Смягчившись, я беру ее за подбородок и наклоняю голову назад. —Скажи мне, светлячок. —Я люблю тебя, — шепчет она. —Я знаю, — я погладил ее по подбородку. —Ты грустишь, потому что любишь меня? Она смеется. —Нет, мне грустно, потому что ты хочешь, чтобы я ушла. Меня осеняет понимание, и я не останавливаюсь, наклоняюсь и прижимаюсь к ее губам. —Я люблю тебя. Я ловлю ее вздох, использую ее шок, чтобы притянуть ближе, прижать ее тело к своему, не обращая внимания на боль и взгляды. Мой язык проникает в ее рот. —Я не смогу отпустить тебя сейчас, даже если бы хотел, светлячок. Прости меня. Мне так чертовски жаль. —Атлас, — вздыхает она. —Ты моя. Была. Есть. И будешь. —Навсегда, — кивает девушка, ее слезы попадают на мое лицо, когда я целую ее еще раз. Черт, я не мог дождаться, когда мы вернемся домой. —Навсегда, — соглашаюсь я. Глава 39 ༺Эмери༻ Через неделю я забираю Атласа домой с сумкой, полной лекарств. Все это время я не отходила от него ни на шаг, даже приносила в больницу свои вещи, чтобы переодеться и сохранить здесь хоть какое-то подобие нормального человека. Медсестры не обращали на это внимания, потому что я приносила им печенье и кофе. Делла тоже поправлялась. Ей повезло не меньше, чем Атласу, и я была рада этому и чувствовала себя немного виноватой, потому что даже не думала о ней, пока Атлас боролся за жизнь. Я видела, как он умирает, и чувствовала, что и сама тоже умираю. Мария была мертва, но и мой отец тоже, она убила его перед тем, как прийти в приют, и вот так я осталась одна. И хотя в конце концов я возненавидела отца, я все еще любила его, но оплакивать его было странно. Это не было похоже ни на горе по матери, ни на горе по Атласу, это было что-то вроде грусти и сожаления. —Посиди со мной, светлячок, — говорит Атлас, когда я выпускаю Джинкса —Тебе что-нибудь нужно? Лекарства? —Только ты, — он осматривает мое тело, и я возбуждаюсь от одного только взгляда. —Я хочу рассказать тебе одну историю. —Историю? —О моем брате. —О, — я сажусь рядом с ним. —Нам не обязательно говорить об этом. —Нет, обязательно, светлячок. Мы хотим будущего, поэтому ты должна знать. —Это не заставит меня передумать, — говорю я ему. —Я знаю, — он смотрит на наши соединенные руки, его большой палец проводит по моим костяшкам. —Мы с Ашером были неразлучны в детстве. Сэйнты взяли нас к себе, когда нам было по шесть лет, и это было тяжело, но мы привыкли к этому. К жизни, к насилию и ко всему, что связано с этой фамилией. Мы знали, во что ввяжемся, когда станем достаточно взрослыми, но у Сэйнтов были все эти правила. Нам ясно сказали, что мы никогда не будем больше чем солдатами или пешками для того, кто сидит во главе. —Вы были счастливы? — тихо спрашиваю я. —Более чем, — вздыхает он. —Это было лучше, чем быть с Марией. Мне было больно слышать это: “более чем” - это не счастье, а дети должны быть счастливы независимо от того, кто их семья. Вероятно, ему пришлось повзрослеть гораздо быстрее, чем следовало. —Я думал, что с Ашером все в порядке, и не заметил, как он изменился. Он хотел большего и был готов на все, чтобы получить это. В тот день, когда я убил его, я узнал, что он убил нашего старшего брата Лукаса и похитил жену Габриэля. Когда я приехал туда, мне показалось, что он собирался ее изнасиловать. Она была вся в крови, как и Габриэль. Я не знаю... я больше не видел своего брата. Мне не пришлось долго думать. Я выстрелил в него и не раздумывал, пока не понял, что сделал. Наступает тишина. Я смотрю на Атласа, его горе и боль теперь ясно видны на его лице. Он не прятался от меня. —Я не собираюсь говорить тебе, что ты поступил правильно, я думаю, в глубине души ты знаешь, что поступил так, как должен был поступить. Но это не избавляет тебя от сожаления, и с этим придется жить, но это не значит, что ты должен себя наказывать, — честно говорю я. —Моя мама говорила мне в детстве, — говорю я, вспоминая ее слова. —Если ты делаешь что-то хорошее, это не значит, что ты автоматически становишься хорошим человеком, так же как если