Я ушла в спальню, а он постелил себе в гостиной. Уснуть я не могла, это было слишком для меня – поссориться с ними обоими сейчас. Я, конечно, понимала, что это жуткая подлость с его стороны – добивать меня, когда он видит, как я расстроена и рассчитываю на его поддержку. Но тем не менее я поднялась к нему и помирилась с ним, хотя он совсем этого не заслужил. На следующий день на работе Карин предложила мне пойти с ней на обед. За обедом мы стали обсуждать происшедшее. – Мне кажется, что ты совсем не тот человек, которого я знала. Да, может, я и не знаю тебя вовсе. Мы были подругами двадцать лет назад, – сказала Карин. – Ты думаешь и говоришь всегда только о себе. Как ты могла отправить мою дочь с Жоффруа? Я же тебе ее доверила, не ему. – Но он должен был просто побыть там, пока они катаются. Что уже такого должно было произойти? Да ведь ничего и не случилось, ну Мика подъехал за ними и отвез за пять минут ровно. – Я доверила тебе ребенка, а мне звонят из какой-то лавки и говорят, что они на улице и толком не знают, где они. – Прости, что так получилось, но они были в торговом центре, а не на улице. Я действительно подвела тебя. Но это очень грубо – говорить «ты меня достала» из-за такой ерунды. – Не знаю, по-моему, ничего в этом такого нет. – Возможно, я плохо понимаю французский, но мне это показалось очень грубым. Так мы помирились. По дороге в офис я спросила ее, как я на работе. Есть ли что-то, что она могла бы мне сказать как начальник. – Ты ведешь себя так, что складывается впечатление, что тебя совершенно не интересует работа. Ты не участвуешь в заседаниях, всегда молчишь, если тебя не спрашивают. – Я просто чувствую себя очень неуверенно, вот и стараюсь не раскрывать рот лишний раз. – Но это единственная претензия – в остальном ты можешь быть спокойна. – Это самое для меня главное сейчас. Затем Карин снова оседлала своего любимого конька и заговорила о том, как плохо ей жилось с Гаем, как ее мать всегда уговаривала ее промолчать в ответ на все его выпады, лишь бы не ссориться снова. Как после смерти ее отца Гай запретил теще делать на Рождество вертеп, как упрекал ее в том, что она совсем не знает еврейских обычаев и недостаточно еврейка для него. Она рассказывала, как хорошо теперь живет с Микой. Недавно приезжала ее мать, и они с Микой ни разу не поссорились, не то что когда они жили с Гаем. Переезд на новую квартиру Время шло, на работе у меня было все больше проектов, и я стала чувствовать себя увереннее. Я не поднимая головы работала с самого утра до конца дня, потом бежала на вокзал. Буквально пару раз мне довелось забежать на вечеринку в пабе, которую фирма устраивала раз в две недели для сотрудников. Там было весело и шумно. Можно было выпить пива и погрызть орешков за счет фирмы, завести полезные знакомства, поболтать с генеральным директором – веселым здоровенным американцем, который любил подшучивать над моим ростом, потому что я очень маленькая, точно как его жена. На этих вечеринках бывали симпатичные мужчины, но оставаться долго и флиртовать я не могла, надо было мчаться на поезд. Жоффруа тем временем получил работу. Платить ему должны были немного, а офис находился в противоположной части города. Дорога в одну сторону занимала три часа. Приступать нужно было через месяц. Жизнь вроде бы налаживалась, только я чувствовала себя все хуже. Нужно было начинать ремонт. Жоффруа взялся за это с энтузиазмом и решил, что теперь он вправе с новыми силами начать хамить и дергать Роми. Все вернулось на круги своя. К тому же стало ясно, что наш договор о том, что он не курит и не покупает траву, нарушен. Роми мне рассказывала, что он ездит с ней куда-то, оставляет сидеть в машине, уходит, а потом возвращается. Как-то за ужином она задала вопрос: – А куда ты ходил сегодня вечером, когда оставил меня в машине? – Детям нечего задавать такие вопросы, это не твое дело, – заявил Жоффруа. Роми позвала меня в свою комнату и сказала: – Может, он идет покупать наркотики или к любовнице? – Доченька, я выясню это, не волнуйся, – сказала я, а сама впала в панику. Позже я сказала Жоффруа: – Я прекрасно понимаю, что ты меня обманываешь… – Нет, я тебя не обманываю и не курю больше, как мы договаривались. – Ты готов поклясться жизнью своих дочерей? – Да, без проблем. Но уже через несколько дней я нашла окурки от косяков и предъявила ему. – А что ты хочешь? Это все из-за тебя, с тобой и с Роми невозможно жить. В день переезда у меня не было ни капли физических сил и энергии, с утра меня мучила жуткая мигрень. Карин, Мика и Гаэль вызвались нам помочь, и за день мы все вместе перетаскали вещи в квартиру в соседнем доме. Я была в старой квартире и подготавливала вещи к переноске, кошек закрыла в уже освободившейся спальне, чтобы они не сбежали. После того, как мы все перенесли, я зашла за кошками, но окно в спальне было раскрыто, и кошки Маши нигде не было. В квартире была только Карин. – А почему окно раскрыто? – спросила я. – Я открыла, чтобы проветрить. Я побежала на улицу искать Машу, ее нигде не было. – Ой, прости, – сказала Карин, – я не подумала. – Ничего, я ее найду. К счастью, Маша, как она это всегда любила делать, нашла щель в самой квартире и забилась в нее. Карин пригласила нас поужинать. Пришли только я и