Пасмурные сентябрьские дни тянулись сменяя друг друга своей серостью. Мне не верилось, что еще недавно было лето, что я лежала в гамаке на балконе у Макса и подставляла лицо ярким солнечным лучам, жмурясь от наслаждения. Я тогда и представить не могла, что совсем скоро наша сказка разобьется вдребезги, как хрустальный домик. Прошло всего две недели с того отвратительного дня перевернувшего мою жизнь с ног на голову. Я изменилась. По крайней мере, так говорила Ольга. Еще бы… Сама же я не чувствовала в себе каких-либо перемен, я не чувствовала ничего. Внутри звенело от пустоты. Последняя встреча с Максимом вытянул всю мою душу, вынудив погрузится в вакуум. Как заводная кукла я ходила на занятия, через силу натягивала на лицо улыбку когда того требовали обстоятельства, готовилась к парам, ходила в магазин за продуктами и готовила для себя ужины, почти никогда их не съедая. Я заставляла себя, практически запихивая еду, иначе бы давно свалилась от истощения. Слава богу, что хотя бы это я понимала и не угробила свое и без того пошатнувшееся здоровье. Двух недель голодовки вполне бы хватило, для того чтобы загреметь в больницу. С Мариной Вольской я так же не общалась все это время. Тетя позвонила мне буквально через час как я покинула больницу. Со бестолковыми претензиями, что не так меня воспитывала, что разочарована и бла-бла-бла. Я послала её, впервые в жизни ответив грубо. Ехидно при этом заметив, что уход мой из жизни её сыночка является верхом тетиных кукольных желаний. Марина замолчала, не найдясь с ответом, а я же не стала ждать ни оправданий, ни дальнейшей критики, а просто скинула вызов. Я пыталась жить как могла, как умела, так как меня научили, родители и те же Вольские, но при всем при этом, я мечтала вычеркнуть Вольских из своей жизни и из своей головы, я не хотела ни думать о них, ни слышать. Денег на карте стало раз в пятнадцать больше. Но и эти мысли никак меня не трогали, не находя в душе ни малейшего отклика. Кроме того, что я не хотела их трогать. Я ни единой слезинки не проронила с тех пор, как покинула больничную палату. Потому то Оля и твердила целыми днями, что Лика теперь не Лика, а зомби какое-то. — Зомби. Какое подходящее слово. — хмыкнула я себе под нос. Я сидела на лавке возле подъезда и смотрела на ту самую детскую площадку, где Максим каких-то полтора месяца назад сказал, что больше не отпустит меня. Никогда. Отпустил. Пары закончились намного раньше, препод по экономической теории сломал ногу, прямо в университете, спеша на семинар, а замену ему так и не нашли. Суета царящая на нашей кафедре выбила бы из колеи любого студента, но мне было все равно. Я не хотела идти домой, выполняя тем самым механический список дел, который повторялся день за днем и грозил окончательно доконать меня своей рутиной. А ведь бабье лето совсем скоро. Возможно если я доживу до него и почувствую на себе согревающую силу солнца, то смогу выбраться из той безмолвной ямы, в которую угодила. Скинув кеды и ветровку, как только зашла домой я поплелась в ванную, там меня ждал самый настоящий жизнеутверждающий подарок. Фонтан брызг. Вода из смесителя практически снесла своим напором меня, стоило только переступить порог ванной. Утечка, по всей видимости, началась совсем недавно потому что лужа на полу была не очень-то и большой, а вот я становилась все мокрее и мокрее, я стояла на месте, безэмоционально отмечая, что мне очень повезло. Хорошо, что потек кран с холодной водой, ведь такой нешуточный поток горячего мог бы и обжечь. Из непонятного транса меня вывел телефон стоящий на беззвучке, он начал светится в кармане, прилипших к ногам, мокрых джинс. — Поющие фонтаны какие то, ей-богу. И световое шоу и брызги! Музыки только не хватает, — зло проговорила я и рассмеялась собственным бредовым мыслям. — Неужели я очнулась? Тупо спросила я глядя на свой личный поющий фонтан. Ведь я впервые искренне улыбнулась за все это время. — Твою-ю-юж!! — ругнулась я и начала скакать по ванне пытаясь, не угодив в лужу, пробраться к крану. Уже возле ванны я поняла, что я тот еще тормоз. Мне не кран нужен, а трубы, местонахождение которых мне было неизвестно. Заглянув под ванну и обшарив все это маленькое помещение, я готова была собой прикрывать эту ужасную трубу, лишь бы вода перестала течь. В дверь настойчиво начали звонить, и я обрадовалась. Стуча зубами от холода, побежала открывать. Само собой это недовольные соседи, но прежде чем меня убить, они помогут мне найти трубу! Почему же раньше я до это не додумалась. — Что вы себе ... — воинственно начал мужчина и заметно сдулся увидев мое счастливое лицо, договорил он словно на автомате, хмуро глядя на меня, — позволяете? — У меня потоп, а я совсем-совсем не знаю в какой стороне искать трубы. Я потянула мужчину за рукав, затягивая