Пожимая мне руку, он внезапно замирает, и выражение его лица меняется. — Верно, — киваю я ему, — мы уже раньше встречались. Я принимал участие в расследовании гибели Ясмин. Он кивает и еще какое-то время не опускает взгляда. — Вы же хотели поговорить со мной и моей мамой? — уточняет Казимир. — Да, — подтверждает Манфред. — Если вы не возражаете. — Она в библиотеке, — говорит Казимир. — Я вас провожу. Он поворачивается к Тому. — Мы закончили? — Разумеется, — отвечает Том. — С договорами мы можем разобраться завтра. Том надевает куртку и кивком прощается с нами, прежде чем скрыться за дверью. Мы следуем за Казимиром по комнатам — старый паркет скрипит, но ковры, такие толстые, что на них можно было бы спать, заглушают наши шаги. Наконец мы в библиотеке. От пола до потолка все пространство занимают белые полки. Из центра ажурной лепной розетки на потолке свисает гигантская хрустальная люстра. Я оглядываю полки: книги, конечно, там присутствуют, однако большинство пустует. Повсюду расставлены фотографии, небольшие фигурки и вазы. Амели де Вег сидит за столом, склонившись к экрану ноутбука. Волосы у нее короткие, курчавые и белоснежные, фигура коренастая, а улыбка дружелюбная, но немного настороженная. Представившись, мы садимся в кресла по бокам маленького круглого столика, стоящего у дальней стены. — Кофе? — осведомляется хозяйка. — Или, быть может, чаю? — Благодарю, — отвечает Манфред. — Мы не надолго. Амели кивает, рукой поглаживая жемчужное ожерелье, которое покоится на морщинистой коже в вырезе ее платья. — Так чем мы можем быть полезны полиции? — Как я упоминал в нашем телефонном разговоре, некоторое время назад в море неподалеку от Королевского Мыса были обнаружены останки молодой женщины, — беру я слово. — Они долгое время пролежали под толщей воды. Вероятно, около двадцати лет. Казимир бросает взгляд на нас, а следом — на мать. Она же складывает руки на коленях, встречается со мной взглядом и затем коротко кивает. — И теперь вы считаете, что это Ясмин Фоукара? — Нет, — говорю я. — Это не она, судебный эксперт уверен. Женщина, чьи останки обнаружили в море, была на десять сантиметров ниже Ясмин — около ста пятидесяти пяти сантиметров. К тому же она родила как минимум одного ребенка. Амели медленно качает головой. — Но если это не Ясмин, я не совсем понимаю, чем смогу вам помочь, — произносит она. — Эта женщина родом из Латинской Америки, вероятнее всего — из Колумбии. — Вот как? — Амели теребит гербовый перстень на левом мизинце. — Я все еще не вполне понимаю вас, — повторяет она в искреннем смущении. — До нас дошла информация, что в тот год, когда исчезла Ясмин, у вас в доме работала помощница из Колумбии, — поясняет Манфред. Амели несмело улыбается. — О, теперь понятно. Да, все верно. Но она сбежала. — Сбежала или пропала? — уточняю я. Амели неопределенно пожимает плечами. — Кто знает? Однажды вечером она просто исчезла. Собиралась печь булочки. Но когда домой вернулись Казимир и мой муж, они уже превратились в угольки, а ее и след простыл. — Почему же вы не заявляли об ее исчезновении? — спрашиваю я. Амели разводит руками и поднимает глаза к потолку. — Господи боже. Мы же считали, что она убежала по собственной воле. Ее вещи исчезли, и вообще — такое поведение типично для этих девушек. Одни уставали. Другие встречали какого-нибудь парня. Третьи возвращались домой, к семье. Я и не вспомню уже, как они выглядели или как их звали. — Кстати, раз уж о этом зашла речь, — вклинился Манфред. — Как звали эту девушку? Амели, упершись взглядом в колени, смеется и качает головой. Потом тянется к пачке сигарет, которая лежит на столе, достает одну и прикуривает. — Не помню. Как я уже сказала, в те годы они часто менялись. — Вы серьезно? — удивляюсь я. — Вы не можете вспомнить ее имя? — Нет, но можно поднять мои старые записи, если хотите. Я могла где-то упомянуть и ее. Амели аккуратно стряхивает пепел в фарфоровую пепельницу. — Это было бы весьма кстати, — говорит Манфред, провожая взглядом ее руку. — А вы? — спрашиваю я, обращаясь к Казимиру, который до сих пор хранил молчание. — Вы помните, как ее звали? С лица Казимира сошел весь цвет, а лоб блестит от выступивших на нем капель пота. Он открывает рот и снова закрывает, не произнося ни звука. Амели кладет ладонь ему на руку. — Кассе, — говорит она, — что с тобой? — Просто… — Он встряхивает головой и обеими руками проводит по волосам, а потом делает глубокий вдох. — Простите, — говорит он. — Я тоже не помню, как ее звали. — Но саму девушку вы помните? — делаю я еще одну попытку. — Нет, — быстро отвечает Казимир. Возможно, чересчур быстро. — Я не помню ни одну из этих девушек. В последовавшей за этим тишине я наблюдаю за его реакцией. — У вас не может оказаться ее старого фото? — спрашивает Манфред. По выражению лица Амели ничего нельзя понять. — Фото прислуги? Сильно сомневаюсь. — Возможно, в Налоговой инспекции сохранились ее данные, — вслух предполагаю я, глядя на Амели. — Я исхожу из того, конечно, что вы не нанимали на работу нелегалов? Амели не прячет взгляд и смотрит мне в глаза. — Я не собираюсь стыдиться того, что двадцать лет назад мы нанимали иностранных работников, не оформляя социальных выплат и не платя налогов, — заявляет она, выпрямляя спину. — Так или иначе, у этого преступления уже вышел срок давности. — Само собой, — соглашаюсь я. — К тому же налоговые преступления — не наш профиль. Меня больше интересует, почему девушка бесследно исчезла, а вы даже не встревожились и не заявили в полицию. — Но мы же не нашли ее вещей. — Подождите, — обрываю ее я. — Ваш муж и Казимир вернулись домой и обнаружили в духовке противень с обгоревшими булочками. Разве не должен был этот факт вызвать у вас подозрения? Почему человек внезапно бросает выпечку и кидается собирать вещи, а потом убегает? Амели явно колеблется. — С этой девушкой у нас бывали кое-какие проблемы, — некоторое время спустя признается Амели и тушит сигарету. — А я так понял, что вы не помните ни ее имени, ни внешнего вида, — говорю я. Амели вздыхает. — Я не помню ее имени, это правда. Но саму девушку, конечно, помню. С ней… — Амели руками расправляет складки на фланелевых брюках. — …случались неприятности, — заканчивает она фразу. — Неприятности? Манфред весь обращается в слух. — Мы подозревали ее в воровстве. У нас пропадали кое-какие вещи. — Что за вещи? — уточняю я. — Украшения. Пропадали украшения.