Роми. Жоффруа взял машину, объяснив, что киоск в нашей деревне уже закрыт и ему надо съездить в соседний городок за сигаретами. За ужином, когда он так и не объявился, мы с Микой и Карин не стали скрывать друг от друга, что он, видимо, отправился купить травы. Я вздохнула, что мне уже все равно. Жоффруа начал работать с понедельника. Я бежала домой, по пути заскочила в супермаркет. Забросила тяжеленные пакеты, и мне нужно было отправляться к Карин за Роми. Не успела я выйти из дому, как Карин прислала мне эсэмэску с требованием забирать Роми от нее и от Гая до 19:00. Это было практически невыполнимо. На работе у меня была куча проектов, и я не освобождалась раньше шести вечера, потом бежала на поезд, который шел домой час. Я подумала, что Гай передал эту просьбу Карин, и мне стало грустно от мысли, что моя дочь всем в тягость. Забрав Роми, я спросила Жоару, с которой договорилась, что она уберет в квартире после переезда – за деньги, конечно, – какие средства нужно ей туда принести для уборки. Перетащив в старую квартиру всякую утварь для уборки и собрав то, что там еще оставалось, я рухнула на диван совсем без сил. Квартира оставалась за нами до конца недели. На следующий день Карин прислала мне эсэмэс, в котором писала, что она в полном шоке от того, в каком состоянии квартира, что я мерзкая грязная свинья, что она в жизни не видела ничего подобного. Я совершенно не могла понять, о чем она говорит, сбегала снова в квартиру, посмотреть, что там такое. Квартира была практически чистой, но Жоара ее не закончила убирать. Я ответила, что не понимаю, о чем она, и, вообще, как можно так хамить и обижать другого человека, и что квартира пока за мной, я за нее плачу и не понимаю, почему она туда ходит без меня. На что она продолжала сыпать оскорблениями, заодно заявив, что Роми жаловалась ей на то, что она чувствует себя неуютно в собственном доме, настолько там мерзко. Я спросила Роми, о чем она говорила с Карин. Роми объяснила мне, что на вопрос, как ей новый дом, ответила, что он еще не уютный и она не чувствует себя дома. Карин, проведя три года в Израиле и четырнадцать лет с израильтянином, так же, как и Жоффруа, совершенно не понимала иврита и не умела на нем говорить, но думала, что умеет и понимает. Я обняла Роми и сказала: – Зайка, теперь вечером ты будешь ходить на продленку, а не к Карин и Гаю. – Ну мама, ты что? Я не хочу, я не привыкла. – Тебе там понравится, вот увидишь. Ты уже хорошо понимаешь и говоришь по-французски. – Это из-за того, что я сказала Карин что-то не то? – Нет, просто так всем будет удобнее и тебе веселее. – А можно я тогда буду продолжать ходить к Гаю? У него так весело. – Я спрошу у него, и, если он не против – то да. Карин все продолжала и продолжала мне писать о том, что я должна заглянуть вглубь себя и понять, какое я на деле чудовище, что моя дочь несчастна. В какой-то момент я просто перестала читать и отвечать. Хуже всего было то, что на следующий день она должна была дать годовую оценку моей работы. Когда Жоффруа вернулся домой и я показала ему все, что она мне написала, как и следовало ожидать, он принял ее сторону и тоже стал оскорблять меня и Роми, заявляя, что мы с ней две мерзкие свиньи и нет ничего удивительного в том, что даже моя подруга не может нас больше терпеть. – Вообще-то, ты сидел дома, пока я работала, и мог бы убирать. На это он просто отвернулся, бормоча, что за такими свиньями и не уберешь. Утром я ехала в поезде вместе с Гаэль. – С тобой все в порядке? – спросила она. – Да… Так… Наконец я не выдержала и спросила ее: – Слушай… А Карин… Она как вообще? С ней все нормально? – В каком смысле? И я показала ей всю переписку. – Какой кошмар! Да ведь я была в этой квартире, там вообще ничего такого нет. И какие злобные, страшные слова! Послушай, с Карин уже давно никто в деревне не общается. Она жутко агрессивная и обидела кучу людей, и меня в том числе. Все меня постоянно спрашивают, как я с ней общаюсь, но я просто не злопамятная. Помнишь, я тебе рассказывала, что мы с подругами поехали вместе в Испанию и там все рассорились? – Да. – Это Карин со всеми рассорилась, наговорила всем кучу гадостей, а мне так вообще. – Оооокееей, – сказала я, – а она должна оценить мою работу за год сегодня. – Ну ты просто пропускай мимо ушей то, что она будет говорить, не принимай близко к сердцу. Придя на работу, я первым делом встретила Карин. Она вела себя как ни в чем не бывало. Я решила поступать так же. Во время эвалюации она дала мне далеко не лучшую оценку, но и не самую плохую, она сказала, что все свои задачи я выполнила хорошо, но я не подаю новых идей и не помогаю фирме двигаться вперед. Я не была согласна с тем, что заслуживаю такой низкой оценки из-за того, что «не двигаю фирму вперед», но мы подписали документ, что компания отправит меня на курсы (так делают раз в год в любой французской компании), и я немного успокоилась, хотя подумала, что душевное здоровье у нее явно не в порядке. Я решила, что буду держаться как можно дальше и общаться по минимуму. Наконец-то пришла весна, стало намного светлее и теплее, деревья зацвели белым и розовым. Мы с Карин вместе ехали с работы. – Знаешь, Роми не будет больше к тебе ходить по вечерам, я ее записала на продленку, – сказала я. – Почему?