— У вас замершая, — меланхолично протянула врач, глядя на экран куда передавались данные с датчика узи. Внутренности сжались, а кожа покрылась ледяной коркой, сквозь которую проступал каждый волосок, вставший дыбом от того ужаса, что обрушил на меня врач. Я до самой последней минуты надеялась, что все хорошо. Что хмурое лицо гинеколога после осмотра на кресле было связано с чем-то другим. Не моим будущим ребенком. Нашим с Максом будущим ребенком. Я уже полюбила его. За каких то пять часов с того момента, как увидела две полоски на тесте. Я понимала, что Макс будет зол и недоволен, но сама обрадовалась. Да, сначала испугалась, растерялась, но потом испытала бахающее по темечку счастье. У меня будет ребенок, мой самый родной и близкий маленький человечек. Пока я ехала в клинику, успела придумать несколько вариантов имени, не только будущему ребенку, но и будущим внукам. И тут врач говорит такое. Я была не готова. Не сейчас. Не сегодня. Никогда. Ведь невозможно подготовиться к таком. Ни один нормальный человек, ни одна женщина не будет готова к такому. Мой ребенок умер. Умер, не успев родиться. Да, кто-то скажет, что я восприняла все это чересчур чутко. Со многими женщинами случаются такие несчастья, если судить по статистике. Но мне сейчас было абсолютно наплевать на всех остальных женщин, на весь остальной мир. Мой ребенок, которому я уже почти придумала имя, которому в своем воображении нарисовала наши с Максимом общие черты. И теперь вот этого самого ребенка больше нет. Нет и все. Нет, пока он есть, только мертвый. Замершая беременность. — Но как? Почему… — я не могла даже вопросов чётких задать. Потому что какая разница как и почему. Важно, то, что моего малыша больше не было в живых. — Кто его знает почему. Экстренная контрацепция была? — я кивнула, — Ну вот. Вполне из-за нее мог быть такой эффект. Ну-ну. Ничего страшного, — слова врача, пока я механическими движениями одевалась, звучали эхом, — замерший плод, частое явление в нашей практике. И намного менее опасное, чем внематочная. Так что вам еще повезло, милая. — Повезло? — ахнула я. — Плод? Замерший плод? — как же ничтожно сухо это звучало и пожалуй понять меня смогли бы лишь женщины пережившие тоже самое. А может и не смогли бы. Ведь у каждого свое горе и у меня оно было непомерным, совершенно неподъемным для моих тонких хрупких плеч. Мне предстояло сделать операцию и вычистить из себя нашего умершего ребенка. И осознать это было еще тяжелее, чем произнести вслух. Лучше бы я ничего не знала. Никогда не делала тест и не видела ту вторую, слегка размытую, алую полоску на тесте. — Да, хорошая моя, повезло. Вот, держи направления, в регистратуре тебя запишут. Завтра анализы сдашь, и если все в норме будет, можно будет завтра уже и почиститься. Я смотрю на РВ и вич у тебя есть, они еще годные… Она продолжала, что-то рассказывать, а я по кругу повторяла одну единственную мысль: “Лучше бы у меня там все воспалилось к чертовой матери и увезли на скорой, тогда бы я узнала обо всем постфактум!” Возможно, так мне и правда было бы легче. Я не привыкла бы к тому знанию, что у нас с Максом будет малыш. Наш любимый, маленький щекастый карапуз с прозрачно-голубыми глазами Вольского. Я вытерла глаза и только тогда почувствовала какие у меня холодные руки. Пальцы были ледяными. Я начала тереть ладони друг о друга периодически пуская на них воздух и совсем не слушала врача. В этот момент меня больше ничего не волновало. Дикий, колючий холод накатил, словно меня в прорубь опустили. Толчком, без предупреждений. Начали дрожать зубы и тогда я подскочила с места, схватила все бумажки и направления, запихала их в сумку и убежала прочь из кабинета врача. Возвращаться на пары я не стала, пришла в себя только самым вечером от звонка Максима, который потерял меня. — Я не на парах, Любимый. — Лик, что у тебя с голосом? Все хорошо? Где ты? — Да-да… все хорошо, — затараторила я, понимая, что такое нельзя говорить по телефону. Только не так. — гуляю. У нас две пары отменили и я решила съездить да Ольки, а потом пешком пройтись от нее. — Хорошо, я сегодня просто буду поздно, Лик. Встреча вечером, я постараюсь скорее освободиться, но ты наверное меня все равно не жди, ужинай сама. — Хорошо, — наигранно довольно протянула я и скинула вызов. Может оно и к