Мальчику нужно было личное пространство исключительно из-за его роста, но он также заслужил собственную комнату и комфорт. В каком-то смысле он был так же сломлен, как и я. Ротвейлеру было чуть больше трех лет, но его избивали, использовали на бойцовских рингах, так как он был достаточно большим, чтобы кусаться, и из-за этого был покрыт шрамами. Когда два месяца назад я нашел его в одном из этих переулков, окровавленного и почти мертвого, я потерял здравое мышление и разрушил это место вместе со всеми, кто в нем находился. У него был вспыльчивый характер из-за того, что напуган, но мы сблизились через месяц после того, как я его спас. И хотя изначально я планировал отдать его в новый домой, я не смог этого сделать. Не тогда, когда он смотрел на меня так, будто я не сломлен, и опирался на меня, когда ему нужно было. Я протягиваю руку через перегородку, которая удерживает его в комнате, и чешу за ухом. Хотя он хорошо относился ко мне, с другими людьми дела обстояли не так хорошо. Ему не доверяли легко, как и мне, и он атаковал первым. —Давай выведем тебя наружу, — бормочу я, используя это как отвлечение, и провожу его обратно, открывая перегородку, чтобы войти внутрь. Он следует за мной, виляя хвостом и облизывая мою руку. В тот момент, как я открываю дверь, он выскакивает наружу, его черная шерсть исчезает в ночи, хотя я все еще могу отслеживать его глазами из-за светящегося ошейника на его шее, который умудряется улавливать и отражать свет из дома. Он был хорошей собакой, но его неправильно понимали и использовали ужасным образом. Я выхожу в сад, вдыхаю свежий воздух, позволяя холоду ему смыть часть напряжения с моих плеч. Не знаю, как я ее не услышала, но вот она здесь. Стоит с широко открытыми глазами и смотрит на ротвейлера, который тоже ее заметил и быстро направлялся сюда. —У тебя есть собака!? — говорит она одновременно со мной, когда я приказываю ей отойти и зову Джинкса к себе. Дерьмо! —Ну, разве ты не самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела, — ласково говорит Эмери. Джинкс бросается вперед, и я слишком поздно реагирую, чтобы остановить его. —Джинкс! — кричу я. Эмери смеется. За две секунды он сможет разорвать ей горло. Это не его вина, и мы все еще тренируемся, но Эмери - незнакомка, и он мог бы убить ее за это. Его лапы приземляются ей на грудь, и она ловит его, сумев удержать равновесие, а затем мое сердце падает в желудок, и мои брови смещаются в замешательстве, когда он широко и небрежно облизывает ее лицо. Она смеется, поглаживая его. —О, хороший мальчик. Его хвост яростно виляет, дыхание вырывается из открытого рта, язык высунут в сторону. —Почему ты не говорил мне, что у тебя есть собака? — Эмери смотрит мне в глаза поверх головы собаки, а затем хмурится, отмечая выражение моего лица. Джинкс наконец возвращается на четыре лапы и садится у ног Эмери. —Ты в порядке? — спрашивает девушка, рассеянно водя пальцами по голове моей собаки, но я все еще не могу пошевелиться. Я застыл, глядя на нее. —Как? — это все, что мне удается сказать. Чтобы поставить меня в тупик, потребовалось бы много времени, но это... да, это запутало мой мозг. Джинкс никогда никого не приветствовал, и тем не менее он был здесь, сидел, как самая послушная собака в мире, и смотрел на нее большими глазами. Я качаю головой. —Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе не гладить чужих собак? —Несколько раз, — улыбается она. —Но как мне отказать такому большому мягкому псу? —Мягкому? — я задыхаюсь. —Джинкс не мягок. —Ой, ну я не знаю. Мне он кажется огромным щенком, не так ли, Джинкс? Он виляет хвостом в ответ. —Джинкс не любит людей, Эмери. У него было плохое воспитание. Ее глаза смягчаются. —Я вижу это. Ты спас его? —Да. —Я видела в приюте больше собак в таком же состоянии, как