоянии после психотравматического этого самого… Короче, опытный врач знает, что надо писать. В результате убийца получил два года, но до суда он почти год провел в лазарете следственного изолятора, и его выпустили в зале суда. Он обязан вашему соседу всем и помнит об этом. И еще: они изредка, но встречаются, созваниваются чаще.
– Я все понимаю, – сказал Ипатьев, – но как вы это представляете – в комнате горит свет, мы сидим за столом, выпиваем, а в меня стреляют с крыши дома?
– Так, но не совсем. У нас есть наработки, специалисты имеются. Есть Ашот Манукян.
– И все-таки я не верю, – покачал головой Павел. – Быть такого не может, чтобы мой сосед, которого я знаю всю жизнь, желал бы моей смерти. Чтобы еще Светка вступила с ним в сговор? Она, конечно, с тараканами, но чтобы задумывать убийство…
– Вполне возможно, что Мухортов обошелся бы без твоего убийства, если бы можно было без него обойтись, но без этого никак. И все спланировал не он, а именно твоя бывшая жена. А Всеволод просто самый близкий ей человек, которому она, как ей кажется, может довериться и на которого можно положиться. Он врач, и диагноз твоей теще ставил тоже он. Причем все говорят, что она то нормальная, то ее заносит. Предполагаю, что дочка ей подсыпала что-то, рекомендованное Мухортовым: не лекарство, а какую-то хрень, от которой у нее сносило крышу. Да и тебе, как мне кажется. Тоже подсыпали в алкоголь, который она приносила. Помнишь, ты рассказывал?
– Было такое, – признался Ипатьев. – Как раз после встречи с ней. Вдруг мне кажется, что друзья заходили. Спрашиваю Светку, а она говорит, что никого не было. Потом, просыпался утром, а на часах не утро вовсе, а послеобеденное время. И разбитым себя чувствовал постоянно: на работе все говорили, что я плохо выгляжу. Так и Звягинцев тоже перед смертью все время видел какого-то старика: выходит, у него не просто так галлюцинации были… Но чтобы заказать родного отца… Хотя она знала, что он ей не родной.
– Как? – удивился Гончаров.
– А вот так, – объяснил Павел. – Так сложилось. Настоящий ее папа – Карпенко, про которого ты наверняка слышал. Светка даже подъезжала к нему, мол, я знаю, что мы с вами – самые близкие друг другу люди. И все это на глазах Звягинцева. Зачем надо было Николая Петровича убивать? Он ведь ей ни в чем не отказывал.