Утреннее пробуждение оказалось довольно тяжелым. Тело ломило, каждое движение сопровождалось болью. В ванне я тщательно рассмотрел свое лицо. Единственная отметка о ночном избиение на нем — ссадина возле виска. Я вспомнил, как прошелся каблук одного из этих парней по этому месту. В целом же я мог быть вполне довольным тем, как завершились эти события. Все могло кончиться гораздо хуже. Ясно, как день, что пока это с их стороны предупреждение. Они все еще считают меня немного своим и надеются, что я внемлю их аргументам и как знать, включусь в их игру по их же правилам. Эти ребята все рассчитали правильно. Только не учитывают одного, что, когда я не на шутку разозлюсь, то бываю чрезвычайно упрямым и могу даже пренебречь собственной безопасностью. А я разозлился по-настоящему, я им не прощу ударов каблуками и подметками по моему животу и спине. Вот только действовать следует отныне с удвоенной осторожностью, нет никаких сомнений, что мы находимся под постоянным наблюдением. И телефон, конечно, прослушивается. И не только мой. Леонида тоже. Я даже на мгновение замер. Да ведь и Орестовой номер очень вероятно, что так же поставлен на прослушку. А бог знает, что она говорит по нему. А в данной ситуации она представляет для них даже большую опасность. Надо ее немедленно предупредить. Если они сделали такое со мной, то с ней они могут поступить хуже. Ее нельзя похитить, она депутат, известный всей стране политик. Будет такой скандал, что полетят десятки высокопоставленных голов. Поэтому, если те сочтут, что она представляет для них угрозу, то ее уберут. Причем, сделают это так, что все будут считать, что Орестова погибла в результате несчастного случая. Для этого существует столько способов, что никакого труда его организовать не существует. Как только я встал, то первым делом намеревался увидится с Леонидом, Но сейчас я передумал и направился к номеру Орестовой. И только подойдя к двери, подумал, что вполне вероятно, что она у Володи. И все же я постучался. И к огромному облегчению услышал за дверью ее шаги. Она не скрывала, что удивлена моим столь ранним визитом. — Что-то случилось? — спросила она, смотря на мою ссадину. — Где это вы? — Ирина, это не важно. Мне надо кое-что вам срочно сообщить. — Пожалуйста, проходите. Только я не ждала гостей, поэтому у меня не убрано. — Я бы хотел с вами поговорить в нейтральном месте. Например, в баре. — Но я не собиралась в бар. — Поверьте, я у меня есть основания просить вас выполнить мою просьбу. Она снова посмотрела на мою ссадину. — Ну, хорошо, через десять минут вас устроит? — Разумеется. Она вошла в бар, как всегда элегантная, притягивая, как магнитом, к себе взоры мужчин. Я сидел за столиком и потягивал коньяк. Придя сюда, я почувствовал желание выпить что-нибудь крепкое, даже на пустой желудок. Такое случалось со мной не часто, слава богу, у меня никогда не возникала болезненного пристрастия к алкоголя, даже в те моменты моего существования на земле, когда для многих выпивка выступает как едва ли не единственное лекарство от жизненных передряг. Орестова посмотрела на рюмку, и в ее глазах я прочел неодобрение. Но вслух она ничего не сказала, а села за мой столик. Подошедшему официанту заказала томатный сок. В ответ на мой немого удивленный взгляд, пояснила: — Утро, я всегда начинаю с сока. Это очень полезно. Советую и вам его употреблять вместо того напитка, который сейчас у вас в бокале. Так что вы хотели мне сообщить экстраординарное? — Скажите, вы ведете из своего телефона в номере какие-нибудь важные переговоры? — Да, иногда веду. — А важных посетителей в номере принимаете? — Вообще-то нет, хотя вчера у меня был в номере весьма важный разговор. Но почему вы спрашиваете? — А в вы не догадываетесь? — Вы полагаете, что идет прослушивание? — Да, именно это я не просто полагаю, но у меня есть основания так