– Почему вы не доложили об этом раньше? Перебитый на полуслове молодой человек замер с раскрытым ртом. – Ну, вот сейчас докладываю, сэр. Я не… не предполагал, что это важно. Да и случилось давно. – И все же, – сказал я, – мы вам очень признательны, мистер Лафборо. Если вспомните что-нибудь еще, что может оказаться полезным, пожалуйста, не сомневайтесь ни минуты. Кадет кивнул мне, отдал честь Хичкоку и пошел к двери. И там остановился. – Что-то еще? – спросил Хичкок. Перед нами снова был первоначальный Лафборо, каким он вошел в помещение. – Сэр, – сказал он, – есть… у меня есть одна проблема, с которой я давно борюсь. Касающаяся этики. – Да? – Если человек знает, что его друг переживает из-за чего-то, и этот друг уходит и делает что-то… неподобающее… В общем, тут возникает дилемма: должен ли этот человек чувствовать себя ответственным? Если подумать: может, будь он хорошим другом, его друг все еще был бы среди нас, да и вообще все было бы лучше? Хичкок ущипнул себя за мочку уха. – Думаю, мистер Лафборо, в гипотетическом смысле совесть того человека была бы чиста. Он сделал все возможное. – Спасибо, сэр. – Что-то еще? – Нет, сэр. Лафборо почти вышел за дверь, когда ему вдогонку прозвучал голос Хичкока: – В следующий раз, мистер Лафборо, когда предстанете перед офицером, проследите, чтобы пуговицы вашего мундира были застегнуты. Один штрафной балл. * * * Мое джентльменское соглашение с академией требовало, чтобы я постоянно совещался с Хичкоком. Сегодня же на встрече захотел присутствовать Тайер. Мы собрались в малой гостиной. Молли принесла лепешки и пирожки с говядиной; Тайер разлил чай; старинные часы в коридоре отсчитывали время; бордовые шторы отсекали солнце. Жуть, Читатель. Прошло целых двадцать минут, прежде чем кто-то решился заговорить о деле, и даже тогда мы не продвинулись дальше вопросов общего характера. Однако ровно без тринадцати минут пять суперинтендант Тайер поставил свою чашку на стол и переплел пальцы на коленях. – Мистер Лэндор, – сказал он, – вы твердо уверены в том, что Лерой Фрай был убит? – Твердо. – Мы приблизились к тому, чтобы узнать личность убийцы? – Я узнаю об этом, только когда подойду к раскрытию. Он ненадолго задумался над моими словами. Затем, прокусив в лепешке дырку размером с десятицентовик, спросил: – Вы продолжаете считать, что оба преступления связаны? Убийство и осквернение? – Что ж, в данном случае скажу так: нельзя вынуть у человека сердце, пока он в состоянии этому воспрепятствовать. – И это означает?.. – Полковник, какова вероятность того, чтобы у двух разных людей в одну и ту же ночь октября возникли злобные планы в отношении Лероя Фрая? Я видел, что Тайер уже задавался этим вопросом. Но то, что вопрос был произнесен вслух, подействовало на него гнетуще. Складки вокруг его рта углубились. – Значит, – более тихо сказал он, – вы действуете, исходя из предположения, что за обоими преступлениями стоит один и тот же человек? – Один человек и, возможно, сообщник. Но давайте говорить об одном. Лучше начинать с этого. – Получается, что лишь вмешательство мистера Хантуна удержало злоумышленника от того, чтобы вырезать сердце у Лероя Фрая немедленно? – Пока давайте предполагать именно так. – Лишенный возможности выполнить задачу – пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, – этот человек ухватился за шанс похитить тело мистера Фрая из госпиталя и приступил к претворению в жизнь своих первоначальных намерений? – Давайте предположим и это. – А этот человек, он один из нас? Хичкок резко встал и повернулся ко мне лицом, словно преграждая мне путь к бегству. – Полковник Тайер и я хотели бы знать следующее, – сказал он. – Угрожает ли жизни наших кадетов присутствие этого безумца? – Вот этого я вам сказать не могу. Сожалею. Они восприняли мой ответ со всем возможным спокойствием. У меня возникло ощущение, что даже пожалели меня за незнание. Налили себе еще чаю и стали задавать более конкретные вопросы. К примеру, что я сделал с клочком бумажки, найденным в руке Лероя Фрая. (Я ответил, что все еще работаю над ним.) Захотели узнать, намерен ли я опросить преподавательский состав. (Да, ответил я, всех, кто когда-либо вел занятия у Лероя Фрая.) Намерен ли я опросить других кадетов. (Да, всех, кто был знаком с Лероем Фраем.) Здесь, в гостиной полковника Тайера, с мерно тикающими на заднем фоне часами, время текло ужасающе степенно. Мы уже давно успокоились, все, кроме меня, потому что мое сердце вдруг начало судорожно биться. Бу-бух. Бу-бух. – Вы плохо чувствуете себя, мистер Лэндор? Я вытер пот на висках и сказал: – Джентльмены, если не возражаете, я хотел бы попросить вас об одном одолжении. – Говорите. Вероятно, они ожидали, что я попрошу холодное полотенце или свежего воздуха. Вместо этого они услышали: – Я хотел бы привлечь одного из ваших кадетов в качестве помощника. Я понимал, что перехожу границы. С самого начала наших отношений Тайер и Хичкок очень внимательно следили за тем, чтобы не нарушить линию между военным и гражданским. И тут я вознамерился разрушить всю их работу. О, это возмутило их. Опустились чашки, вскинулись головы, и на меня посыпались спокойные, веские, обоснованные соображения… Мне пришлось зажать ладонями уши, чтобы заставить их замолчать. – Прошу вас! Вы не поняли меня, джентльмены. Эта роль не должна иметь официальный характер. Просто мне нужен человек, который стал бы моими глазами и ушами в кадетских подразделениях. Моим агентом, если хотите. И чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. Хичкок несколько мгновений пристально смотрел на меня. А потом мягким голосом спросил: – Вам нужен тот, кто будет шпионить за своими товарищами? – Да, тот, кто станет нашим шпионом. Ведь это не нанесет большого ущерба армейской чести, не так ли? И все же они сопротивлялись. Хичкок сосредоточился на своей чашке. Тайер непрерывно смахивал с голубого рукава одну и ту же пылинку. Я встал и, пройдя в дальний конец комнаты, сказал: – Джентльмены, вы связали мне руки. Мне запрещено свободно появляться среди кадетов, мне запрещено разговаривать с ними без вашего разрешения, мне запрещено еще и то, и это. Даже если б я нашел такую возможность, – сказал я, поднимая руку, чтобы пресечь возражения Тайера, – даже если б я нашел такую возможность, что это мне дало бы? Пусть молодые люди ограничены в своих действиях, но они могут хранить тайны. Со всем моим уважением, полковник Тайер, ваша система вынуждает их хранить тайны. Которые они открывают только своим. Действительно ли я верил в это? Не знаю. Я обнаружил, что иногда, в некоторых случаях, утверждение о том, что ты веришь во что-то, делает это что-то настоящим. Зато мои слова заставили замолчать Тайера и Хичкока. А потом – медленно, не сразу – они согласились. Не помню, кто первым сдвинулся с места, но один из них точно сдвинулся, чуть-чуть. Я заверил их в том, что этот драгоценный кадет сможет и дальше ходить на занятия и участвовать в учениях, выполнять свои обязанности, сохранять свою репутацию среди однокурсников. Я сказал им, что он получит огромный опыт в сборе разведданных, а это будет способствовать его карьерному росту. Медали, ленты… светлое будущее… Да, они согласились. Не могу сказать, что они тепло отнеслись к идее, однако вскоре уже перекидывались именами, как крокетными мячиками. Что насчет Клея-младшего? Что насчет Дюпона? Кибби – воплощение благоразумия, Риджли изворотлив… Сидя на своем месте, держа лепешку в руке и робко улыбаясь, я подался к ним. – А что вы скажете насчет кадета По? – спросил я. По их молчанию я решил, что имя ничего им не говорит. Я ошибся. – По? * * *