в квартиру, я несла какую-то чушь, сбиваясь со слов и постоянно стуча зубами. — Молодежь, — недовольно запыхтел мужчина, — трубы в туалете. Ты бы это. Шла бы переоделась, а то трясешься вся как лист на ветру. Я краны перекрою и сантехника вызову. Иди, — сосед подтолкнул меня в плечо и только тогда, прислушавшись к себе, я осознала насколько же мне и правда холодно. — Спасибо, — шепнула и направилась в комнату. Стянув одежду и насухо вытеревшись, я закуталась в теплый халат, походила туда-сюда, попрыгала на месте и поняла, что этого совсем не достаточно. — Что за невезение такое, — ругнулась и направилась к шкафу, выудила водолазку и спортивный костюм. Надела. Потом прислушалась к себе и, окончательно расстроившись, что не могу никак согреться, стянула с кровати еще м одеяло. И только укутавшись в него, я вышла из комнаты. Сосед к тому моменту был уже не один. — Мастер так быстро приехал? — удивилась я. — А чего ему? Он из тридцать пятой, в соседнем подъезде живет. Меня кстати Макаром зовут, а тебя как? — Лика, — кашлянула я, — Анжелика. Спасибо вам. — Да чего уж там, — по доброму улыбнулся Макар, — всякое бывает, тем более твоей вины в этом совсем нет. Кстати, — он хлопнул себя по лбу, не хило так хлопнул… а потом нагнувшись поднял с пола какой-то черный пакет. — Я когда краны закручивал, нашел это за щитком, аккуратненько висело на крючке, как будто дожидаясь кого. Мож из предыдущих жильцов кто оставил или забыл? Ты ж говоришь, что не знаешь где трубы. — Да, это не мое. Я испуганно посмотрела на пакет, единственным жильцом в этой квартире до меня здесь был мой биологический отец. Что же он мог спрятать в таком месте. — Так может ну его? Выкинем? — Нет-нет, давайте я посмотрю. Узел на пакете развязать я так и не смогла, зато ни рвать ни резать не пришлось, стоило только проткнуть целлофан ножиком, как он разошелся дальше сам. В нем были какие-то бумаги, листы, толстая тетрадь и один фотоальбом с пожелтевшими и посиневшими от такого кошмарного хранения фотографиями. Я переложила эту находку на стол и пошла контролировать сантехника с соседом дальше. На самом деле я хотела поскорее их выпроводит и заняться изучением находки. Мужчины покинули мою квартиру лишь через два часа, я вся извелась за это время, но зато согрелась. Расплатившись с сантехником, который взял с меня просто немыслимую плату, я поспешила на кухню. Честно говоря, я готова была ему и больше отдать, лишь бы мужчины поскорее ушли. Первым я принялась изучать альбом. Никого на фотографиях так и не узнав, безумно расстроилась. Я надеялась, что в нем найдутся фотографии матери. Любая деталь связывающая с мамой была для меня бесценна. А вот тетрадь неожиданно порадовала меня: на первом листе была приклеена фотография беременной мамы с коротким ежиком белых волос в ярко-розовом топе под грудь, в таких же розовых шортах на низкой набедреной посадке и огромным голым животом, который торчал так, что казалось, будто мама беременна уже все десять, а то и одиннадцать месяцев. Такой маму я никогда не видела и была очень удивлена. Фото было обведено розовым маркером, а рядом красовалась надпись ручкой, выведенная корявым почерком: «Мои любимые девочки». А дальше шла целая история жизни. Моей жизни. Фотографии где мне месяц, два, три… и счастливые мужчина и женщина рядом. Все свободное место от фотографий было исписано. Исписано о том, как и когда я улыбнулась, агукнула, поползла, как впервые села и как плакала ночью когда начал резаться первый зуб. Почти все время проскальзывали слова недовольства своей женой — Оксаной. И с каждой записью их становилось все больше. То она не так одела меня, потом не так покормила, не так сделала массаж и много-много таких «не так». В самой середине тетради не было фотографий, лишь дата — двадцатое апреля две тысячи второго года и текст выведенный печатными черными буквами. «Она перестала кормить мою девочку грудью! Моему ангелочку всего восемь месяцев, а эта избалованная дрянь нажралась каких то таблеток и у нее пропало молоко. Я думал, что убью её, но Оксану спасла моя крошка когда приползла в спальню и громко заплакала. Как же замечательно, что я смог остановиться, моей принцессе нужна мама, она достойна лучшего. Жаль лишь, что мать для своей конфетки я выбрал крайне не осмотрительно». Я захлопнула тетрадь, боясь читать дальше. Мой биологический отец был сумасшедшим, теперь понятно почему он повесился, психи долго не живут. Но если он свихнулся еще в двухтысячных как же смог прожить еще десять лет и не загреметь в психушку. Встав из-за стола, я прошлась по кухне туда-сюда. Мне опять стало холодно и я сходила за одеялом, которое оставила в коридоре. Поплотнее укутавшись я забралась в кресло с ногами и раскрыла тетрадь на той записи, пожевала губу и все же перелистнула