– Представьте себе, что вы взяли пищевую емкость и создали в ней точную копию меня из плоти и крови, – сказал Тулук. – Копию из плоти и крови… – Вы бы смогли это сделать, не так ли? – спросил Тулук. – Конечно, но зачем? – Просто представьте это, и не задавайте пока никаких вопросов. Точный дубликат сводится к сигнальным клеточным единицам и включает их в себя. Эта плоть будет пронизана всеми элементами воспоминаний и памяти, а также всеми усвоенными прежде реакциями. Задайте этой плоти вопрос, который вы могли бы задать мне, и вы получите в точности такой же ответ, какой дал бы вам исходный, оригинальный я. Даже мои жены не смогли бы отличить меня от моей копии. – И что? – спросил Макки. – Будет между нами – этой копией и мною – какая-то разница? – поинтересовался Тулук. – Но вы же сказали… – Будет только одно отличие, не так ли? – Элемент времени и… – Больше, чем это, – перебил его Тулук. – Будет известно, что это копия. Но вот, например, собако-кресло, в котором сидит сейр Билдун, это совсем иное дело, правда? – А? – Это немыслящее животное, – напомнил Макки Тулук. Макки уставился на собако-кресло, на которое указал Тулук. Это был результат генетических манипуляций, генной хирургии и селекции. Какая разница, животное эта собака или нет, пусть даже и модифицированное? – Чем питается это собако-кресло? – спросил Тулук. – Специально разработанной для него пищей, – ответил Макки напряженно смотревшему на него уриву. – Но ни собако-кресло, ни его еда не являются точными копиями их предковой плоти, – сказал Тулук. – Искусственная пища – это бесконечная последовательность образующихся друг из друга белков. Собако-кресло – это плоть, испытывающая экстаз от своей работы. – Конечно… – согласился Макки, – но именно для этого они и были искусственно созданы. – Глаза Макки расширились. Он начал понимать, к чему ведет свои объяснения Тулук. – Разница и есть то, что называется узлом соединения, – сказал Тулук. – Макки, вы что-нибудь понимаете из всей этой белиберды? – спросил Билдун. Макки попытался сглотнуть, несмотря на сильную сухость в горле. – Калебан видит только эти рафинированные, очищенные различия? – спросил он. – Да, и ничего больше, – ответил Тулук. – То есть он не видит нас как… формы или как измерения, или… – Он не воспринимает наши жизни даже как протяженность во времени в том смысле, в каком мы понимаем время, – сказал Тулук. – Мы для них, вероятно, – узлы стоячей волны. А время, согласно представлениям калебанов, не является чем-то, что выдавливают из тюбика. Скорее, это прямая линия, с которой пересекаются наши собственные ощущения. Макки зашипел от восторга. – Я не понимаю, чем все это может помочь нам, – сказал Билдун. – Наша главная задача – найти Эбниз. У вас есть хоть какие-то разумные предположения о том, куда отправил вас калебан? – Я видел над головой созвездия, – ответил Макки. – Перед тем, как я уйду, с моего сознания можно сделать слепок и узнать, что именно я видел, а затем компьютер сможет привязать изображение к определенному месту во вселенной. – Это при условии, что данные созвездия есть в реестре миров, – остудил пыл Макки Билдун. – Но что это за рабовладельческая культура, с которой столкнулся Макки? – спросил один из участников совещания. – Мы можем запросить… – Кто-нибудь из вас слушал нас? – спросил Макки. – Наша задача – найти Эбниз. Я думал, что она у нас в кармане, но теперь считаю, что все не так просто. Где она? Мы не можем просто прийти в суд и сказать: «В каком-то неизвестном месте, в неустановленной галактике, некая женщина, которую мы считаем Млисс Эбниз, но которую мы на самом деле не видели, подозревается в проведении…» – Чем же мы, в таком случае, занимаемся? – недовольно процедил юрист. – Кто присматривает за Фэнни Мэй теперь, когда Фурунео мертв? – спросил Макки. – Четыре охранника находятся в сфере Фэнни Мэй и следят за ней, и еще четверо барражируют над сферой и следят за первыми четырьмя, – ответил Билдун. – Вы уверены, что нет никаких других зацепок, чтобы понять, где вы все-таки были? – Ни единой. – Сейчас иск Макки не имеет ни малейших шансов на успех, – сказал Билдун, – и наилучшим действием