Элвин Кросс, рентгенолог в Стэнфордском госпитале, позвонил и попросил о консультации по поводу каких-то личных проблем. Врачи из Стэнфорда, обращавшиеся ко мне за помощью, обычно старались приходить четко в назначенное время или даже на пару минут позже. Они входили в мой кабинет в здании госпиталя украдкой, потому что не хотели, чтобы кто-то из коллег заметил их у психиатра. Но доктор Кросс был не из таких. Он расслабленно сидел в приемной клиники и читал журнал. Когда я подошел и представился, он твердо пожал мне руку, спокойно и уверенно вошел в мой кабинет и сел на стул, продолжая держаться очень прямо. Как обычно, первую сессию я начал, поделившись с ним всем, что мне уже было известно. — Доктор Кросс, я знаю о вас лишь то, что вы сообщили мне по телефону. Вы врач и работаете здесь, в Стэнфордском госпитале. Вы недавно услышали на внутренней конференции мой доклад о психотерапевтической работе с пациентками, умирающими от рака груди, и решили, что я смогу вам помочь. — Да, все верно. Ваше выступление было очень необычным и свежим. Я много лет посещаю наши внутренние конференции, и это был первый раз, когда я услышал о человеческих чувствах, без всей этой статистики, слайдов и гистологических заключений. Элвин Кросс был симпатичным мужчиной за тридцать, с большим достоинством в осанке, правильными чертами лица, слегка седыми висками и уверенной манерой говорить. Одеты мы с ним были одинаково — оба в белых медицинских халатах с нашими именами, нашитыми синим курсивом на левом верхнем кармане. — Расскажите же мне, что такого я сказал на внутренней конференции? Из чего вы сделали вывод, что я могу вам помочь? — Мне показалось, что вы с теплом относитесь к своим пациентам, — начал Элвин. — Я был поражен вашим рассказом про то, как онколог совершенно бессердечно вручил вашей пациентке результаты ее исследования. И про то, в какой ужас она пришла, увидев, что ее рак дал метастазы и ей, по сути, вынесен смертный приговор… Как она в ужасе прижималась к своему мужу. — Да, помню. Но скажите, как это связано с нашей сегодняшней встречей? — Я ведь и есть тот самый человек, который пишет эти смертные приговоры. Я пишу подобные отчеты уже пять лет, и тут вдруг ваш доклад показал мне другую сторону моей работы. — Сделал ее более личной? — Да, именно так. В наших лабораториях мы не имеем дела с пациентом как с человеком. Мы высматриваем злокачественные кальцинаты, увеличившиеся лимфатические узлы. Мы ищем особенные случаи, которые можно будет показать студентам, — сместившиеся внутренние органы, кость, декальцинированную вследствие миеломы, раздутый кишечник, добавочную селезенку. Это всегда части, части тела, а не целый человек в целом теле. Но теперь я думаю, что почувствует пациент и что будет на его лице, когда доктор зачитает ему написанный мной отчет, и меня от этого потряхивает. — Эти изменения произошли с вами недавно? После моего выступления? — Да-да, совсем недавно и отчасти благодаря вашему выступлению. Иначе я вряд ли смог бы столько лет выполнять свою работу. Думаю, вы бы не хотели, чтобы ваш рентгеновский снимок анализировал человек, которого трясет от тревоги по поводу ваших чувств. — Несомненно. Мы с вами работаем в очень разных областях, не правда ли? Мне важна близость, а вам важно сохранять дистанцию. Элвин кивнул, и я продолжил: — Но вы сказали, что перемены в вашем отношении к работе случились отчасти благодаря моему докладу. Есть ли у вас предположение, что еще могло повлиять? — Не предположение, а уверенность. Два месяца назад умер мой брат. За несколько недель до смерти он попросил меня взглянуть на его снимки. Рак легких. Он был заядлым курильщиком. — Расскажите мне о брате и ваших отношениях. Как психиатр, работающий в медицинском центре, я был обучен проводить структурированное интервью. Оно начиналось с вопроса о жалобах пациента и далее шло по протоколу: как развивалась болезнь, краткий экскурс в историю семьи, уровень образования, общественное положение, сексуальное развитие, карьера — после чего переходило к хитросплетениям собственно психиатрического обследования. Однако я не собирался двигаться по этой схеме; с тех пор как я последний раз ей пользовался, прошел не один десяток лет. Как все опытные психотерапевты, я расспрашиваю пациента, полагаясь в большей степени на свою интуицию. Я настолько доверяю собственной интуиции, что, наверное, уже не смог бы хорошо обучать терапевтов-новичков, в начале учебы нуждающихся в систематизированных рекомендациях. — Когда Джейсон, мой брат, позвонил мне и попросил посмотреть его рентгеновские снимки, это был наш первый разговор за пятнадцать лет или около того. Мы были в ссоре. Элвин вздохнул и посмотрел на меня, его губы дрожали. Я был удивлен, увидев этот первый проблеск его ранимости. — Расскажите мне об этом. — Я заговорил более мягко. — Джейсон на два года младше меня, то есть был на два года младше. Думаю, ему за мной нелегко было угнаться. Я был хорошим мальчиком, всегда одним из лучших учеников в классе. Всякий раз, когда бедняга Джейсон переходил в новую школу, его встречал восторженный хор учителей, которые превозносили меня и выражали надежду, что он будет учиться не хуже. В конце концов, он предпочел отказаться от этого соревнования. В старших классах Джейсон практически не открывал книг и подсел на наркотики. Возможно, он просто не мог соревноваться. Элвин вздохнул и продолжил: — Не думаю, что он был