Динь-динь-динь динь-динь-динь — Колокольчик звенит. Этот звон, этот звон о любви говорит. Вспомнился зал мне с шумной толпою, Личико милое с белой фатою. Динь-динь-динь динь-динь-динь — Звон бокалов звучит. С молодою женой мой любимый стоит. Вот что спела Софочка под аккомпанемент гитары за вечерней трапезой, чтобы потешить высоких гостей. Слова, конечно переставила, да я и не уверен, что помнил их все без погрешностей. А потом был разговор с князем Фёдором Юрьевичем. — А ну, говори мне, фрейлина Корн, что вы с Лизкой учинить собираетесь? — без излишней деликатности обратился ко мне человек телом крупный и лицом неприветливый. Это типа аудиенции, но с парой плечистых молодцев за нашей с Софи спиной. — Что государь пожелает, то и учиню. Захочет пройти на паруснике по тесному Белому морю — прокачу. А прикажет показать ему просторы страны его необъятной — провезу по рекам. Говорят, Кама по весне величественна. А ещё впадает в неё Чусовая, что пересекает Уральский хребет. Опять же Волга — мать русских рек — чудо, как широка. Многие люди по разным обычаям живущие, города старинные и новые. Рыбные ловы, коих ещё князь Александр Невский не чурался. Я и сама там не бывала, а увидеть охота. Я ведь, мистер Ромодановский, к хождению по водам с малолетства склонность питаю. Оттого и стремлюсь по рекам плавать. А с рек видно широко и двигаться по ним быстро. — Ты мне про шарманки доложи. Сколь сделать можешь и в какой срок? — Человека, способного шарманкой править нужно семь лет учить. Англичане, что со мной приехали, столько лет науки и превозмогали, но таких и десятка нет, — я решил зайти от печки. — Школяры в Архангельске всего два года занимались, а в Котласе — одну зиму. Так что лет через пять-шесть появятся и здесь люди, способные со столь непростыми устройствами работать. А пока приходится доверять недоучкам, каждое их действие контролируя. Обождать придётся, Федор Юрьевич. Ведь даже если собрать вместе девять баб — за месяц они не родят. То же самое и с количеством шарманок. Если делать их наспех неумелыми руками, то они будут плохо везти. Умельца же в три дня не выучишь. Но я пекусь и об этом. И тут тоже нужно несколько лет подождать. К той поре Пётр Алексеевич окончательно встанет на крыло и ужо покажет всем куда Кузькина мать посылает раков зимовать. Возьмёт державу твёрдою рукой и позволит мне ходить по всем рекам и грузы возить. — Зачем тебе грузы возить? Ведь и без того богата! — Без дела скучно. — А песню спела, чтобы Лизка в царицы не метила? — Не метит она. Это, чтобы Пётр Алексеевич к ней свататься не измыслил. В земле русской обычаи старинные блюсти надобно, — это я вставил слово мудрое. — Пушки, что ты поставила, те же, какими с англичанами в Белом море билась? — Нет. Эти лучше. Легче и калибром крупнее. — Тогда почто на шхуну свою таких не поставила? — Под ту огнезапасу много наготовлено и лафет хитрый излажен. Переделывать дюже многодельно, а смысл невелик — у врагов и таких нет. Зачем бить молотом, если довольно и ладонью прихлопнуть? — Ишь, какая разумная! Даром, что баба. Тогда расскажи мне, что забыла в Мангазее? — А, может, ты, Фёдор Юрьевич, разобъяснишь мне, где эта самая Мангазея была, и отчего её не стало? — Где она в точности, того не знаю. А не стало её потому, что в городе этом англичане торг вели беспошлинно, пользуясь данными им привилегиями. Та самая Лондонская Московская компания богатела, а казна от этого не наполнялась. — То есть, что, англичане дотуда на морских судах доходили? — удивилась Софи — А чего бы им не доходить? — Разве льды им не препятствовали? — Про льды и пути не ведаю. Но обязательно выясню. — Пожалуйста, Фёдор Юрьевич, миленький, разузнайте? Может карты какие-то где-то сохранились? Так бы крепко они мне помогли! А вы, я знаю, всё-всё разузнать можете, — ну да, припомнил я что князь этот чем-то вроде контрразведки занимался или политическим сыском? То есть фигурой был очень сильной. — Ты в своём ли