Перегудов немного промолчал. — С кем договориться не удается, того надо уничтожать. Вот и вся премудрость. Для человека, который находится у власти, это совсем не сложно сделать. — Перегудов бросил на меня цепкий взгляд, затем его лицо расплылось в широченной, как разлившаяся при половодье река, улыбке. — Надеюсь, ты не воспринял мои слова всерьез? Именно всерьез я их и воспринял. — Политическое убийство оппонента в политике вполне обычная вещь. Оно не имеет ничего общего с физическим устранением, — закинул я удочку. — Молодец, ты все понимаешь правильно, — похвалил меня Перегудов. — Вот поэтому я и хочу сделать тебе предложение. — Как хороший актер, он сделал паузу. — Еще нальем винца? — Не откажусь. Безропотно исполняющий обязанности официанта Дианов, наполнил любимые его шефом граненые стаканы. — За то, чтобы межу нами всегда царили бы согласие и понимание, — провозгласил многозначительный тост Перегудов. — Присоединяюсь. После того, как мы снова выпили, я полагал, что Перегудов приступит к изложению своего предложения. Но он, положив одну волосатую ногу на другую, вальяжно сидел в кресле. Было видно, как ему сейчас хорошо. — Я хочу тебе предложить, консультант, после выборов занять должность вице-губернатора, — вдруг проговорил Перегудов. Значит, Шафранник болтал тогда не просто так, эта идея продуманна и согласованна. Но неужели Перегудов не понимает, что делается это для того, чтобы контролировать или, говоря прямым языком, шпионить за ним, а когда надо и обуздывать. Но, судя по блаженному виду Перегудову, такая мысль еще не приходила ему в голову. Или приходила, но ему на это совершенно наплевать? — Это неожиданное предложение, — сказал я. Перегудов довольно засмеялся. — А я люблю именно неожиданные предложения, какой смысл в ожидаемых предложениях. Они никого не могут заинтересовать. Так что ты мне скажешь, мой дорогой консультант? — Я должен обдумать, это крутой поворот в моей жизни. — А я как раз не люблю ничего обдумывать. По мне, чем круче, тем лучше. Я еще год назад тоже не предполагал, что стану губернатором. Скажи, кто меня тогда знал? — Ну, губернатором вы еще не стали, — охладил я его пыл. — А вот известность, в самом деле, приобрели большую. Перегудов наклонился ко мне. — Думаешь, я на этом собираюсь останавливаться. Дудки. Хотя я знаю, что многие бы хотели, чтобы я тут застрял бы навсегда. Но они еще не знают, что меня не остановишь. Я как бульдозер, если набрал ход, сметаю все на своем пути. И если ты будешь в связке со мной, прикинь, куда сможешь забраться. Я тебе честно скажу, ты мне не во всем нравишься, но я тебя ценю за то, что ты умный и честный мужик. Я всех людей делю на две категории: те, кто могут предать, и те, кто предать не могут. Ты не предатель. Ты если пойдешь против меня, то открыто. Даже заранее предупредишь. А этого я не боюсь, я тебя смету как щепку. А потому лучше держись за меня. Докажешь свою преданность, пойдешь дальше. Сколько раз докажешь свою преданность, столько раз и пойдешь дальше. Я — вождь, а вождю нужны толковые помощники, без них ему трудно. Мне твои советы часто не нравятся, зато они почти всегда в яблочко. — Перегудов, явно довольный своим монологом, рассмеялся. — У меня есть время, чтобы подумать? — Я думал, ты сразу ответишь. Желающих-то много. — Я так сразу не могу. — Раз надо, думай. Сам видишь, время еще есть. Дело до распределения постов пока не дошло. Но скоро дойдет. И я бы хотел знать заранее, на кого могу рассчитывать. Планы в отношения края у меня больше. Я вспомнил прошедшую ночь, когда Перегудов с предельной откровенностью излагал свои намерения. Если он придет к власти, тихо тут никому не покажется. — Больше вопросов ко мне нет? — спросил я. — Нет. Хочешь еще вина? — Спасибо, но пока хватит. — А я выпью. Я попрощался и вышел. Глава 34 Я вдруг понял, что мне не на кого опереться. Даже на Леонида. Какие бы чувства лично он ко мне не испытывал, объективно он занял позицию, которая вступала