особо умен. В конце школы он связался с девушкой, которая помогла ему окончательно поставить крест на будущем. Наркоманка, как и он, хорошенькая, но в таком, знаете, дешевом стиле, а ее главным стремлением в жизни было стать маникюршей. Вскоре они обручились, и однажды брат привел ее домой на ужин. Это была катастрофа вселенского масштаба. Эта сцена так и стоит у меня перед глазами: эти двое, немытые, неряшливые, постоянно тискающие друг дружку, буквально пихающие это всем в лицо. Мои родители и дед с бабушкой были шокированы и сочли все это отвратительным. Признаться, и я тоже. Элвин вздохнул еще раз. — Его подружка всем не понравилась, но никто ничего не сказал. Все понимали, что Джейсон будет вести себя назло. Так что задачу предупредить его по поводу девушки родители возложили на меня. Они также заставили меня пообещать, что я ни словом не обмолвлюсь, что это они попросили меня вмешаться. И вот я позвал Джейсона поговорить — как брат с братом — и все это ему выложил. Сказал, что его решение жениться принято импульсивно, что придет время, когда он захочет видеть в своей жене больше, намного больше, и что она утащит его на дно. На следующее утро мы проснулись и обнаружили, что Джейсон исчез, прихватив из дома все деньги и столовое серебро. Ни с кем из нас он больше не общался. — Получается, что семья вас подставила. И не важно, состоялся бы этот разговор или нет, все равно вы оказались виноватым. У вас есть другие братья или сестры? — Нет, только мы с Джейсоном. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что мог бы быть старшим братом и получше. Я должен был попытаться наладить с ним отношения еще тогда, много лет назад. — Давайте запомним и потом вернемся к этому. Прежде всего расскажите, что случилось с вашим братом после того, как он порвал отношения с семьей. — Он просто исчез. С тех пор все, что мы знали о нем, ограничивалось обрывочной информацией, случайно долетавшей от его знакомых. Джейсон работал строителем, потом занялся кладкой из камня. Я слышал, что он достиг в этом неплохих успехов, складывал камины и каменные стены. И по-прежнему плотно сидел на наркотиках… И вдруг, как гром среди ясного неба, звонок. Это было пару месяцев назад. «Элвин, это Джейсон. У меня рак легких. Ты мог бы взглянуть на мои снимки? Мой врач говорит, было бы полезно, если бы ты их посмотрел». Помолчав несколько секунд, Элвин продолжил: — Я, конечно же, согласился, спросил, как зовут его врача, и пообещал связаться с ним в тот же день. Я узнал, что Джейсон живет в Северной Каролине, и спросил, можно ли его навестить. После паузы, такой долгой, что я уже решил, будто он повесил трубку, брат ответил, что не против. Я взглянул на доктора Кросса. Он выглядел таким напряженным и подавленным, что я забеспокоился, не слишком ли быстрым темпом мы идем. Мы только познакомились и сразу же нырнули в очень глубокие и темные воды. Я дал ему передохнуть, сформулировав вслух происходящее на сессии между нами. — Как я уже сказал вам по телефону, сегодняшняя консультация нужна, чтобы мы разобрались, насколько полезно вам начать терапию. Вы когда-либо посещали психотерапевта? Элвин покачал головой. — Нет, в психотерапии я новичок. — Тогда, доктор Кросс, скажите мне… — Если вы не против, зовите меня Элвином. — Хорошо, тогда я Ирв. Скажите мне, Элвин, как вам было наше общение до настоящего момента? Кажется, мы очень быстро подошли к весьма тяжелым чувствам. Не слишком ли быстро? Он снова покачал головой. — Вовсе нет. — Мы движемся в правильном направлении? Это то, что вы хотели обсудить? — Да, я надеялся поговорить именно о своей реакции на смерть Джейсона. Я только удивлен, но удивлен приятно, тем, что мы уже до этого добрались. — Может быть, у вас возникли какие-то вопросы ко мне? — спросил я, чтобы настроить его на свободный обмен мыслями и чувствами. Элвин взглянул на меня немного озадаченно и сказал: — Нет. Все, что я хочу, — рассказать вам эту историю. Мне нужно ей поделиться. — Пожалуйста, продолжайте. — Итак, после звонка Джейсона я купил билет на самолет и полетел в Северную Каролину. В Роли[5] я первым делом заехал к его врачу и посмотрел на снимки. Опухоль была злокачественной. Она проникла в левое легкое, метастазы были повсюду в грудной клетке, в позвоночнике, в мозге. Надежды не было. Потом, проехав час по хайвею и еще три мили по грунтовке, я увидел перед собой домишко, почти что хижину, хотя и с солидным каменным камином, который он сам сложил. Вид Джейсона поразил меня. Рак уже основательно поработал над ним и превратил моего младшего брата в старика. Он выглядел совершенно изможденным, спина сгорблена, лицо бледное и измученное. И он непрерывно курил марихуану. Когда я пожаловался, что его дым начал действовать уже и на меня, он переключился на табак. «Не стоило бы курить при раке легких», — хотел сказать я, но придержал язык. Мне вспомнились снимки его легких. Я знал, что мои слова ничего не изменят. Элвин вздохнул и продолжил: — Так что я просто сидел и смотрел, как мой маленький братец, изъеденный раком, курит, зажигая одну сигарету от другой. Пару раз, когда он прикуривал, я поймал его взгляд. В нем совершенно точно был эдакий презрительный вызов. Никогда не забуду эту сцену. — Это напомнило мне о той ситуации выбора, в которой вы оказались, когда были вынуждены раскритиковать его подругу. Плохо сказать и плохо промолчать. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь