– Ты в самом деле каждый вечер торчишь в баре? – Ну и что в этом особенного? Должна же я как-то проводить свой досуг? Мне что, крестиком вышивать или вязать тебе шарфы? – Раньше ты находила себе занятие. – Раньше у меня была богатая фантазия. Теперь поистощилась. Он смотрел на меня, пытаясь облечь свои чувства в слова, ему это редко удавалось, не удалось и сейчас, он горестно вздохнул и сказал виновато: – Мне больно слышать, когда окружающие… – Еще одно слово о моем пьянстве, и я пошлю тебя к черту. – Он опять хлопнул ресницами, точно малое дитя, а я, покачав головой, сказала: – Ей-богу, я пью в меру, точнее, иногда позволяю себе выпить. А в баре сижу, потому что в моей чертовой квартире слишком много места… Я подумываю завести собаку. Пока не решила, какой породы. Может, таксу, как считаешь? Таксы симпатичные. – По-моему, они уродливые. – Нет, ты не прав. Ужасно симпатичные, нелепые немного, но… – Детка… – Не помню, чтобы он называл меня иначе, с его легкой руки (или языка?) меня теперь зовут так все кому не лень, иногда мне кажется, что имя, данное мне при рождении, и не мое вовсе. Правда, Дед произносит это слово по-особенному, у него это получается очень сексуально, может, он по привычке зовет так всех своих баб, чтоб не путаться? В этом что-то есть. – Детка, – повторил он, погладил мое колено и вдруг выпалил: – Я чувствую себя виноватым. – С какой стати? – удивилась я. – Наверное, я должен был.., я уделяю тебе мало внимания. Я понятия не имею, о чем ты думаешь, что тебя тревожит… И меня всерьез пугают все эти разговоры. – Я решила, что мы уже разобрались с моим пьянством. Начинаю думать, что кому-то просто очень хочется выставить меня алкоголичкой. Со мной полный порядок, а выгляжу паршиво, потому что ночь была не из приятных. – Что случилось? – нахмурился он. Во взгляде читалось беспокойство не за себя, а за меня. – Кое-что. Но это терпит. – Как знаешь… Может, нам стоит отдохнуть вдвоем, как в добрые старые времена, а? Ты и я. И никаких дел… Идея не показалась мне заманчивой, правда, в ее осуществление я не очень-то верила, раз до выборов всего ничего, оттого напрягаться не стала и молча кивнула. Он, конечно, о выборах тоже вспомнил и недовольно поморщился, поняв, что погорячился. – Конечно, сейчас.., ты понимаешь, но когда все кончится… – Я опять кивнула, на этот раз с облегчением. Когда все кончится, непременно опять что-нибудь начнется, так что можно не волноваться. Он похлопал меня по колену и сказал: – Я люблю тебя… – Поднялся и пошел к столу. Выходило, что аудиенция закончена. Я поднялась, прикидывая, стоит ли заводить разговор об убитой девушке, и решила, что не стоит. – У тебя все? – с сомнением спросила я. – Извини, дел полно… – Ты вызвал меня, чтоб узнать о моем самочувствии? – Между прочим, мы не виделись неделю. Если быть точным – восемь дней. И все эти разговоры… – Мог бы позвонить по телефону. – Я хотел тебя видеть. – Ну-ну. Тогда я пошла. Я направилась к двери, поймав себя на мысли, что вздыхаю с облегчением. Я была уверена, что мой вызов связан с ночным происшествием, но, если я ошибалась, выходит, он о нем ничего не знает или считает, что оно не имеет к нам отношения. Иными словами, он не знает убитую и у нее никогда не был. – Чем же все-таки порадовала тебя эта ночь? – спросил он, когда я уже взялась за ручку двери. Та-а-ак… – Волков звонил, – разворачиваясь, сообщила я. – Убили девушку из “Пирамиды”, у нее на квартире. Волков нашел под креслом твою визитку. – Судя по всему, новость не произвела на него впечатления, если только она была для него новостью. – Ограбление? – спросил он. – Не похоже. – Не вижу повода для беспокойства, – подумав, изрек он. – А ты? – Я – нет. Волков слегка обеспокоен. – Чем же? – Показаниями соседей. Девчонку посещал дядя, чье описание вполне подошло бы к тебе. – А как ее зовут? – Кудрина Алла Дмитриевна. – Я сообщила адрес, ожидая реакции, он поджал губы, потом покачал головой; – Нет, никогда не слышал это имя. Если честно, облегчения я не почувствовала. Дед мог врать очень убедительно. – И у нее нашли мою визитку? – Точно. Заляпанную кровью. – Это не очень хорошо, – заметил он. Я пожала плечами, предоставляя судить ему. – Что скажешь? – спросил он, добавляя во взгляд проницательности. – Пока ничего. Если ты ее не знаешь… – Я ее не знаю. – Отлично. Тогда я пойду. – Я вновь взялась за ручку двери, в самом деле намереваясь уйти. – Ты ведь не собиралась докладывать мне об этом, значит, не считаешь, что это может иметь какие-то последствия. – Я никогда не тороплюсь с выводами. – Дело ведет Волков? – Волков. – И визитку видел только он? – У меня нет повода ему не верить. – Хорошо. – Дед открыл ящик стола, достал конверт, заглянул в него и бросил на стол. – Передай ему, объясни, что мы заинтересованы в том, чтобы убийца был найден как можно скорее. Разумеется, он может рассчитывать на нашу помощь. Я сунула конверт в сумку и направилась к двери, гадая, отчего у меня так паршиво на душе. – Ты с ним увидишься сегодня? – Да. Ближе к обеду. – Держи меня в курсе. – Конечно. Я на всякий случай притормозила, может, он изволит еще что-нибудь сказать на прощание, но Дед уткнулся в бумаги, и я вышла, тихо прикрыв за собой дверь. В приемной сидел какой-то тип, нервно поправляющий галстук. Я приблизилась к Ритиному столу, и она шепотом спросила: – Ну как? – Ничего особо любопытного. – А вызывал зачем? – Мозги промывал. Кто-то настучал, что я много пью. – Наверняка Лялин. Этот знает, сколько трусов и лифчиков в моем шкафу. – Чертов извращенец. – Точно. Когда-нибудь я наберусь смелости и кое-кому здесь выскажу… – Кажется, она говорила вполне искренне, поэтому я попросила: – Лучше не надо. – Конечно. Но иногда очень трудно держать себя в руках. – Нам за это хорошо платят.