– Неизлечимый. Рак мозга. Он надеялся… – Нет. – Но в горле нарастало давление. – Он сказал бы мне. – Я думаю, он собирался, – мягко сказала она. – Откуда ты знаешь? – требовательно спросила Джози. – От него, – голос Хелен дрогнул. Джози помотала головой. Что за дичь. Какой смысл говорить Хелен, а не ей? – Но врач сказала – аневризма. Это единственное, что ей оставалось – опираться на факты, на то, что было сказано однозначно. Потому что это дикость. Где он сейчас? Где? Если взаправду умер, тогда почему ей говорят об этом здесь? Почему не ведут к нему, чтобы она могла убедиться в этом сама? – Я слышала. Но, возможно, он сам об этом не знал. Со слов врача получается, что это происходит внезапно. Думаю, он не ожидал, что это произойдет… сейчас. – Джози отчаянно мотала головой снова и снова, и комната поплыла перед глазами. – Послушай, – Хелен, руководствуясь лучшими соображениями, явно старалась, чтобы ее голос звучал, как обычно, – посиди тут, а я попробую разузнать все подробности. Джози посмотрела на нее. К чему ей подробности? Если это правда, подробности не нужны. Но вместо этого она сказала: «Хорошо». Голос у нее был деревянным, холодным и пустым. Он был не ее, и тело тоже сейчас было не ее, оно словно не принадлежало ей. – И нам нужно позвонить… – Хелен посмотрела на Джози, покачала головой и смахнула слезы. – Я разберусь. Я сейчас приду. Это не… Она не договорила – просто стиснула плечо Джози так сильно, что стало больно, но Джози была благодарна за это, потому что теперь ей пришлось сконцентрироваться на этой части тела, на тупой боли в нем, и не думать о том, что ее как будто разрывает на куски, что ее части тела словно атакуют друг друга. Это неправда. Она могла думать только об этом, глядя, как Хелен у стойки разговаривает с администратором, а затем роется в своей сумочке. Макс не умер. Ее бабушка… это бабушка была больна, а не Макс. Не может быть, чтобы у него был рак, а он от нее это скрывал. Разве такое происходит в одночасье? Ей следовало бы рыдать, вопить, кричать, требовать ответа, но чем больше она думала об этом, тем больше ее тело отключалось, так что в конце концов она могла лишь моргать. Когда Хелен вернулась, в правой руке у нее что-то было. Письмо, вяло подумала Джози. Хелен села рядом, положила руку ей на плечо, а другой – протянула письмо. – Он просил отдать это тебе, – мягко сказала она. Джози помотала головой, но, когда Хелен настояла, взяла, заметив, что бумага трясется – это дрожала ее рука. Она положила письмо на колени и долго смотрела на него. Сверху почерком Макса было написало ее имя – Джози. Она снова взглянула на Хелен и тряхнула головой. – Я не понимаю. Глаза у Хелен были влажные, подбородок подрагивал. – Он позвонил мне, – мягко сказала она, – хотел все объяснить и попросить совета. – Она вздохнула. – Я предложила подождать, пока Мемо не станет чуточку лучше, потому что боялась, как ты с этим справишься, но я… – Ее дыхание пресеклось. – Извини, моя дорогая. Лучше бы ей этого не говорить. Извини. Она прекрасно знала, почему так говорят и что это значит. – Тебе что-нибудь принести? – спросила Хелен. – Воды, – прохрипела Джози, но не потому, что ей хотелось пить, а потому, что хотелось остаться одной. Хелен кивнула и поднялась. Джози смотрела, как она идет по коридору, потом перевела взгляд на письмо, которое держала в руке. Но открывать его не стала. Потому что знала, что если откроет его, то все станет взаправду. Глава 28 Тремя днями ранее Макс смотрел на листок, думая, а может, скомкать его, как четыре предыдущих, и попробовать еще раз? Все, что было написано, никуда не годилось. И разве вообще, черт побери, можно объяснить нечто подобное в письме? Сидя на подоконнике в крохотной бристольской квартирке своей сестры, он сделал глоток кофе – черного и крепкого, как ему нравилось, и стал смотреть в окно на улицу. Родители, решив приехать в Англию на последнее в его жизни Рождество, слава богу, предпочли остановиться в отеле. Макс сделал вдох, задержал дыхание, а затем выдохнул. Он смирился со своей ситуацией и прожил дольше, чем изначально предполагали врачи. Ему давали полгода, и это выяснилось примерно год назад, непосредственно перед тем, как он познакомился с девушкой, которую полюбил, ради которой мог бы мечтать прожить чуть дольше. Он обернулся через плечо на Хлою, которая вошла в комнату шаркающей походкой и с затуманенным взглядом. По утрам это был ее обычный вид – просыпаясь, она выглядела как-то мягче, точно ей требовалось время, чтобы воздвигнуть фасад, за которым она так часто пряталась. Она взглянула на скомканные листы на полу: – Как продвигается письмо? У него болезненно сжалось сердце. Сестричка, его малышка. Покидать ее было мучительнее всего, потому что он знал, как отчаянно она старалась держать лицо и вести себя как ни в чем не бывало с той поры, как ему поставили диагноз. И она будет держаться до конца, чего бы ей это ни стоило, потому что знает, что ему это нужно. – Так себе. Я не мастак письма писать. Она что-то проворчала и пошаркала на кухню ставить чайник. – Пиши от сердца или… ну, в таком духе. Он попробовал изобразить нахальную усмешку – сплоховать не хотелось никому из них. – Спасибо, о мудрейшая. – Макс бросил взгляд в сторону ее комнаты. – Лиам все еще спит? Она кивнула, зевнув. – Этого засоню пушкой не разбудишь. На этот раз… Макс поднял руку. – Если ты про секс, Хло, то сразу говорю, что слышать об этом не желаю. Она усмехнулась – похоже, запах кофе привел ее в чувство. Как ни странно, но Хлоя и Лиам в итоге поладили, и даже расстояние оказалось им не помехой. Несколько недель назад Лиам сделал предложение, и Хлоя настаивала, чтобы свадьба была в феврале. На вопрос матери, к чему такая спешка, она сказала, что нужно поскорее покончить с этим, и пафосно заявила, что не хочет жить во грехе, но Макс знал настоящую причину. Как и то, почему Лиам так срочно сделал предложение. Они с Хлоей встречались несколько месяцев, когда она наконец рассказала Лиаму про опухоль. Он знал, что сестра и его лучший друг хотели, чтобы он был у них на свадьбе, и надеялись, что в феврале еще не будет поздно. Он обрадовался, когда телефон, лежащий тут же, на подоконнике, загудел. Пришло сообщение от Эрин. Она по-прежнему принимала в его жизни большое участие, оставалась на связи. Как и его близкие, Эрин знала, что это вопрос нескольких месяцев, но отойти в сторону и отстраниться не захотела – ей было важно, чтобы Макс знал: она рядом и всегда готова с ним поговорить. Вернувшись в Британию, он несколько недель жил у нее в Эдинбурге, но отношения между ними были исключительно дружескими. Тогда он не знал, поможет ли лечение, которое он, по настоянию матери, прошел в начале года в Нью-Йорке – оно было в рамках новейших клинических исследований, и Эрин верила, что лечение поможет и что длительные отношения с ним – это вариант. Но еще до того, как выяснилось, что надежды напрасны, Макс понял – возвращаться к ней неправильно. И Эрин приняла это и доказала, что она настоящий друг, заставив его выходить в люди и жить деятельной жизнью. Она пригласила его на ту свадьбу, хотя он решился туда пойти лишь после того, как увидел фотографию замка в Instagram аккаунте Джози и узнал, что она там будет. Он снова уставился на листок. Он должен был сказать ей обо всем в сентябре. Но когда он увидел Джози, ему снова сделалось легко, и свалить все на Эрин представилось таким простым решением – не захотелось омрачать тот уикенд, когда праздновали свадьбу ее подруги. Он надеялся, что их отношения односторонние – Макс не мог выкинуть ее из головы, но из этого вовсе не следовало, что Джози чувствует то же самое. И если она не настолько привязана к нему, тогда она огорчится, и только. Однако было неправильно надеяться на это и считать, что, храня молчание, он ее оберегает. Именно это сказала ее напористая подружка, отправив ему на Facebook возмущенное сообщение, после того как застала их целующимися. Он решил, что лучше ей не отвечать, но задумался. Он снова перечитал письмо и поблагодарил Хлою за вторую чашку кофе, которую та поставила перед ним. Решив, что сойдет, он взял телефон и набрал номер. – Алло? – Голос слышался как-то гулко. – Алло? – Привет, это Биа? – Да. – Теперь голос звучал подозрительно. – А кто это? – Макс Картер. Слушай, я знаю, это… – Макс? Джозин Макс? – Джозин Макс. Неверно, и никогда не будет верно. – Да, – сказал он, поняв, что она имеет в виду. – Послушай… – Откуда у тебя мой номер? Он нетерпеливо фыркнул и перевел взгляд на Хлою, которая смотрела на него, приподняв брови. – От Джона, который взял его у Лоры. Может, ты сначала дашь мне договорить? Хочу попросить тебя об одолжении. – Ну, тебе я никаких одолжений делать не буду, – категорично заявила она. Порой лучше всего действовать напролом. – Биа, – без всякого выражения произнес он, – я умираю. Говоря это, он не мог, да и не стал бы смотреть на Хлою. На другом конце провода повисло молчание. – В каком смысле? – спросила она затем. – В самом прямом, – ровным голосом ответил он. Неужели он начал привыкать говорить эти слова – объяснять, что значит «я умираю» – это теперь естественная часть разговора? – Нет, – сказала она. – О господи. Извини. Что… И давно… А Джози знает? – Нет, поэтому мне нужна твоя помощь, – сказал Макс. – Мне нужно, чтобы ты передала ей письмо. – Письмо? Ты хочешь сказать ей о том, что умираешь, в письме? Так нельзя, это ее убьет. Боже мой. – Больше мне ничего не остается, – тихо сказал он, замечая, что в его голосе сквозят умоляющие нотки. – Я знаю, что мне не надо было впутывать ее в это.