Ничего такого он не разглядел. Было темно… очень темно… Нет, подождите-ка, сказал он. Кое-что все же есть. Когда Лерой пошел прочь, Стоддард окликнул его: «Куда ты в такое время?» И на это Лерой Фрай сказал: «По нужному делу». Это шутка, видите ли. Когда кадетам ночью надо облегчиться – и они не хотят оставлять это в ночном горшке, – они ходят в уличный сортир, и если им на пути встречается офицер, им достаточно сказать: «По нужному делу, сэр», чтобы их пропустили (правда, с расчетом, что быстро вернутся назад). Но Стоддарда в той ситуации удивило то, что Фрай сделал ударение на втором слове. По нужному. По нужному делу. – И что, по вашему мнению, мистер Стоддард, это означало? Он не знает. Фрай говорил тихим шепотом, неразборчиво. – Значит, он куда-то спешил? Может, и так. А может, просто резвился. – Значит, он показался вам веселым? Да, в хорошем настроении. Не походил на человека, который собирается собственными руками лишить себя жизни. Но ведь заранее никогда не угадаешь, правда? Когда-то у Стоддарда был дядька, у которого резко менялось настроение: всего минуту назад он намыливал лицо, насвистывая «Эй, Бетти Мартин», – и вот уже замахивается бритвой, целясь в шею, даже не закончив бритье. Хичкок смотрел ему вслед. Не отрывая взгляда от двери, он задал вопрос, который донимал его. – Мистер Лэндор, откуда вы узнали? – Вы имеете в виду, о Стоддарде? Думаю, все дело в его плечах. Уверен, вы, капитан, заметили, что кадеты, когда их опрашивают в присутствии офицера, от напряжения и волнения как бы сжимаются. – Я отлично это знаю. Мы называем это «допросным горбом». – Да, конечно, но когда испытание заканчивается, плечи естественным образом возвращаются в обычное положение, расправляются. А вот у Стоддарда этого не произошло. Он покинул помещение таким же согнутым. Взгляд красивых карих глаз Хичкока задержался на мне. На губах замаячила тень улыбки. А потом он с излишней серьезностью сказал: – Мистер Лэндор, вызывать других кадетов? – Нет, в этом нет надобности. Но я с радостью побеседовал бы с кадетом Лафборо, если не возражаете. Это заняло немного больше времени. Обед закончился, и Лафборо находился в группе по естественной философии – стоял перед классной доской, – и вызов стал для него благословенной передышкой. Но передышка перестала быть благословенной, когда он вошел в помещение и увидел командира, сидящего за столом со сложенными руками, и меня… Интересно, что он подумал обо мне? Он был из Делавэра. Коротконогий, с ямочками на щеках и блестящими обсидиановыми глазами, которые, скорее, смотрели внутрь, чем на окружающий мир. – Мистер Лафборо, – сказал я, – вы были соседом по комнате мистера Фрая, насколько мне известно. – Да, сэр. Когда мы были на первом курсе. – А потом между вами случился разлад. – О. Ну, что до этого, я не назвал бы случившееся разладом. Просто наши дороги разошлись, сэр. Думаю, так ближе к фактам. – И что заставило вас разойтись? Между его бровями залегла складка. – О, ничего такого… важного, я бы сказал. Он вздрогнул, когда прозвучал голос капитана Хичкока: – Мистер Лафборо, если вам известно что-либо касательно мистера Фрая, вы обязаны изложить нам это. Немедленно. Признаюсь, я сочувствовал мальчику. Если он действительно болтун, как утверждал По, для него, вероятно, очень мучительно не находить слов. – Дело в следующем, сэр, – сказал он. – С того момента, как узнал о кадете Фрае, я все время мысленно пересматривал один инцидент. – И когда этот инцидент случился? – спросил я. – Давно, сэр. Два года назад. – Не так давно. Пожалуйста, продолжайте. И тут он заявил: – Я