Заходя в сад, она думает, что следовало бы поставить ворота. А то не участок, а проходной двор. Но никакие ворота не помешают перелезть через низенькую стенку, которая служит оградой. Может, сторожевую собаку? Огромную, способную разорвать любого незваного гостя. Проблема в том, что Хлоя всегда боялась собак. Настоящая фобия. Она оглядывается вокруг, бросает взгляд назад. Еще несколько метров, и она в безопасности. А вдруг он ждет внутри, удобно устроившись на диване? Едва она ставит ногу на первую ступень крыльца, из тени появляется мужчина. – Это я, не пугайся. Хлоя на мгновение прикрывает глаза, снова открывает их, глядя на лицо Бертрана. Она не находит слов, такое облегчение вызывает в ней его присутствие. И однако, нечто холодное, словно сквозняк, окатывает ее с головы до пят. А следом желание вцепиться зубами в эту знакомую плоть. Главное, не показать, до какой степени мне хорошо от одного звука его голоса. Я победила, он не может без меня обойтись. Так оно и должно продолжаться. – Я приехал посмотреть, как ты. – Нормально, – сухо отвечает она. – Тем лучше… Может, нам стоит поговорить, а? – Как хочешь, – говорит она, открывая дверь. – Но предупреждаю, я устала. – Я могу уйти, если тебе так будет лучше. – Заходи, раз уж пришел. В прихожей она бросает ключи, туфли, сумку. Все это под взглядом Бертрана. Он идет следом за ней в гостиную, где она наливает себе мартини; ему она ничего не предлагает, даже присесть. Продолжая свою маленькую игру, она невозмутимо проверяет каждую комнату в доме. Воспользоваться тем, что он здесь. А потом выставить его вон. Если только он не станет умолять о прощении, конечно. Желательно на коленях. Она возвращается в гостиную, проходит мимо Бертрана, стоящего посреди комнаты. По-прежнему не обращает на него никакого внимания. Скоро он поймет. Ее нельзя безнаказанно называть сумасшедшей. Он должен был броситься за ней на улицу, когда она ушла. Рассыпаться в извинениях. Или, по крайней мере, позвонить потом раз двадцать. Она включает телевизор, Бертран не двигается с места. Он не сводит с нее глаз, до странности потемневших и превратившихся в два дула оружия, заряженного полной обоймой. В энный раз она проходит, едва не задев его, но не прикасаясь. Его ладонь смыкается на ее руке, она проливает половину своего мартини на ковер. – Если ты не хотела меня видеть, следовало сказать. Наконец она смотрит на него. Вернее, мерит взглядом. С надменной, почти презрительной улыбкой. – Отпусти меня, – велит она. – Немедленно. Он грубо притягивает ее к себе, отбирает стакан и ставит его на комод. – Что за игры ты затеяла? – Я вышла из возраста игр. – Я тоже. Поэтому прекрати. Он отпускает ее, снимает пальто, швыряет его на диван. – Можешь не располагаться, – бросает она. – Потому что здесь ты спать не будешь. Он обхватывает ее за плечи, притискивает к стене. Она наконец-то замечает, что у него лицо, которое ей незнакомо. И пугающий взгляд. Но она немного опоздала. Ее уносит на несколько лет назад. Когда мужчина терроризировал ее. Когда она жила с врагом, с убийцей. Она пытается оттолкнуть его, он снова прижимает ее к стене. – Прекрати немедленно… Или я вызову копов! Он начинает смеяться. И этот смех тоже ей незнаком. Она содрогается, пытается унять бешено забившееся сердце. – Послушай, Хлоя, ты же рада, что я приехал, потому что умираешь от страха. – Ты бредишь. – Я? Нет… Ты счастлива меня видеть, но изо всех сил пытаешься этого не показать. Ты слишком гордая. Он прижимается к ней, держа в объятиях, которых она не выбирала. Однако она чувствует, что было бы опасно снова его отталкивать. – Ты что думаешь? – шепчет он. – Что я буду умолять тебя позволить мне остаться здесь на ночь? – Тогда зачем ты приехал? – Чтобы посмотреть, все ли у тебя в порядке, я же сказал. – Посмотрел? Теперь можешь убираться. – Не говори со мной так. Никогда не говори со мной так. – Говорю как хочу. Он отрицательно качает головой. Она медленно задыхается. – Вон из моего дома! Катись! Она переходит на крик – верный признак, что страх заставил ее потерять контроль. – Знаешь, – добавляет Бертран, – я тебе не верный мопс. И не ручная собачка, и не сторожевой пес. Тебе и правда не помешало бы научиться проявлять внимание и уважение к другим… Ко мне, в частности. Он запустил руку ей под юбку, ее охватывает жаркая волна. – Я не хочу, – говорит она, понижая тон. – Хочешь… Ты боишься остаться одна, потому что тебе страшно, и ты хотела бы, чтобы я остался, только не желаешь этого признавать. Ну же, давай, скажи! Она протягивает левую руку, хватает стакан, где остался практически один лед, и выплескивает ему прямо в лицо. Он отступает, утирается. Они испепеляют друг друга взглядом в не предвещающем ничего доброго молчании. – Хочешь ударить меня? – бросает она вызов. – Давай. – Ты меня с кем-то путаешь, Хло. Наверняка с твоим бывшим. Ее лицо покрывается трупной бледностью; Бертран улыбается, довольный произведенным эффектом. – Ну да, я в курсе, сама видишь… Кароль, разумеется. Которая не знает, что такое умение хранить чужие секреты. Она мне за это заплатит. – Я не такой недоумок, как он, – добавляет Бертран, подбирая свое пальто. – Ты же не думаешь, что я загремлю из-за тебя в тюрьму? Он неторопливо направляется к выходу. – Если сегодня ночью услышишь шум, не трудись мне звонить. Или если электричество отключится. Думаю, я буду занят. Доброй ночи, Хлоя. Когда хлопает дверь, она вздрагивает. Ее губы начинают дрожать, она сползает по стене, пока не оказывается на полу. – Сволочь! Мне тебя уже не хватает. И все равно я ни о чем не жалею. * * * Гомес валяется на диване с книгой в руке. Один из редких романов Чандлера[8], который он еще не читал. Сегодня вечером никаких засад. В сущности, торопиться ему некуда. Вернется туда в другой день, в другую ночь. Рано или поздно доберется до Башкима. Этого первостатейного мерзавца, грязной твари, которую следовало бы пропустить через дробилку в мусоровозе. Он бы с удовольствием всадил ему пару пуль в сердце, но это означало бы сделать подарок, которого тот не заслуживает. Тюрьма куда лучше. Тем более что этот тип точно получит пожизненное. Если не случится что-то непредвиденное. Вроде одной из судейских крыс, которые сводят на нет месяцы работы.