считать. — А можете ли вы поделиться со мной вашими основаниями? — Сожалению, но нет. По крайней мере, не сейчас. Просто поверьте мне, у меня нет резона вас обманывать. — Этого я не могу знать. Вы консультируете моего принципиального противника. А если вы проводите против меня операцию? — Если бы я проводил против вас операцию, то не стал бы ни о чем таком предупреждать. Тогда это было бы, в самом деле, против моих интересов. Орестова задумалась. — Пожалуй, вы правы. Я учту ваши слова. Это все, о чем вы хотели мне сказать? «Вовсе нет», — возразил я, но только мысленно. — Да, на данный момент это все. Орестова допила сок, но уходить не спешила. — Честно говоря, я вас не пойму, Станислав. Ваше поведение наполнено противоречиями. — Наверное, со стороны так оно и выглядит, — согласился я. — Но так уж получается. Я бы и сам хотел многое изменить, но есть обстоятельства, которые пока сильней меня. — А, по-моему, вы ими прикрываетесь. — Я не так уж мало знаю о вас, Ирина, знаю, что вы весьма богатый человек. И вам не всегда легко понять мотивы, которые двигают человеком, у которого нет денег. — Вот значит вы о чем. — Мне показалось, что в ее голосе прозвучало разочарование. — Да, вы, наверное, правы, я не всегда могу понять таких людей. Хотя всегда стараюсь это сделать. Постараюсь и на этот раз. Спасибо за предупреждение. — Я бы на вашем месте уехал, — мрачно сказал я. Орестова ничего не ответила, встала и направилась к выходу. И снова этот изящный магнит приковал к себе десятки взглядов. Глава 21 Я стал подниматься по лестнице и натолкнулся на Окулова и Сабова. Увидев меня, они почти одновременно, как по команде, облегченно вздохнули. — Все тебя ищут, — сказал Леонид. — Перегудов рвет и мечет. Только что по телевидению прошла информацию о последнем социологическом опросе. После погрома его рейтинг упал на пять пунктов. — Хорошо, что только на пять, — пробормотал я. — Меньше всего меня сейчас интересовали рейтинги Перегудова. Я думал об Орестове, о том, какой опасности она подвергается. — Ты в порядке? — спросил Леонид, чувствуя, что со мной что-то не все в порядке. Я понял, что должен немедленно взять себя в руки. Для раскисания я выбрал самое неудачное время. — Все в порядке. Сейчас займемся поднятием рейтинга нашего клиента. У нас есть десять минут? — Есть, — ответил Сабов, — и даже больше. Он со своим штабом отправился завтракать в ресторан. А это действо у него быстро не происходит. Это настоящий театр. — Хорошо, в таком случае, Дима, передай всем нашим через полчаса общий сбор, а пока мы с Леонидом немного погутарим. Пойдем к тебе или ко мне? — Как хочешь. — Тогда в сквер, к фонтанчику. Мы вышли из гостиницы, сели в сквере на ту самую скамейку, на которой я разговаривал с Ириной. — Расскажи, что они делали с тобой ночью? — попросил я. — Я так подозреваю, что то же самое, что и с тобой. Хотели выяснить, что мы делали в столь поздний час в Запанском поселке. Я им, как ты сам понимаешь, ничего не сказал. — Они тебя били? — Нет, — немного удивленно произнес Леонид. — А тебя. Это они тебя так саданули по лицу? — Кто же еще? Не сам же я себя разукрасил. Но что ты обо всем этом думаешь? — Пока не знаю. Мне кажется, они чего-то боятся. — Но чего? Боятся, что мы что-то пронюхаем. Но что именно? Я не исключаю, что они готовят какую-то серьезную провокацию против Орестовой. — Я тоже об этом подумал, — осторожно согласился Леонид. — Но никаких доказательств у нас нет. — Коли были бы, о чем тогда говорить. — Но если дело касается Орестовой… В конце концов, она наш соперник. — Это дело касается всех! Когда органы безопасности ведут себя таким образом, это угроза для всей страны, — излишне горячо сказал я. — А мне кажется, что когда речь заходит о ней, ты как-то не в меру распаляешься. Сейчас это крайне не своевременно. Вот кончатся выборы, распаляйся, сколько хочешь.