страницу. Не зря я боялась. Дальше было хуже. Это был уже практически дневник. Бред или записки сумасшедшего. Николай Жарновников поносил жену отменными оскорблениями, плакался бумаге в клеточку, что супруга от него сбежала, выкрав его жемчужинку. Он искал их, пока ему не пришла повестка в суд. Оксана не стала подавать на него заявление, но не смотря на это судья развел их быстро, не оставляя времени на обдумывание решения. Николай ходил ругался, что это все незаконно, но узнал лишь, что решение судьи было заранее проплачено. Потом он узнал, что его “неверная дрянь” вышла замуж за какого-то богатого папика, и тот “пробашляв” каким-то чиновникам, оформил усыновление и теперь его конфетка носит чужие отчество и фамилию. Я сделала вывод, что эта новость и послужила решающей, после нее Николай свихнулся окончательно. Он начал следить и теперь в тетрадь были вклеены фотографии меня маленькой издалека. Больше всех снимков было из детского садика. Были и у школьных ворот и с матерью и отцом — Артёмом Ветровым, которому Николай на всех снимках выколол глаза. Я прикрыла руками лицо, выпустив тетрадь. Растерла глаза, заставляя себя читать дальше, хотя прекрасно понимала, что дальше меня ждет что-то ужасное. Предчувствие, интуиция, логика и здравый смысл, все это буквально кричало внутри, что Николай замешан в смерти родителей, но я до последнего отгоняла эту ужасающую дикую мысль и продолжала читать. “ 121.2010 Какие же все таки женщины все продажные шкуры. Я трахнул их уборщицу и она выдала мне всю нужную информацию. Потом я трахнул её еще пару раз и теперь у меня есть все, что мне нужно. Знание-сила. А женщины- зло! Придурок Ветров едет трахать мою жену загород, отослав мою жемчужинку своей сестрице. Вот тогда то мы с ним все и решим окончательно! Я убью эту продажную дрянь и заберу Лику себе! Если Ветров будет против то покончу и с ним. Удача на моей стороне. Я так долго к этому шел, что теперь даже не верится…. еще чуть чуть и Мой Ангел будет со мной”. Я вытирала бегущие по щекам слезы и продолжала читать, грудную клетку разъедало, как будто в нее насильно влили кислоты. Я дочь убийцы, господи, я мерзкое отродье из-за которого погибли мои мама и папа. Только вот имела ли я права называть Артёма Ветрова отцом после такого, ведь если бы не я, он бы до сих пор был бы жив. Последнюю запись в этой дьявольской тетради я читала рыдая в голос, останавливаясь, когда слезы застилали обзор. Я вытирала глаза, потом кусала свои запястья, чтобы хоть как-то привести себя в чувства и продолжала читать. «201.2010 Я ненавижу этого урода. Он все предусмотрел, он как будто готовился. Но если… если он что-то знал, то почему не нанял охрану? Не понимаю, я ничего не понимаю. Знаю лишь, что с Вольскими тягаться тяжелее, но я попробую, я верну себе свою красавицу, чего бы мне это не стоило. Ведь удача до последнего была на моей стороне. Сука, которую я трахал сделала мне дубликаты ключей и от ворот и от входных дверей. Пока Ветров был в душе — смывал сладкий запах любовных утех с моей предательницей женой, я застал Оксану в расплох. Надо было сразу прирезать дрянь, но я решил позабавится, хотел трахнуть её напоследок, даже рот ей зажал и у меня почти получилось ей вставить, но дрянь меня укусила и что есть мочи завизжала. Это стоило её недомуженьку жизни, он конечно оказался нехилым противником для своих лет, но возраст и молодость были на моей стороне. Когда мудак захлебнулся собственной кровью мне уже ничего не мешало поразвлечься с Оксаной, но она начала нести какую-то чушь, что ее муж самый умный, что он лучший отец и Николаю Лику не видать как собственных ушей. Ветров сука переписал ВСЕ на мою дочь и опекуном в случае чего сделал Вольского. Тот загрызет скорее любого, чем выпустит деньги из рук. Если за чужую девку он бы бороться не стал, то за компанию и недвижимость он меня сожрет с говном. С ним мне не тягаться! Тварь! Ненавижу тварь. Эта новость меня ошарашила настолько, что я потерялся, я обезумел, я потерял холодный расчёт, я забил суку до смерти, хотя мог всласть ей попользоваться. Но ничего, ничего… я ещё что-нибудь придумаю. Главное я отомстил, главное лживой предавшей меня дряни больше нет в живых. А моя жемчужинка ещё будет со мной, я все для этого сделаю!» Я хотела умереть. Мне было стыдно и больно, мне было горько и обидно за то, что я вообще появилась на этот свет, ведь если бы не было меня, все бы было хорошо… Не было бы никаких проблем у её матери, у Артёма Ветрова. Вольские бы жили своей жизнью и управляли положенными сорока процентами не зарясь на большее. Марина Олеговна была бы спокойна за судьбу сына, который связался с безмозглой малолеткой. Не было бы меня, все было бы проще и понятнее… Мама бы жила… Жила… И наш с Максимом ребенок Наш ребенок бы не умер.