Джинкс, и каждый раз это разбивает мне сердце. Людям не нравится брать собак со шрамами, напуганных и обороняющихся, потому что они не выглядят и не ведут себя соответствующе, но они не понимают, что большинство этих собак являются самыми преданными, как только они находят нужного владельца. Он защищается, потому что его так воспитали, и он все еще боится, дай ему время, стабильность и немного тренировок. Он не будет таким навсегда. Я знал, что она права. —Приют много значит для тебя. —Весь мой мир, — шепчет она, ее глаза внезапно стекленеют, прежде чем она откашливается. —В любом случае, спасибо за душ и... э-э... футболку. Я наверное пойду. Словно только что вспомнив, что она носила мою одежду, я опускаю взгляд на ее тело. Она выглядела слишком хорошо в моем дерьме: рубашка свисала с ее тела, как платье, а ее подол касался верхней части ее бедер. —Мне нужно одолжить твой телефон, чтобы вызвать такси, — ее слова отвлекают меня от пристального внимания, и мой взгляд возвращается к ее лицу, отмечая слабый румянец на ее щеках. —Ты не уйдешь. Ее глаза расширяются. —Прости? —Сейчас час ночи, ты можешь переночевать здесь сегодня, я отвезу тебя обратно утром. —Я не могу оставаться здесь, Атлас. —Нет? — я подхожу к ней достаточно близко, но не прикасаюсь. —Не повезло, светлячок, потому что ты остаешься здесь. —Атлас... —Хочешь выпить перед сном? — спрашиваю я, перебивая ее, закрывая и запирая заднюю дверь, прежде чем отправиться на кухню. Прежде чем уйти, я дважды проверяю миски с едой и водой Джинкс, прислушиваясь к ее шагам. —Спи спокойно, мальчик, — слышу я ее шепот моей собаке, прежде чем она следует за мной. Я запираю перегородку, как только она выходит из комнаты, и направляюсь на кухню. От ее молчания моя спина напрягается. —Что будешь пить? — спрашиваю я. —Что у тебя есть? —Вода, пиво или виски. —Здесь не часто бывают женщины? Я ухмыляюсь. —У меня здесь было полно женщин, светлячок, но ни одна не задерживается надолго, чтобы перекусить или выпить. —О. —Так что будешь? —Эм, виски, — говорит она. —У тебя есть лед? Я киваю и приступаю к работе, разливая нам напитки, бросая в каждый стакан по несколько кубиков, прежде чем передать его, наблюдая за ней поверх своего стакана, пока она делает здоровый глоток. —Знаешь, многие женщины не против пива, либо виски, — говорю я ей. —Я знаю, но большинство мужчин предпочитают женщину, которая выпьет коктейль или джин-тоник, а виски и пиво - для мужчин. —Нет, это только те мужчины, с которыми ты общалась. Я предпочитаю, чтобы моя женщина пила то, что ей, черт возьми, нравится. Она кивает, делает еще один глоток и осматривает мой дом. Я прожил здесь недолго, купил его, чтобы быть поближе к Ашеру и Габриэлю, и мне очень понравился планировка, хотя он был слишком велик для одного человека. Мне нужно было собственное пространство после того, как я так долго провел взаперти в доме, в котором не хотели видеть ни меня, ни моего брата. Я приветствовал тишину, нашел покой во тьме и ценил изоляцию, чтобы была возможность скрыть своих демонов от окружающих. У меня не часто бывали посетители, я не солгал, когда сказал Эмери, что у меня здесь были женщины, но, возможно, не так много, как она, вероятно, думала. Я проводил встречи такого типа строго в отелях или на их кровати, а не на своей. Эмери станет первой женщиной, которая будет ночевать под этой крышей. —Спасибо, — тихо говорит она, —За то, что вернул меня сюда, я не уверена, что добралась бы до дома. —Ты бы не смогла. Она усмехается и качает головой, глядя в зеркало так, будто там есть все ответы, которые ей нужны. — Как твоя рука? — она поднимает эту руку и кладет ее себе на колени. —Отлично. —Скажи мне, почему ты это делаешь, дорогая? Почему ты выходишь за него замуж? —Это тебя не касается, Атлас.