лучшему? Зачем ему знать? Зачем переживать ту же боль, что и я. Это решение показалось мне настолько гениальным, что даже моя боль немного отступила на второй план. Я быстрее зашагала в сторону дома, а там, отпустив домработницу, умылась и рухнула на кровать. Лежа рыдать оказалось намного-намного удобнее. Не знаю сколько я проплакала, но кажется к приходу Максима я даже успела забыться тревожным сном. Его легкий поцелуй в щеку и поглаживание по волосам я ощутила всем своим естеством, но не подала вида, что проснулась. Да, возможно, я поступала как самый настоящий страус, но мне виделось сейчас это идеальным решением. У меня не было сил на разговор, но когда любимый мужчина лег рядом и прижав меня к себе, обнял, как самое настоящее сокровище, изморозь поселившаяся внутри меня, начала потихоньку сходить. Как же тепло было с Вольским, как же сердце трепетало, лишь от того, что он рядом, что он дышит мне в затылок, создавая этим для меня весь мир. Утром он уехал еще до того, как я проснулась. Провидение было однозначно на моей стороне. Я подняла с пола сумку, которая там пролежала с вечера. Разобрала все направления, а затем поехала в клинику. Анализы и подготовка к операции были словно не со мной. А потом долгожданный наркоз. Когда я пришла в себя (тот момент, когда меня будили сразу после операции я и в расчет не брала, сразу уснула), на соседней койке сидел хмурый Максим. — Что ты зде… — пересохшими губами произнесла я. — Совершенно бессмысленный вопрос в отличии от того, что здесь делаешь ты. Почему ты мне ничего не сказала? Как ты могла, Лика! — мужчина подскочил, резко подошел ко мне и, схватив меня за плечи, приподнял на кровати. — Ай! — Больно, да? Мне блять тоже, — прошипел он, а затем замахнулся, я даже испугаться не успела только зажмурилась и приготовилась к обжигающей боли, но ничего не произошло. Только порыв ветра. Макс отошел от меня. Сунул руку в карман, вытащил оттуда связку ключей и швырнул их на кровать рядом со мной. — Чтобы ноги твоей в моей квартире не было, — грубо и очень тихо произнес он, а затем ушел. Просто взял и ушел. Я попыталась подняться и пойти за ним, у меня даже вышло встать и сделать пару шагов, с каждым саднило между ног все меньше. Все равно мне через пару часов уже можно было выписываться. Я приложила все свои силы, чтобы ускориться. Догнать. Остановить. Объяснить. Ведь Вольский явно понял что-то совершенно не так. Но приоткрыв дверь и с трудом держась за ручку, я увидела стоящего Вольского в дальнем концу коридора, а на его груди знакомые руки. Энджи. Я скривилась и нырнула в палату обратно, пока он меня не заметил. Скинула Оле адрес клиники и попросила меня забрать, а потом рухнула на койку. Даже не плакала. Наверное все еще отходила от наркоза, но я просто провалилась в очередное беспамятство. — От чего ключи? — голос подруги выдернул меня из вязкого темного тумана. В котором я бродила короткими шагами и вытянув руки пыталась кого-то найти, но вокруг была лишь пустота. Пустота и темнота. Я открыла глаза. — Понятия не имею. Вольский швырнул мне как собачонке. Может это квартира Ветровых? — Сомнительно, если учесть, что ты, моя дурная, на нее дарственную оформила. — Лель.. — скривилась я и приподнялась. — Ну что? — она сложила руки в бока. — я слышала от папы, там такой замут был. Чуть в тяжбы не ушли. Но Макс как-то так все провернул, что Вольский старший остался с носом. И ты … тоже с носом. — Ольга Моховина! — Я Серебрянская вообще-то. Но Оки, я тебя поняла. Тебе все равно деньги не нужны. Главное что Максимушка… — Прошу тебя, — заканючила я, и только тогда подруга опомнилась. — кажется он решил, что я сделала аборт. — А ты его не делала? Чистка это по твоему что? — У меня была замершая. Оля ахнула, а затем притянула меня к себе и крепко обняла. — Поедем проверять подходят ли ключи… — Нет, Оль. Отвези меня домой. Домой к моему биологическому отцу. А ключи можешь себе оставить. В душе сквозила пустота. Словно ее выскоблили так же, как и мою матку. Я не злилась на Макса, даже на то, что он замахнулся. Тем более он сдержался! Но руки Энджи на его груди… От этой картины все еще стоящей перед глазами хотелось сдохнуть. — Может тогда переночуешь у меня, а потом… — Нет. Я домой. В единственное место , что действительно принадлежит мне. Глава 13.