не буду рассказывать, черт побери. Нет, он сказал другое: – Дело было однажды вечером в мае… – В мае тысяча восемьсот двадцать восьмого? – Да, сэр. Я помню, потому что моя сестра написала, что выходит замуж за Гэбриела Гилда; письмо пришло сюда за неделю до свадьбы, и мне пришлось отвечать на адрес моего дяди в Довере, так как я знал, что сестра остановится там на неделе после свадьбы, а то была первая неделя июня… – Спасибо, мистер Лафборо. – (Он нашел-таки свой источник красноречия.) – Давайте перейдем к инциденту как таковому, хорошо? Вы можете рассказать нам – вкратце, – что произошло в тот самый вечер? Теперь перед ним была поставлена задача. И он, сдвинув брови, приступил к ее исполнению. – Лерой сбежал. – Куда он отправился? – Не знаю, сэр. Он просто попросил, чтобы я прикрыл его. – На следующее утро он вернулся? – Да, сэр. Хотя его и прищучили за отсутствие на утренней перекличке. – Он так и не рассказал вам, куда ходил? – Нет, сэр. – Лафборо бросил быстрый взгляд на Хичкока. – Но мне показалось, что он был чем-то обеспокоен. – Обеспокоен? – Всего чуть-чуть, сэр, потому что, хоть он и был робок при знакомстве, потом, при тесном общении, его легко было разговорить, а сейчас он вообще не хотел разговаривать, на что я не обратил особого внимания, если не считать того, что он вообще отказывался встречаться со мной взглядом. Я спросил, не обидел ли я его чем-то, но он ответил «нет», что обидел его не я. Я спросил кто, – ведь мы, как-никак, были лучшими друзьями. – Но он вам не ответил. – Вот и всё, сэр. Но как-то вечером – дело было в июле – он признался… сказал, что связался с плохой компанией. Краем глаза я увидел, как Хичкок подался вперед – всего на дюйм. – С плохой компанией? – повторил я. – Это его собственные слова? – Да, сэр. – Он не сообщил вам… какова природа этой компании? – Нет, сэр. Я, естественно, сказал ему, что, если там творится нечто противозаконное, он обязан доложить. – Кадет второго класса улыбнулся Хичкоку, ожидая одобрения, которого тот не дал. – Мистер Лафборо, под «компанией» он подразумевал других кадетов? – Он так и не объяснил. Я предположил, что это кадеты, потому что кто еще это мог быть? Если, конечно, Лерой не задружился с бомбардирами, сэр. Я уже достаточно долго пробыл в Вест-Пойнте, чтобы знать: «бомбардиры» – это военнослужащие артиллерийского полка, расквартированного на той же территории, что и кадетские подразделения. Кадеты воспринимают их так же, как красивая дочка фермера – старого мула: нужен, но шика недостает. Что до бомбардиров, то они считают кадетов неженками, с которыми приходится нянчиться. – Итак, мистер Лафборо, несмотря на все ваши усилия, ваш друг отказался распространяться на эту тему. А спустя какое-то время вы двое… разошлись, кажется, так вы выразились? – Вероятно, сэр. Он больше не хотел дурачиться в комнате или ходить купаться. Даже от кадетских вечеринок держался подальше. А потом вдруг вступил в молитвенный отряд. Руки Хичкока стали раздвигаться в стороны. – Что ж, любопытно, – сказал я. – Он обрел веру, не так ли? – Я бы не… В смысле, я не знаю, терял ли он ее, сэр. Однако, думаю, не особо был ей привержен. Всегда жаловался на пребывание в часовне. Но к тому времени он уже связался с новым окружением, а я, вероятно, оставался старым, и вот так… вот так оно и вышло, сэр. – А это новое окружение – вам известны их имена? Пять имен – столько он смог вспомнить, и все они были в той группе, что мы только что опрашивали. Лафборо продолжал называть одни и те же имена, снова и снова связывая их воедино… пока Хичкок не поднял руку и не сказал: