"Ой, только не начинай, пожалуйста, рассуждений про бабскую психику и её непредсказуемые выверты. В принципе, я с твоими заключениями согласна, но обидно же!" "Чувствуешь, что меняешься?" "Ещё как!" "Ладно, не трусь — прорвёмся" На постоялом дворе лошадь нам сменили мгновенно, чуть не приплясывая от усердия. Провожатые же ехали двое на козлах, и двое на запятках. Они успели принести нам горячего питья с мёдом. Возможно, это сбитень. Ещё я успел приметить, что кроме огнестрела, ребята вооружены саблями, а не шпагами — то есть не в европейском ключе обмундированы и оснащены, а с претензией на традиционность в одежде. Постоянно пытаюсь читать знаки, но потом, прочитав, не знаю, какие выводы из них делать. Пробовал оценить скорость езды, но ни часов при себе нет, ни столбов верстовых. На очередной "станции" вместе с лошадкой сменились и охранники. Тот факт, что наступила ночь, ни на что не повлиял — мы продолжали мчаться. Если предположить, что лошадка пробегает двадцать километров в час, то при непрерывном движении есть шанс домчаться в два дня. Это что? Такая конная эстафета организована? Как-то ещё непонятней мне сделалось. Доставили Соньку на Кукуй прямиком в домик, где мы оставили Лизу. Встреча получилась радостной. Домохозяюшка наша сидела за, ни за что не догадаетесь, рисованием. Завершала карандашный портрет незнакомца в парике. Новостей у неё особых не было, разве что про Петрушу, который изредка её проведывает. Но царевич тут вздумал устроить попойку с дружками, так она его строго отчитала и прогнала. Вот он теперь и вовсе на глаза не показывается. Софи, конечно, расхвасталась, что добралась аж до Урала, и что на следующее лето подумывает пройти вверх по Чусовой и осмотреть места для устройства волока в реку Исеть, по которой хочет проникнуть в речную систему Оби и Иртыша. Пока разговаривали — стемнело. К воротам подъехали сани, откуда вышла дама, постучавшаяся в ворота. Тут и козе понятно, что пожаловала царевна, причём с заявкой на то, чтобы быть не узнанной посторонними. Типа такие нынче на Москве тайны Бургундского двора. Лиза её встретила и проводила в дом. Учтиво так, но без излишнего поклонения. Может быть они и незнакомы. — Здрава будь, Софья Алексеевна, — приветствовала посетительницу моя реципиентка. — И ты будь здрава, — вернула вежливость царевна. — Не говори другим, что я здесь была, — а сама с сомнением взглянула на Рисовальщицу, которая поспешно понимающе кивнула. Гостья же уселась на стул и сообщила прямым текстом: — Василий Голицын помянул ненароком, будто ты ему неудачу в давешнем походе на Крым по картам предсказала. В это мгновение я всеми душевными силами удержал Софьюшку от возражений и объяснений насчет того, что имеет место недоразумение. Принудил соорудить смиренное выражение на лице. Бывают у нас такие внутренние междусобойчики по скоростному обмену сведениями, когда оба разума сливаются в один, а в управлении телом мы начинаем чередоваться, работая совместно. — Не вели казнить, самодержица, — постарался я придать нашей позе вид испуганный и виноватый. — Не велю, если мне будущее предскажешь. Пока я судорожно размышлял над тем, как воспользоваться суеверием этой высокоучёной, но всё равно бабы, Софи сделала решительный ход. Она гордо выпрямилась, подняла подбородок и глядя прямо в глаза царевне, ответила: — Казни. А я помню её и в лобовой атаке на погонные кулеврины испанского галеона, и в нырке под корму французского флейта. Девочка-подросток, превращающаяся сейчас в девушку, взяла в горсть чувства, распутала сумбур моих ассоциаций и нанесла безжалостный удар куда-то в самое чувствительное место трепетной женской души нашей высокопоставленной посетительницы. Умеют бабы больно куснуть. Софья Алексеевна оторопела, прямо на глазах сдулась, закрыла ладонями лицо и всхлипнула. — Неужели всё настолько безнадёжно, — воскликнула она пытаясь сдержать слёзы. — Эм. Ну, это смотря какой глаз прищурить, — вкрадчиво произнёс я Сонькиным голоском. Плачущая женщина сразу сделала меня беспомощным, и я ей от всей души посочувствовал. — Но лучше смотреть