в конфронтацию с той позицией, которая постепенно вы кристаллизировалась у меня. Что я ему, в сущности, могу сказать? Что Перегудов приступил из глупых юнцов к формированию эскадроны смерти. Но он мне ответит, что это не более чем политические шалости, которые не стоит воспринимать всерьез. Как, впрочем, и самого их затейника; в этой стране никто не в состоянии действовать честно и открыто, его тут же сметут, раздавят, как слоны, попавшее им на пути семейство кроликов. И он будет прав. Я бы и сам рад согласиться с таким суждением, да только что-то мешало мне это сделать. Если этих жаждущих крови подобно голодным комарам, юнцов собрать вместе, вооружить их примитивной, как дубина, но действенной, как электрошок идеей, то результат может быть ошеломляющим. И даже скорей всего те, кто намерены выпустить этого джина из бутылки, и не подозревают, к каким разрушительным последствием может привести их слепая жажда власти, раздавливающая на своем пути остатки всех нравственных норм. Страшен ведь не сам Перегудов, который в лучшем случае тянет на способного демагога, но при этом вполне поддающегося дрессировки, а те последствия, которые он может породить, даже не ведая об этом. Эти юные борцы за чистоту расы в определенный момент, подобно хищному зверю, сбегут от своего дрессировщика и изберут себе совсем иных лидеров, гораздо более решительных и кровожадных. Вот чего не понимают или старательно делают вид, что не понимают невидимые творцы этой политики. Чем больше я размышлял о событиях, которые произошли в последнее время, и о тех событиях, которые могут вскоре произойти, тем сильней убеждался в том, что был ловко обманут. Меня убеждали, что я буду участвовать в одной игре, а на самом деле игра ведется совсем иная. А наш центр является лишь прикрытием для настоящей партии. В любом случае ставка изначально делалась не наши способности политтехнологов, а на другие методы воздействия на избирателей. Конечно, мы тоже брались в расчет, мы тоже работали на конечный результат, но наша роль была всегда второстепенной, вспомогательной. Мы нужны для придания всей этой затеи цивилизованного блеска, с помощью нас пытаются внушить, что идет честное демократическое соперничество, в котором побеждает тот, кто убедит избирателей в своей большей привлекательности для них. Но после всего виденного, разве можно пребывать и дальше в столь невероятном ослеплении. Даже если закрывать на все глаза, и то будешь видеть события в их истинном свете. Настолько он уже стал ярок. Но одновременно я чувствовал, что не готов к решительным действиям. Мною владело ожидание. Чего конкретно я ждал, сказать я был не в силах, в моей голове царил какой-то непроницаемый туман. Но я не сомневался, что на этом события отнюдь не завершились, они только только набирают свой ход и еще предстоит нечто важное. И именно на это важное, я и в тайне даже от себя надеялся. Меня преследовала мысль о том, что если я сейчас отстранюсь, решительно выйду из игры, то совершу непоправимую ошибку, ибо в таком случае мое вмешательство в дальнейший ход событий станет невозможным. И тогда может произойти непоправимое. Но и пребывать в долгом режиме ожидания было так же трудно, сколько оно продлится, а если это не более чем заблуждение с моей стороны? Было легче найти клад, чем ответы на эти вопросы. Наше турне по районам края подходило к концу. По всем опросам и рейтингам оно прошло успешно, количество избирателей, выразивших намерение отдать за Перегудова свои голоса, увеличилось почти на пятнадцать процентов. За это время мои ребята придумали немало эффективных пропагандиских акций, которые, без всякого сомнения, повлияли на рост на его популярности. Я старался во всем это принимать минимальное участие, никаких идей не подавал, но и не мешал другим реализовывать свои предложения. Я еще раз убедился, что в свое время мне удалось подобрать толковый коллектив, с которым можно делать и не такие дела. Вот только доведется