уме, девка! Ты же и есть та самая англичанка, от которых эту дорогу и закрыли. Наглость твоя просто немыслима. Жаль, что Пётр Алексеич к тебе пристрастен, а то бы мигом в железа заковали и в края холодные отвезли. Так что ни в Мангазею не суйся, ни в Чусовую. Этот путь нынче тоже для иноземцев запрещён. Даже если они фрейлины самодержицы. Вот так одним плевком в душу этот дядечка и перечеркнул мне все планы на лето. Глава 44. Будни Этой ночью Софи долго не спала, досадуя на то, что столь долго вынашиваемые планы сорвались. Обидно было — сама проговорилась Ромодановскому о своём намерении заглянуть в реку Чусовую. Смолчала бы — потом имела бы право честно сказать — не знала, мол. Да и могли об этом просто не узнать — вряд ли там острог стоит или таможня. А вот насчёт Мангазеи — тут куда как хуже. Кто бы мог донести? Ведь всего-то и был об этом один мимолётный разговор. Видимо, приглядывают за корабельным двором, пусть и негласно, зато недрёманно. Пришлось на неопределённое время задержаться здесь — неучтиво уезжать, когда к тебе сам царь пожаловал. Поэтому караван из трёх барж, идущий на Соликамск, в течение буквально пары часов миновал Котлас по одной заходя в залив, на берегу которого раскинулся лодочный двор, — все эти корытца двигались исправно, просто растянулись из-за того, что не тратили усилий на уравнивание скоростей. В отчётливо видимом флагмане тоже никто не нуждается до самого поворота в Кельтму, где без направляющего будет уже не обойтись. Все суда по очереди вставали тупыми носами к неподготовленному берегу, поскольку единственная пристань оказалась занята. Капитаны узнавали новости и получали уведомление о том, что "Лещ" в дальнейшем походе участия принимать не будет, после чего продолжали движение. Да, нашему самому быстрому кораблику предстоит на какое-то время стать царской яхтой. Но пока Пётр "завис" в мастерских. Конкретно — в токарне, где сейчас гонят массовую продукцию — на потоке стоят прялки. Не веретёна, а немудрёные устройства, заглатывающие льняную куделю и скручивающие её в нить, которую наматывают на шпулю. Привод традиционный — от педали, которая через кривошипно-шатунный механизм вращает колесо. Прямо, как на картинке девятнадцатого века. Типа: "Молодая пряха у окна сидит." Молодой царь поочерёдно осваивает операцию за операцией, переходя от одних деталей к другим. Приходится присутствовать и давать пояснения. — Соня! Мне тут люди сказали, что Пермь не какое-то место, а народ, живущий по Каме, — ко мне подошла Фёкла и, поздоровавшись, сообщила о результатах произведённого опроса. Надо же, я-то думал, что столица Пермского края не попала на карту из-за упущения русских картографов, а выходит — её ещё не основали. — Герр Питер! Позволь представить тебе капитана гидрографического судна Твоего Величества "Пескарь" Фёклу Силовну Рубанкину. Фёкла! Пред тобой государь всея Руси Пётр Алексеевич Романов. Девушка отвесила поясной поклон и теперь ела глазами начальство. — А что, Софья Джонатановна, много ли ещё в этих краях капитан-девиц? — ухмыльнулся государь, вытирая руки тряпицей. — Нет. Мало их. А жаль, потому что с Ивашкой Хмельницким они дружбы не водят, оттого всегда в своём разуме. А хоть море, хоть река — небрежения к себе не прощают. — Покажи мне твоего "Пескаря", — да что взять с юноши, у которого возраст "Хочу всё знать" в самом разгаре! Причальная команда принимала с борта пустые бочки из-под скипидара и подавала канистры с берёзовым конденсатом. На берегу ждали очереди и бочки сырой нефти. Пётр пособил ворочать тяжести, поскольку энергия в нём просто бурлила, а потом "завис" в обсерваторном отсеке, занимающем крышу кабины, которая тут на весь корпус. Из-за применения здесь винтового привода двигатель установлен в носу, отчего сюда же вынесено и рулевое управление и отсюда в корму наклонно тянется гребной вал, проходящий сквозь дейдвуд. Задняя часть надстройки наполнена бочками с горючим, а через люк в потолке