Эва задумывается буквально на мгновение, водя ладонью по гладкой поверхности своих лайкровых леггинсов. Затем лицо ее озаряет улыбка. — Кажется, ее звали Паола. Да, Паола. Не помню фамилию. Но вы всегда можете спросить об этом Маргариту. Я дам вам ее номер. 31 Когда мы снова оказываемся в машине, я прошу Манфреда высадить меня у дома Марии Фоукара. — Мне нужно с ней поговорить, — объясняю я. — Но как ты потом доберешься до города? — Поеду на электричке, мне нужно все обдумать. Мы все равно не сможем позвонить Маргарите, сейчас у них там четыре часа утра. Манфред сначала глядит на меня, как на умалишенного, но потом пожимает плечами. Из трубы в доме Марии идет дым. Через окно я замечаю ее силуэт — она, наверное, склонилась над кухонным столом. — Увидимся, — бросаю я Манфреду, выбираясь из машины. — Я тебя не понимаю, — бурчит Манфред, поворачивая регулятор, чтобы прибавить тепла в салоне. Я захлопываю дверь, ничего ему не ответив. Манфред разворачивается, газует с места и мчится прочь. Быть может, дело, над которым мы работаем, а может, и силуэт Марии Фоукара в окне навевает мне воспоминания о другом времени и другой женщине, когда-то стоявшей у окна. * * * Тем вечером Ли стояла у окна и смотрела, как я ухожу, хотя она просила меня остаться. Тот вечер я не забуду никогда. Я работал над делом об убийстве Ясмин, и работал много. Ли была на меня обижена. А когда Ли обижалась, она становилась плаксивой, и в тот вечер дело обстояло именно так. — Значит вот так, да? — бросила она мне, когда я уже стоял в прихожей. — Будешь столько же работать, когда появится ребенок? В таком случае я съезжаю, так и знай. И можешь сидеть здесь в полном одиночестве. — Она уперлась руками в бока, выставив локти. — И работать, — добавила она вдогонку. — Вернусь самое позднее в десять, — сказал я, натягивая куртку. Да, ту самую. Знаменитую куртку, которая согревает меня вот уже двадцать лет. — Ты же только что вернулся. — Кое-что случилось. — Всегда что-нибудь случается. — Мне нужно спешить. Дверь в спальню была приоткрыта. На кровати виднелись аккуратные стопки одежды. — Ты вещи собираешь? — спросил я. — Сортирую твои тряпки! — отрезала Ли, закатив глаза к потолку. Волосы она заплела в две короткие косички. Тугой живот выпирал над поясом мешковатых штанов. Потом она со вздохом покачала головой. — Прости, мне что-то нездоровится сегодня. Голос у Ли был какой-то тонкий и надтреснутый, и она не поднимала глаз от пола. — Что с тобой? — Живот. Живот болит. Я заколебался — на секунду, максимум на две. Пока я сам с собой рассуждал, мгновение миновало. «Если я не явлюсь, Анн-Бритт будет в бешенстве». Только что были получены результаты анализа образцов ДНК с обнаруженных на свалке предметов, и меня срочно вызвали на встречу с прокурором, Анн-Бритт и другими следователями. Я поглядел на Ли. Выглядела она совершенно обыкновенно — сильной, здоровой и заметно беременной. Я решил, что ей не хватает общения. Что она устала проводить вечера в одиночестве в ожидании окончания расследования, которое, как я полагал, должно было стать определяющим в моей карьере. — Мне нужно всего лишь забрать кое-какие документы, — солгал я. — Обернусь за час. Ли посмотрела на меня долгим взглядом. Она знала, что это ложь, а я знал, что она знает. Она поняла — что бы там ни было, я ставил это выше, чем ее и ребенка. Когда я вышел на улицу и обернулся, она стояла там — темный силуэт в ярко освещенном окне. Я отвернулся и пошел прочь. Мы лжем, чтобы защитить себя и своих любимых. Мы лжем для простоты — потому что врать проще, чем говорить правду. Кто-то сказал: пока правда завязывает шнурки, ложь успевает обежать половину земного шара. Мы лжем, чтобы казаться значительнее и интереснее — потому что правда нередко бывает чертовски прозаична. Мы лжем из-за недопонимания и страха, и по тысяче других причин. И чаще всего в этом нет ничего плохого — что может значить капелька лжи в море искренности? Ложь — это милый маленький крольчонок. Он кажется таким безобидным. Но не успеешь и слова сказать — он уже соскочил с твоих рук и размножился, и лес теперь кишит кроликами. Одна ложь тянет за собой вторую, вторая — третью, и так далее. Наконец, их уже не счесть, как не вернуть сказанного. Ты не думаешь, не желаешь того, не веришь, что твоя ложь может стать причиной катастрофы. Но порой происходит именно это. * * * По своему обыкновению мы сидим за кухонным столом. Мария, как обычно, сварила кофе. Разумеется, у меня есть к ней вопросы, но отнюдь не необходимость их задать — причина моего появления здесь. Я с тем же успехом мог позвонить ей. — О чем ты хотел поговорить? — спрашивает Мария, откусывая кусочек имбирного печенья. У нее на подбородке остается несколько крошек, и я сдерживаю внезапный порыв протянуть руку и стряхнуть их. Мария подтаскивает второй стул поближе к себе и кладет ноги на сиденье. На ней флисовые брюки, теплые носки и вязаный свитер. Волосы убраны в свободный узел на затылке. Мария красива — я всегда так считал. И красота ее естественна. Ни разу я не видел на ее лице ни следа косметики, ничего искусственного, преувеличенного или исправленного. Ничего из того, что многие женщины полагают привлекательным. — Мы думаем, ты была права. Няня, работавшая на семейство де Вег, была родом из Колумбии, и может оказаться, что обнаружены именно ее останки. Мария смотрит на меня, ничего не говоря. — Очевидно, ее звали Паола, — продолжаю я. — Не припоминаешь? — Паола? Наморщив лоб, Мария качает головой. — Сожалею. Я не могу вспомнить это имя. — Как думаешь, мог Самир с ней когда-то пересекаться? — Самир? Он вообще ни разу не бывал в усадьбе, там его не жаловали. В особенности Харольд, их старший сын. Он состоял в какой-то ультраправой организации, члены которой презирали всех приезжих. — Опустив взгляд, Мария улыбается уголками рта. — Самира многие недолюбливали, — добавляет она. — А Ясмин? Она могла знать Паолу? — Не думаю. Хотя справедливости ради должна сказать, что я не контролировала круг ее общения. Она была самостоятельной и о своих друзьях особенно не распространялась. А почему ты спрашиваешь? — Мария замолкает, но потом внезапно в ее глазах мелькает искра. — Это из-за сережки, да? Сережку Ясмин нашли на теле Паолы. Между ними должна быть какая-то связь. Хоть я ничего не говорю в ответ, я впечатлен ее способностью делать выводы.