— Нееет!!! — я закричала, что есть мочи отшвырнув тетрадь. Потом встала, подняла этот отравляющий душу гримуар и начала его рвать. Вырывать листы, разрывать фотографии, кидать ошметки в разные концы кухни. Я не могла успокоится, мне нужно было куда-то деть свою боль. Я смела все с кухонного гарнитура, зашвырнула фарфоровый чайник об стену, потом перебила всю посуду. Распахнула холодильник и, методично вытаскивая из него каждый пакет, пачку, упаковку, каждую тарелку и кастрюлю, все что было, кидала во все стороны. Мне не становилось легче и тогда громко закричав я попробовала укусить запястье — стало легче! — Вот оно! Нужна боль. В кухне крушить было уже нечего и я пошла в коридор, там я стучала по стенам и шкафам, то ладонями, то кулаками сбивая костяшки в кровь, раз за разом, а потом замерла напротив зеркала. В отражении я увидела мерзкую причину всех бед человечества — дочку отвратительного убийцы. Я размахнулась со всей дури по стеклу, осколки полетели рассыпаясь тысячей блестяшек, а по ладони начала быстрым ручейком стекать кровь. — Это же выход… Я подняла острый на вид осколок, покрутила кровоточащую и пульсирующую руку и примерилась к запястью. Надавила, кожа под осколком побелела… — Нет! Нужно же ванной. Дура, в воду надо. Не сбавляя решительности я отправилась к раковине села на край ванной и засунув руку под струю воды начала опять примеряться. — Черт! Я выкинула осколок подальше. Я не знала, при какой воде кровь сворачивается медленнее? Горячая? Или Холодная? Вот Максим точно знает! — Максим! Как же я сразу не подумала, что мне нужно к нему. Он один меня спасет. Он все поймет, он мне поможет, он меня поддержит. Ну не сможет же он меня прогнать в такой ситуации. Когда я творю глупость на глупости. Когда в моей голове клубятся ничтожно-мерзкие мысли. Он поможет! Он разберется. Я выбежала в коридор и лишь тогда вспомнила о кровоточащей руке. Та пульсировала, а кровь не останавливалась до сих пор… — Тут и самой резать ничего не придется! Такими темпами вся кровь и так вытекет. Я вернулась в ванную и, взяв аптечку, залила рану прекисью, лишь остановив кровь и перебинтовав ладонь, я. не переодеваясь, поспешила к Вольскому. Он поможет, в этом я была уверена как никогда. — Ты? — недовольно сморщила носик брюнетка, — ну проходи, раз уж пришла. — А-аа где-е? — это все на что меня хватило. Я многое предполагала, но Энджи в ночной сорочке, которая скорее показывала чем скрывала, вечером в квартире Максима совсем не ожидала увидеть. Даже после сцены в клинике! Дале после нее, это оказалось ударом. к которому я была не готова. Еще какой-то час назад мне казалось, что хуже даже быть не может? Оказывается хуже может быть всегда. — Максим в душе, ну чего ты нахохлилась? Я же свое фи не высказывала тебе так открыто когда ты жила здесь. Теперь моя очередь. Ну не молчи, — хихикнула девушка и, скрестив руки, оголяя при этом свою грудь четвертого размера еще больше продолжила. — Это я ему рассказала, что видела как ты шла на аборт, — она противно улыбнулась, — грех было не воспользоваться таким шансом. Максим же так мечтает о детях. — Что? — я еле разомкнула прилипшие друг к другу губы, настолько они пересохли. — Ах, с тобой не хотел, — Энджи хлопнула в ладони будто маленькая радуясь приходу деда мороза, — ну да, зачем ему обременять себя твоим ребенком, как же я сразу об этом не подумала. Ведь ему от тебя и нужна была лишь компаниям, и что бы ты не взбрыкнула в последний момент. А вот со мной он трудился, весь последний год, не покладая кхм— кхм… — девушка самодовольно улыбнулась, — ну ты поняла чего не покладая. А у меня оказывается полип был! Ну ничего, сейчас, как видишь, мы опять в поте лица работаем над продолжением рода Вольских. Так зачем ты пришла? — изобразив притворный интерес задала стерва свой вопрос. — Может позвать Максима? Максима? Ну. Нет. Мне сейчас как никогда хотелось сдохнуть, провалиться сквозь землю, исчезнуть с лица этой планеты, просто растворится и больше не существовать. И никогда-никогда больше не видеть Макса. Никогда. Я замотала головой и, отступая назад осторожными шагами, вышла за порог, а когда поняла, что больше не в состоянии сдержать слез, развернулась и сорвалась на бег. Я не видела ступенек, я не слышала консьержа, поинтересовавшегося все ли у меня в порядке. Я видела лишь туман, мутную жижу, заполняющие глаза. Почему так больно? Почему именно сейчас больнее всего. Даже когда мне сказали, что ребёнок, которого я уже успела полюбить всей душой всего лишь