– Как здорово! Повезло ей с мамой. Мне выходить сейчас. Спасибо ещё раз. – Вы обратитесь в бюро обслуживания, чтобы поездки не пропали, – крикнула девушка в закрывающуюся дверь и осталась с улыбкой на лице в уходящем вагоне. В «информации» молодой мужчина в униформе выслушал меня и, оглядев билет, решительно подошел к ближайшему турникету. Я покорно посеменила за ним. Мужчина вставил билет в отверстие – автомат крякнул, и дверца открылась… – Но мне не надо в метро, я только что приехала на свою станцию! Извините, что сразу не сказала… – Это вы извините, я поторопился. Сейчас всё поправим. Пойдёмте. Он подошел к автомату продажи билетов, достал из кармана какой-то документ, ввел пин-код и через несколько секунд протянул мне свежий билет с десятью поездками. – Огромное спасибо! Это – торжество демократии. Всего вам хорошего! – И вам! Бьен венидо! Бьен венидо – добро пожаловать – озаряло мой путь ещё километра два, как минимум. Мне потрафили местные жители, вручив нечто вроде особого пропуска в их вожделенный город. Это они ещё не знали, что мне пятьдесят сегодня, а то бы наверняка и конфетой угостили… Шутливое расположение духа мне удавалось поддерживать практически всегда. В отсутствие катаклизмов, разумеется. На изломах судьбы я, случалось, теряла самообладание. Прямая, как стрела, улица Лаиетана – с её шумом транспорта и всеобщим хаосом – в ускоренном темпе загнала меня в тишину переулков. Что ж, – тут и любопытных деталей больше. Вот, реставрационная мастерская. Жестяной навес давал тень. В ней стоял крохотный плетёный стульчик. Сидя на нем у самого входа, трудился пожилой мастер в переднике, позволяя прохожим наблюдать за его кропотливой работой. В загорелых, ловких руках преображалась старинная ваза. На маленький спектакль своего призвания имеет право каждый. Даже хирург, когда в окружении сестер и ассистентов просит: «Зажим… тампон… скальпель»! Вот и моя Слава, в процессе заливки творожной запеканки или в момент подготовки форшмака, тоже словно открытый урок дает, виртуозно используя навыки и кухонную утварь. Это у неё Юля Высоцкая подсмотрела формат своей знаменитой передачи, как пить дать. Хотя они не знакомы, и антураж их кухонь далеко не идентичен… Площадь Сент-Жеймс с президентским дворцом и мэрией, построенными в стиле барокко, собрала неутомимых туристов, послушно стоящих с запрокинутыми головами перед фронтонами зданий. Последовав их примеру, я оказалась втянутой в поток толпы. Она вынесла меня на Королевскую площадь. Тринадцать высоченных, тонких тропических пальм придавали пространству исключительно южный вид. В центре площади не функционировал фонтан «Три грации». Изящно изогнутые в талиях, металлические женские фигурки, покрытые патиной, выглядели покинутыми. По периметру площади, в прохладных галереях с колоннадами, под большими парусиновыми тентами пестрели ресторанчики. Народ вкушал, глазея по сторонам. Площадь медленно объезжала полицейская машина, контролируя ситуацию и прогоняя попрошаек. Дама лет семидесяти, в модных шёлковых шароварах лилового цвета, с замысловатой высокой причёской, кругами ездила по площади на велосипеде, нарочито широко разводя колени в стороны. Ехидная ухмылочка не сходила с её морщинистого лица. Полицейский жестом из окна машины велел ей освободить пространство. Дама оставила велосипед и, поражая округу балетным разворотом ног, активно подошла к полицейским и стала их в чем-то горячо убеждать. Не убедив, но и не рискуя ослушаться, «бабушка» вскочила на велосипед и, ещё сильнее разворачивая в знак протеста колени, напевая себе под крючковатый нос, в замедленном темпе укатила с площади. *** Полдень застал меня на площади у Кафедрального собора. Услышав приятную мелодию, я пошла на её зов. Три круга танцующих, обычных горожан, держались за руки, с удовольствием исполняя «сардану» под музыку сводного фольклорного оркестра. Традиционный танец на площади входил в воскресную программу города, как и месса в соборе. Любознательные туристы обступили танцоров, держа наготове фотоаппараты. В центр каждого круга, прямо на каменные плиты, люди сложили в кучку свои пакеты, сумки, рюкзаки. В одном из кругов даже лежал костыль одного из танцующих. Именно этот костыль производил сильнейшее впечатление – как образ жажды жизни… Танец начинался спокойно, с затейливым перебором ног, но постепенно переходил в темп «аллегро». Самостийные хореографы, выныривая из толпы, предлагали желающим встать в круг и тотчас научиться танцевать сардану. Седая тётушка, похожая на кондуктора с сумкой через плечо, деловито «прошивая» толпу, просила: – Помогите оркестру! Оркестру, пожалуйста… Добровольцам она беспардонно цепляла на грудь «медаль» – самоклеющийся кругляшок с символикой музыкальной ассоциации, проводящей эту благородную акцию. Потом «кондуктор» обходила толпу, пристрастно вглядываясь, у кого светится её «медаль», а кого ещё следует обложить данью. Женщина лет пятидесяти толкала перед собой инвалидную коляску с дряхлым стариком в кепке и пританцовывала в такт музыке, чётко повторяя движения сарданы. Старик жевал впавшим ртом, постукивал иссохшей кистью руки по подлокотнику и блаженно улыбался. Бурные аплодисменты в конце, улыбки и всеобщее ликование создавали ощущение единения человека с человеком, на площади Барселоны, посреди Мироздания… И я чувствовала диафрагмой, что влюбляюсь в этот искрящийся город навеки. Напротив Кафедрального собора рядком стояли такси-рикши, под названием «трикси» – низкой посадки велосипеды, встроенные в каркас современной элипсообразной повозки без дверей. Водители – сплошь молодые люди – с надеждой поглядывали на туристов. Подойдя к одному из них, я спросила из чистого любопытства, сколько стоит такая прогулка по городу. – Десять евро. Или шесть – в зависимости от маршрута, – ответил поджарый брюнет в шортиках. – Трикси – прекрасная альтернатива обычному такси, экологически продуманный релакс – без выхлопных газов. Но за десять евро я вам ещё и расскажу про город всё, что знаю. – На каком языке? – А какой вы хорошо понимаете? – А вы что, на всех языках мира говорите? – На пяти. – Ну, вы гигант! Тогда я выбираю немецкий. – Я не гигант, я – Томас, – улыбнулся молодой мужчина. Симпатичный «рикша», оказавшийся наполовину немцем, в медитативном темпе повез меня по узеньким, прохладным улочкам готического квартала под названием «Барри готик». Томас притормаживал, где я просила, и терпеливо ждал, пока я сделаю фото. Мы отметились у всех основных достопримечательностей. В заключение рикша-полиглот показал мне кафе под кроной ветвистого дерева, в закрытом тихом дворике-колодце. – Советую перекусить при желании здесь. Кухня неплохая и атмосфера исключительная. Тут за углом ещё магазин масок всевозможных – тысячи вариантов. Готический квартал вообще весь в маленьких магазинах и лавочках. Здесь располагался в тринадцатом-четырнадцатом веках еврейский район, процветала торговля. Теперь они вернулись, нуворишами, – вот эта часть, вправо от улицы Ферран… Улочка «Либреттерия» скрещивалась с улочкой «Рая», оказавшейся совершенно пустой, – только прогуливала свою собачку женщина в халате. Недлинная улица «Рая» сначала шла в горку, как и положено тернистому пути в Эдем, но потом сделала зигзаг и снова вывела меня к Кафедральному собору. В двух шагах от собора, на улочке Комтес, снимали кино – в обычном режиме, без окриков, не нагоняя страха на прохожих. Но команда «Мотор!» и здесь звучала завораживающе-эффектно. Кино – это магия, что и говорить… На небольшой площади Сант Иу играл скрипач в тёмно-синей рубашке-поло, такого же цвета шортах и мокасинах. «Жгучий брюнет» лет тридцати с небольшим несколько устало водил смычком по струнам. Звучал «Обливиод» Астора Пьяцоллы – романтическая, унылая, но светлая музыка. Мрачноватый на вид скрипач прислонился к стене и, согнув ногу в колене, приставил к стене ступню. Закончив «Обливиод», он принялся за «Кармен» Бизе, легко прохаживаясь туда-сюда, в такт музыке заворачивая за угол и оглядывая большим тёмным оком прохожих. Почти все проходили мимо, а он продолжал играть. На каменных плитах стоял динамик, из которого раздавалась записанная основная партия. Музыкант сел на стульчик, и на левой вытянутой ноге его обнажились вспухшие вены, безобразный варикоз. Издержки профессии… Ему бросали в футляр от скрипки монеты, благодаря за искусство, а он, не отвечая на взгляд, продолжал играть – профессионально, с чувством. На площади появилась группа туристов, сплотившаяся вокруг гида. Гид взялся было перекрикивать скрипку, но музыкант всё равно продолжал концерт. Акустика колодца площади усиливала все звуки, без разбора. Группа вплотную приблизилась к музыканту, чтобы разглядеть показанный гидом иероглиф на стене, перекрыла собой скрипача от публики, но тот не смолкал. Это походило на состязание. На диске началась запись венгерского чардаша, и сцена превратилась в батальную: кто – кого! На лице скрипача не читалось ни одной эмоции. Гид не уступал. Так они и провели свои партии до конца, пока туристы не унеслись за гидом дальше. Непроницаемый и, казалось, презирающий туристов, проходящих мимо его лежащего на земле футляра, скрипач остервенело продолжал трудиться. Пока не кончилась вся запись. Это, наверное, как петь «под фанеру» – непросто, – подумала я. Концерт закончился. Какие-то парень с девушкой принесли скрипачу пиццу, и компания села на ступеньки, перекусывать. Бродячий музыкант с грустными чёрными глазами оказался румыном из Бухареста, отцом восьмилетнего ребенка. – Сеньора, это трудно, а иногда и неприятно, будучи музыкантом большого национального оркестра, стоять тут, но нужно давать образование ребенку… – признался он мне, когда я подошла его поблагодарить. Родители всего мира готовы на подвиги ради своих детей. Но родители, живущие в странах Восточного блока – рекордсмены в этом смысле. Пренебрегая состоянием здоровья, стоя часами на варикозных ногах, они вкладывают всю свою любовь в чадо. Оценит ли когда-нибудь взрослый сын героические усилия отца во имя его лучшего будущего? Удосужится ли познать, принять особенности его природы? Или всю жизнь будет отнекиваться от части своей генетики? Как метко и горько подметил Виктор Ерофеев, «родители для нас – это так и не проявленные негативы»… Вернусь, проведаю родителей. Жарко… Солнца – море. Нет, океан солнца. Хорошо ещё, что курточка у меня белая… Несмотря на обеденное время, есть не хотелось. Большой стакан коктейля из папайи с апельсином я закусила мороженым. Не спеша, брела с картой города, которую мне выдали бесплатно в туристическом центре, и вдохновенно отмечала места, где мы с Серёжей побываем вместе. Купила билеты на концерт Монсеррат Кабалье, под открытым небом, на предстоящую пятницу – правда, уже без гениального Меркьюри. В два часа дня накатил приступ острой тоски. И волшебная Барселона его не снимала… Посмотрев в очередной раз на дисплей телефона, я не обнаружила ни заветного конвертика от Серёжи, ни пропущенного звонка. Присела на скамейке в тени, вытерпела ещё пол часика и написала: «Без тебя перелома не получится… Гуляю по центру. Целую крылья».