ты делаешь что-то плохое, это не значит, что ты плохой. Есть баланс. Но я вижу тебя, Атлас, и я люблю тебя таким, какой ты есть Своими словами я собираю его разбитые осколки и начинаю складывать их воедино. Неважно, сколько времени это займет, даже если он больше никогда не поделится со мной своими демонами, я останусь здесь. Рядом с ним. Изучая все его осколки и любя каждую его частичку. Эпилог ◦•●◉Атлас◉●•◦ Три месяца спустя Я вытираю руки о тряпку, которую мне протягивает Энцо, тщательно забираясь под ногти в надежде убрать кровь, запекшуюся под ними. Тело лежало у моих ног, возможно, немного более изуродованное, чем требовалось, но мне было приятно разрезать его так, как я это сделал. Джек ждал этого слишком долго. Я все еще восстанавливался, но жизнь возвращалась в нормальное русло. Хотя дискомфорт и боль оставались, я завершил отдых, когда это было необходимо. Физические ограничения и реабилитация меня не остановят. Это была моя первая миссия - выследить и покончить с этим ублюдком после его побега в тот день в приюте. Мария была мертва, за это я могу благодарить Энцо. Теперь и Джек последовал за ней. Это было как похоронить последние кусочки пазла. В тот день он исчез. Поэтому я выследил его и заставил заплатить. Никто не тронет Эмери, а после останется в живых. Немного вытершись от крови, я достаю из кармана телефон и пишу ей сообщение. Я: Встань на колени. Голая. Жди меня в спальне. Эмери: Такой властный;) Я: Если я приду домой, а ты не будешь хорошей маленькой шлюшкой, какой я тебя знаю, я посажу тебя на колени и буду шлепать тебя до тех пор, пока твоя задница не будет полностью красной. Эмери: Не дразни меня хорошим времяпрепровождением, Атлас. Когда ты будешь дома? Я: Блядь, я так хочу тебя прямо сейчас. Я буду через тридцать минут. Эмери: Скоро увидимся. *** Мои руки дергаются в предвкушении: часть меня надеется, что она ослушалась меня, и я смогу отшлепать ее по красивой попке, но другая, большая часть надеется увидеть ее на коленях, тело обнажено и готово. Мне предстояло узнать, в каком направлении пойдет эта ночь. Я поздоровался с Джинкс и новым членом семьи, Локи, который по какой-то причине является единственной собакой, с которой Джинкс находится рядом и не может насытиться. До такой степени, что если я их разлучу, Джинкс будет скулить и лаять, пока я не сведу их снова. Эмери, конечно, была счастлива, но, если бы она захотела, этот дом превратился бы в зоопарк. После того как усыновление Локи сорвалось и он остался в приюте, я понял, что должен вернуть его домой. Так получилось, что моя и ее собаки нашли общий язык. Оставив их, я поднимаюсь по лестнице, прислушиваясь, нет ли следов Эмери, но все было тихо, и когда я открываю дверь в спальню, то обнаруживаю ее перед креслом в углу комнаты, обнаженную и ждущую. Ее большие глаза встретились с моими, и она улыбнулась мне. Мой член мгновенно встал при виде ее обнаженной груди, при виде румянца, который ползет по ее телу, шее и пылает на щеках. —Привет, светлячок, — приветствую я, заходя в комнату и расстегивая пуговицы на рубашке, испачканной кровью. Мышцы вокруг шрама запульсировали, сопротивляясь движению. Девушка не обращает внимания на кровь, вместо этого она смотрит на мои руки, пока я расстегиваю каждую пуговицу, и ее взгляд становится все более возбужденным. —Ты сейчас так красива, —признаю я. —Ложись на спину. Раздвинь ноги и покажи мне, как сильно моя маленькая шлюшка хочет этого. Сглотнув, она передвигается, опираясь на локти, сохраняя зрительный контакт, и раздвигает бедра, демонстрируя мне свою прелестную киску. Низкий гул одобрения проникает в мое горло, и я пересекаю комнату, становясь перед ней на колени. —Скажи мне. Она улыбается. —Я люблю тебя Я как будто слышу эти слова впервые. Они ударяют меня где-то глубоко в груди. Как иголка с ниткой, слова пробираются сквозь трещины в моей душе, сквозь яд, которым я наполнил себя, и разрушения, которые я пожинал, только чтобы медленно собрать все воедино, соединить все разбитые осколки.