в оба, — тут же заспорила со мной моя реципиентка. — А то, ишь, с братом родным она поладить не может, а он, между прочим, войско готовит, чтобы тебя, глупую, от бояр оборонить. И науку воинскую постигает на страх смутьянам. Ну и крымским разным-всяким Гиреям. Это ведь ты войском командовать послала дипломата! А почему бы не заставить хлебопёка сапоги тачать? Нет, принцесса, пока не одумаешься, не смиришь гордыню, блин тебе горелый, а не доброе предсказание. Да уж, насумбурила Сонька так, что даже меня запутала. Но, кажется, до чего-то там в душевных терзаниях нашей гостьи достучалась. Вроде как взяла на понт, стихийно разобравшись в тонких эфемерных материях, и наступила на самую звонкую струну. Лиза-Рисовальщица глядя на это поначалу испугалась, но быстро взяла себя в руки, набулькала в три деревянных стаканчика по паре глотков ямайского рома и поднесла на деревянном же подносике. — Не пьянства ради, а здоровья для, — провозгласил я тост. — Хлебни, Софья Алексеевна успокоительного из далёкой заокеанской земли. — Дальше говори, — потребовала царевна, приняв из стаканчика и закусив пряником, поданным всё той же расторопной Лизой. — Слух идёт, будто ты не хочешь брата своего на трон пускать, а сама короноваться собираешься, — доложила Лизавета. — Дураков много, — подхватил тональность я. — Вот они и верят этой чуши. А иные и брату твоему, Петру Алексеичу, нашёптывают. Вот когда бы все видели, что ты подрастающего царя к делам великим готовишь, совет с ним держишь, оказывая уважение его будущим нелёгким трудам, об устроении государства беседуешь, ценя его познания и излагая свои размышления, когда с мнением его несогласна, тут бы и конец глупым пересудам. — Ведь ты отлично понимаешь, что бояре, случись меж вами открытая распря, на его сторону встанут, потому что ты им не люба, а он молод. Есть надежда дела его к своей, боярской пользе повернуть, — подхватила эту мысль Софи. — А я? — вдруг вскинулась царевна. — Я же лучше него могу управлять. — Не дадут, — отрезал я. — Потому что ты баба. Бумаги, куклы, тряпки, шпильки — вот твой удел в понимании окружающих. А Пётр в делах ратных упражняется, готовя себя к сражениям и походам. Чуть подрастёт, и его начнут бояться, как и дОлжны все бояре быть покорны государю. Ты же не Орлеанская Дева, чтобы впереди войска в сверкающей броне скакать на боевом коне. — Но ты же управляешь кораблём! Даже в бою им командуешь! — отчаянно вцепилась в последний аргумент Софья Алексеевна. — Было дело, — притворно развела руки в стороны Софочка. — По младости да от горячности. Сейчас тем судном другая девица распоряжается, пока замуж не выйдет. А уж потом и юноша мой знакомый опыта в кораблевождении наберётся до нужного уровня. Всего хорошо в меру. И нужно вовремя уступить мужчине, пока он не перешёл к применению силы. — Он-то сейчас матушки своей слушается, как и пристало отроку, оставшемуся без отца, — добавила новую деталь Лиза. — А тебя чурается, подозревая в недобрых намерениях. — Пацаны вообще склонны дерзить и не слушаться, — пояснил я. — Зато куда их не зовут — сами лезут. Что? Князь Василий снова собирается на Крым? — К ближайшему лету ему сил нужных не собрать, — вслух подумала Софья Алексеевна. — Стало быть, ещё через год снова двинет войско на юг. — Вот про этот будущий поход мы и раскинем картишки, — плотоядно улыбнулась Софочка. — Лиз! Найдется у тебя карта северного причерноморья? — Генуэзская. Я сама её срисовывала. Глава 41. Бедная Лиза — Здрав будь, герр Питер! — обратилась Софи к одетому в военный мундир будущему императору. — Ждала я тебя нынешним летом, дабы исполнить волю твою, в Архангельске-городе. Увы, видно не было на то божьей воли — дела не отпустили тебя, государь, из Москвы. Мы находимся в Преображенском дворце, где проживает вдовствующая царица Наталья и сын её. Есть и дочь годом младше. Царевна Софья послала нас протаптывать тропку доверия к сердцу венценосного юнца. — Помню тебя, Софья Джонатановна. И обещания твоего не забыл, — юноша старается выглядеть солидно и говорить весомо. Он сейчас в окружении ближников, из