за день, умер внутри меня, было не так больно. Умер по моей вине. Хотя нет, это же Макс вынудил пить меня те таблетки. Все он! Он! Но почему не получается возненавидишь его за это? Почему сердце до сих пор сжимается от боли из-за его предательства. Почему в голове крутится лишь единственный вопрос: «За что?» за что он так со мной? Разве он не понимал, что я и так все подписала бы и отдала ему все, что у меня было. Ведь он не мог не заметить что я влюблена в него с самого детства. Зачем он затеял эту игру, зачем заставил поверить в свою любовь. Зачем вернул после того, как она все подписала у его отца? Хотя на этот вопрос мне ответила Энджи: «Чтобы не взбрыкнула». Да и игру видимо он вел какую-то свою… не ту, что Вольский-старший. — Господи, прости меня за мои мысли! Видимо я так же ничтожна и слаба как мой отец. Но я так не могу! Я не вынесу больше и минуты этой боли!— молилась я, захлебываясь слезами.Пока шла. Шла. Шла. Я ненавидела себя за собственные мысли, но я так хотела раствориться в небытие, лишь бы отключить поток этих невыносимых мыслей! Почему все машины тормозят в считанных метрах от меня, когда я не разбирая дороги, не смотря, полными слез глазами, по сторонам, бегу непонятно куда. И даже железная махина автобуса затормозила на безопасном от меня расстоянии. Водитель нерусской наружности выглянул из окна и обложил меня трехэтажным матом на чистом безупречном русском. — Да, что же это? Что? Что со мной не так. Почему моя жизнь стала напоминать болотную трясину, которая затягивала меня на дно с каждым днем все сильнее и сильнее. Ведь я не смогу дальше так жить… не осталась никого. Даже тетя Марина дала ясно понять, что не желает видеть меня частью своей семьи. Неужели и она девять лет меня растила, любила, оберегала, воспитывала лишь для того же? Чтобы не взбрыкнула? Как жить с осознанием того, что я продолжение человека, который убил мою мать и приемного отца? Плоть от плоти, кровь от крови этого чудовища, слабого ничтожества, не достойного зваться человеком. Как жить дальше с пониманием того, что я убила собственного ребёнка, своим незнанием, своей безалаберностью, своей дырявой памятью и своей неискоренимое верой в Максима. Как жить дальше с этой странной и больной любовью, которая стала частью меня самой. Я не представляла, как это… жить и не любить Максима, как это жить и не думать о нем, как это жить и не мечтать о нашем возможном счастливом будущем, как это жить и знать, что он предал меня, использовал и раскатал словно бульдозер по асфальту, а теперь занимается наследниками. Я не знала ответы на все эти многочисленные «как» и не хотела их узнавать. Я вообще уже ничего не хотела! Вернувшись домой я разворошила всю аптечку, но нашла выписанные гинекологом таблетки, которые в аптеке мне продали лишь по рецепту. Я их не стала пить… забыла, когда Максим кмнул мне как собачонке ключи, забыла обо всем, но сейчас… сейчас я четко понимала, что хотела сделать. Я написала письмо для Масима. Как бы там не было, но он должен знать, что я не убивала их ребёнка. Он должен знать. А потом я сделала то, на что казалось бы, ещё совсем недавно не способна. Я проглотила груду отравы и, свернувшись калачиком на кровати, прикрыв глаза стала ждать освобождения от всех своих бед. Глава 14 — Что ты здесь делаешь? — Максим только вышел из холодного душа, но соображал он туго. Мужчина две недели пил не просыхая. А сегодняшний день решил начать приходить в себя, но видимо совершенно поздно. Все же допившись до белочки. — Как? — брюнетка спустила бретель со своего плеча оголяя теперь казавшуюся отвратительной своими габаритами грудь, Ты не помнишь. — Ой, не пизди. Как бы я не пил, память, так же как и рассудок мои всегла при мне. Так что по существу, какого хуя ты тут забыла? — Фу, как грубо, — Энджи повела плечами и ее шелковый пеньюар плавно стек по загорелому телу, оставшись лужицей у ее ног. — Не вставляет. Можешь не стараться. — хмыкнул он и развернулся, — Чтобы через две минуты тебя здесь больше не было. И хоть еще раз ты окажешься на моей территории, приветливой встречи не жди. Если только в полиции. За его спиной было тихо, тогда мужчина обернулся. Женщина все еще стояла голоя и даже не думала двигаться. — Пошел вон! — закричал он, и только это сработало. Так то лучше. Дожился. Его член даже не попытался встать при виде когда-то казавшихся аппетитными форм. Зато он хотел Лику. Лику, которая не хотела его. Не хотела их ребенка. — Сука, — выругался Вольский и шибанул кулаком о стену.