может быть обвинение Эбниз в укрывательстве бежавшего пан-спекки. – Мы знаем, кто этот беглец? – спросил Макки. – Пока нет. Мы пока не выработали план действий. – Билдун бросил взгляд на представителя юридического отдела, человека женского пола, сидящего рядом с Тулуком. – Ханаман? Ханаман откашлялась. Это была хрупкая на вид женщина с пышной копной волнистых каштановых волос, вытянутым овальным лицом, изящными носом и подбородком и полными чувственными губами. – Вы считаете, что этот вопрос надо обсуждать на Совете? – спросила она. – Да, считаю, иначе я бы не стал приглашать вас, – ответил Билдун. На мгновение Макки показалось, что от этого упрека Ханаман сейчас расплачется, но женщина взяла себя в руки и окинула присутствующих оценивающим взглядом. Она умна, подумалось Макки. В этом зале найдется немало тех, кто может поддаться ее женскому обаянию. – Макки, – заговорила Ханаман, – вам удобно стоять на столе? Вы же не тапризиот. – Спасибо, что напомнили, – ответил Макки, спрыгнул со стола, выбрал собако-кресло, стоявшее неподалеку от Ханаман, и сел, внимательно глядя женщине в глаза. Однако она повернулась к Билдуну и сказала: – Для того чтобы все понимали ситуацию, я вкратце расскажу о последних событиях. Эбниз с каким-то паленки два часа назад пыталась бичевать калебана. Действуя по данному приказу, один из охранников предотвратил бичевание, отстрелив из лучемета руку паленки. Адвокаты Эбниз уже готовят соответствующий иск. – Значит, они давно к этому готовились, – сказал Макки. – Да, это очевидно, – согласилась Ханаман. – Они обвиняют вас в незаконном саботаже, злоупотреблении служебным положением, причинении увечья, неправомерном поведении, умышленном причинении вреда имуществу, преступном ограничении свободы… – Злоупотребление служебным положением? – удивленно переспросил Макки. – Это робо-легум, не говачинская юрисдикция, – сказала Ханаман. – Мы не обязаны оправдывать прокурора до тех пор, пока… – Она осеклась и пожала плечами. – Ну да вы и сами это прекрасно знаете. Бюро несет коллективную ответственность за противозаконные и неправомерные действия, совершенные его агентами в ходе осуществления своих полномочий, данных им… – Минутку! – перебил ее Макки. – Это намного смелее, чем я мог ожидать от такой шайки. – И они обвиняют Бюро в преступной халатности, – продолжила Ханаман, – так как оно не смогло предотвратить совершенное преступление, и в непривлечении виновных в этом преступлении к ответственности. – Они называют конкретные имена или все это некие анонимные личности? – спросил Макки. – Имена не названы. – Значит, это не храбрость, а жест отчаяния, – заключил Макки. – Но почему? – Они понимают, что мы не собираемся сидеть сложа руки и позволять безнаказанно убивать наших людей, – вмешался в разговор Билдун. – Они знают, что у нас есть копии контракта с калебаном, и этот документ предоставляет Эбниз право единоличного контроля над люком перескока. Никто, кроме Эбниз, не может нести ответственность за смерть Фурунео, и преступник… – Никто, кроме Эбниз и калебана, – сказал Макки. В конференц-зале наступила мертвая тишина. Первым опомнился Тулук: – Вы же, в самом деле, не считаете… – Я не считаю, – ответил Макки. – Но я не могу ничем подтвердить это в формализованном суде. Впрочем, открываются некоторые интересные возможности. – Голова Фурунео, – сказал Билдун. – Правильно, – сказал Макки. – Мы потребуем предъявить голову Фурунео. – Но что, если они начнут утверждать, что это калебан оторвал голову Фурунео? – спросила Ханаман. – Об этом я буду спрашивать не их, – ответил Макки, – я спрошу у самого калебана. Ханаман внимательно посмотрела на Макки. В глазах ее промелькнуло искреннее восхищение. – Это умно, – выдохнула она. – Если они попытаются вмешаться, то это подтвердит их вину. Но если мы получим голову… – Она посмотрела на Тулука. – Как насчет этого, Тулук? – спросил Билдун. – Как вы думаете, мы сможем что-нибудь извлечь из мозга Фурунео? – Это зависит от того, сколько времени пройдет между смертью и началом исследования, – ответил Тулук. – Сроки восстановления нервов ограниченны. – Это мы знаем, – вздохнув, сказал Билдун.