числа которых я надёжно помню только про Александра Меншикова, но узнать кто из этих молодых людей он, не могу. Никто не похож на артиста Жарова. Тем временем Пётр отправляет товарищей к полку — все они тоже в мундирах — а сам усаживает меня на застеленную ковром лавку — это, типа, аудиенция. — Писала мне сестра Софья, просила принять свою фрейлину для разговора о погоде. Так что там у тебя насчёт снегопада? — и смотрит с ухмылкой. — Царевна не всё может сообщать тебе открыто, но и таить от венчанного на царство государя истинного положения дел не должна. Вот отчёт о последних поступлениях средств в казну и предложение об их израсходовании. Если ты эти намётки одобришь, царевне будет спокойнее, и она с уверенностью сможет втолковывать думе уже не полную отсебятину, а волю истинного царя. — Царя? — вскинулся Пётр. — Да она меня мальчишкой считает. Куклой послушной, слова её повторяющей. — Пока ты рос и помогал ей, повторяя её речи, она, как могла, оберегала тебя от чрезмерных забот. Теперь это беззаботное время миновало — ты стал не мальчиком, но мужем. Настал и твой черёд приступать к делам великим. Шаг за шагом от простого к сложному. Вот как только почувствуешь, что овладел искусством государственного управления, так она сразу и передаст тебе власть. Шаг за шагом, не обрушивая единым махом на тебя непомерного груза забот державных. — Тогда почему Софья мою матушку не слушается? — Софья — дочь царя. Отец, твой и её, видя слабость здоровья сынов своих Фёдора и Ивана, постарался хотя бы дочери — девице пытливой и любопытствующей — дать знания, нужные для того, чтобы та смогла начинания его продолжить. Она лишь послушна воле батюшки своего. И твоего. Свято выполняет волю родительскую. А твоя матушка, как и полагается любой заботливой матери, боится за судьбу чад своих. Тебя и Натальюшки. Как орлица над своими орлятами хлопочет и от всех тревог старается уберечь. Материнский инстинкт он всехный. И у нас, млекопитающих, и у птиц, и у реп… гадов ползучих или пресмыкающихся. Даже у рыб холоднокровных. А для матушки твоей, Натальи Кирилловны, Софья — падчерица. Слыхивал, наверно, сказку про Золушку? — Нет. Расскажи. Пришлось рассказывать. * * * — Ты когда в другой раз придёшь? — спросил Пётр на прощание. — До лета не свидимся, — ответила Софи. — Да и летом встретимся только если ты захочешь на корабле по морю пройти и приедешь в Архангельск. Проведывать тебя станет фрейлина Уокер. Ты её знаешь, это та самая Лиза, которая сердита на тебя. — А если я прикажу чтобы приезжала ты? — Бабами бабы командуют, а ты, поскольку мужчина, парнями распоряжайся, — резко высказалась Софи. Признаться, царевич её несколько раздражал. Детскость его была не такая, как во взращённых нашими трудами английских школярах. Чересчур царственной. — Через седмицу или около того мне приказано исполнить волю госпожи моей в месте дальнем и хладном. — Какую волю? Где? В Архангельске? — Софья Алексеевна не поручала мне рассказывать тебе об этом. Не могу же я самовольничать! Но ты же царь! Можешь сам спросить её об этом письмом. Или лично. Да хоть бы приказать ей сюда явиться и доложить. — Эй! Чернил и бумаги! — крикнул в пространство будущий император. Вскоре затребованное было доставлено и юноша собственноручно написал записку. "Софья! Повелеваю тибе явитца ко мне. Пётр." — Дозволь, государь, я перебелю. А то бумага тебе попалась неровная, буквы показывает неправильно. — Да, перепиши, — и через несколько минут: — Почему так долго? А ну, дай прочту! — Пётр схватил бумагу не дав чернилам просохнуть. — "Любезная сестрица моя Софьюшка! Мы столь давно не встречались, что я стал беспокоен, здорова ли ты? Не откажи, порадуй брата твоего встревоженного столь долгой неизвестностью, навести меня в селе Преображенском, а то я так занят изучением премудростей военных, что времени приехать к тебе не имею." Хм, — Пётр глянул на меня слегка ошалевшим взглядом. — Неладно выходит. А раньше ещё более неладно было. Коня! — Крикнул он снова в пустое пространство. — Бюджет посмотришь, когда вернёшься? — ехидно напомнила Софи.