проводятся астрономические наблюдения и съёмка местности. Компас, угломер-дальномер, на полочке под рукой вполне уже осмысленно сделанный секстант и компактная ручная буссоль. Часы, барометр и термометр до кучи. Всё это пристроено во вращающейся башенке. И всё вызывает одни сплошные вопросы. Отвечать на большинство из них приходится Люси, отучившийся в школе не меньше четырёх лет. Ещё не профессор, но девица осведомлённая. Переводит Лиза, поскольку словарный запас у нашей астрономички пока далеко не полный. — Вы чего так отстали? спрашиваю у Фёклы. — Всяко быстрей других бежим, так что нагоним. Дважды вставали взять ночную луну, да карту голландскую уточняли — река ведь живая, где-то намыла, а где и промыла. Государь-то теперь куда направляется? — Сама хотела бы знать, — вздохнул я за Софочку. — С Консуэллой утром я передала капитану Коллинз просьбу не торопиться с убытием, пока царь не определится, чего он желает. Ведь ни у химиков пока не был, ни у керамиков. И ладно бы один приехал, а то ведь целая толпа за ним по пятам таскается. — Я всех отослал, — вмешался Пётр, расслышавший мои сетования. — Один Мишка Матюшкин не отстаёт, — кивнул он на паренька, что увязался за ним в кузницу. Он и сюда тоже увязался. — А ты Фёкла, поскольку капитан, обращайся к мне в точности так, как капитан Корн — герр Питер. Что это за флаг? — показал он на полотнище, поднятое на флагштоке. — Для кораблей твоих, — вмешалась Софи. — Принят был при постройке пинаса "Орёл", что предназначался к плаванию по морю Каспийскому. — Пинас "Орёл". Где он сейчас? — Или сгнил, или сгорел — не ведаю. Это давно было, до моего рождения, — отбоярилась Софочка. — Сестрица твоя его видела, ещё ребёнком будучи. И пинас, и флаг на нём. Государь! — поспешила она сменить тему. — Отпустил бы ты "Пескаря" в поход. Задание ведь у них, каковое этим летом непременно исполнить нужно. А приборы навигаторские я тебе покажу на "Леще", когда ты на нём в Архангельск пойдёшь. Там они в точности такие же. Поработаешь с ними собственноручно, судном править станешь — тебя мигом научат. Пётр перевёл взгляд на Лизавету, которая чуть заметно кивнула — кажется, у ребят образуется свой сигнальный язык. Вообще-то Лиззи не то, чтобы писанная красавица. Скорее няша. Но она крепкая няша, статная и силушкой не обделенная. А уж зелёный мундир сидит на ней вовсе не мешковато — да, фрейлина Уокер — Преображенка. То есть числится в Потешном войске. Надо же, сколько перемен всего за полгода! * * * Пришлось составлять для государя план экскурсий и согласовывать список сопровождающих его лиц, потому что "Лещ" способен принять на борт не более трёх тонн бояр, окольничьих, стольников и стряпчих. Если уложить их штабелем. А по-человечески кроме трёх членов экипажа и главного пассажира без чрезмерной тесноты в кабину поместятся от силы шестеро — "Лещ" шестиметровая лодка треть длины которой занимают мотор и колёса. С рубкой поверх машинного отделения. Царский же "поезд" состоит из трёх немаленьких стругов, в каждом из которых одних гребцов по двадцать четыре человека. А ещё и бояре всех калибров, да каждый со свитой, да царская челядь, да охрана — сотни полторы-две народа. Петра они тоже тяготят и раздражают. А какие бури бушевали, когда обсуждался вопрос о составе экипажей двух семитонных винтовых карбасов, способных не сильно отстать от колёсной плоскодонки! К счастью, нам с Софи не довелось присутствовать при проведении этой дискуссии — мы знакомили государя с Горшечником и Горшечницей. И сами знакомились с их трудами. Начали с главного — производства абразивных дисков. Козлотокарные станки у нас по-прежнему в ходу, потому что крупные детали вращения обрабатывать нужно. Точить резцы и пилы, обрабатывать отливки… да не упомнишь всего. Перешли к конструкции печей и к неудачным попыткам сварить стекло. К подбору глины, необходимой для производства цемента, если прокалить её в смеси с известняком. К конструкции мельниц и дробилок.