ли? Тут уверенность меня покидала. Во время наших посиделок я то и дело ловил на себя взгляды то Леонида, то Сабова. И тот и другой всматривались в меня, словно в ценную картину, и каждый желал понять, что же со мной происходит, к какому решению склоняюсь. При этом меня не оставляло ощущение, что каждый пытался найти свой ответ на этот вопрос. Да и скорей оттенки этих вопросов у каждого сильно отличались друг от друга. Позднее, я убедился, что интуиция в тот момент меня не подвела. Правда, как оказалось, тогда я сильно ошибался на счет смысла этих безмолвных посланий. Я давно жаждал поговорить с Диановым, но к моему удивлению все как-то не удавалось. Сначала я думал, что все происходит случайно, но затем стал постигать одну вещь: пресс-секретарь по каким-то неизвестным мне причинам уклоняется от контактов со мной. Особенно наедине. Может быть, он все же обнаружил меня в ту ночь в овраге? Я старался мысленно разложить ее по минутам, вспомнить каждый свой и его шаг. По всему выходило, что не видел. Но тогда странно. Раньше он весьма охотно общался со мной. Даже искал встреч, пытался сделать меня союзником. Что же изменилось? Оставалось совсем немного времени до нашего возвращения в краевой центр, когда нам сообщили, что Перегудов намерен всем дать день отдыха, который мы проведем на море. Оно было совсем близко, для этого всего лишь надо было перемахнуть через горы. Вертолеты для перелета выделил нам Шафранник, тем самым, выполнив свое обещание. Он же забронировал нам номера в гостинице. Это было несравненное ни с чем зрелище — лежащее у твоих ног, словно восточная красавица, покорное и ласковое теплое море, готовое тебя ласкать столько времени, сколько ты захочешь. Мои ребята, забыв обо всем, радовались как дети: плавали, ныряли, дурачились. Впрочем, я и сам ненамного отставал от них, теплое море оказывало целебное воздействие не только на мое тело, но и на мою душу. Оно смывала накопившуюся на ее поверхности грязь, неуверенность, сомнения. Хотя я понимал, что эффект это краткосрочный, но бывают минуты, когда не хочется ни о чем думать, а только наслаждаться тем моментом бытия, в который оказываешься погруженным. То был замечательный день до того момента, пока я не вошел в холл гостинцы. Там работал телевизор, у которого собралась толпа. Я предположил, что показывают важный футбольный матч, и решил присоединиться к зрителям. Я не был страстным болельщикам, но в свободное время с удовольствием смотрел на молодых парней, гоняющих по полю мяч. Особенно если они это делали с большим мастерством. Но показывали совсем не футбол. Шел репортаж. Я стал слушать. И чем больше слушал, тем сильнее холодело все у меня внутри. Речь шла об убийстве семьи: мужа, жены и двух детей — мигрантов из Средней Азии. Они были зверски казнены неизвестными, которые проникли в их лачугу, которую снимали. Взрослые были зарублены топором, дети — задушены. Кадры изуродованных тел вызывали содрогание. Но еще больше содрогания вызвали слова комментатора, что на месте преступления обнаружено небольшое письмо, в котором объяснились мотивы этого страшного злодеяния. Это было требование ко всем приезжим, чтобы они убирались бы из края и из страны, в противном случае обещалось, что подобные акции станут регулярными. Послание было подписано: «Эскадроны смерти». Я отошел от телевизора, чувствуя, как слабеют ноги. Началось. Даже если Перегудов или кто-то еще не давал подобной команды, эти юнцы могли проявить собственную инициативу. Тем более моральное одобрение на совершение подобных акций они получили. Внезапно я заметил рядом с собой Дианова. Таким бледным и напуганным я его еще никогда не видел. Он буквально не спускал с меня глаз. Сомнения у меня пропали, он обнаружил меня в ту ночь. И значит, он знает, что я знаю, кого это рук дело. Я решил взять инициативу на себя. Дианов откровенно напуган случившимся. И лучшего момента для того, чтобы его расколоть, не найти. Я схватил его за руку. — А ну идем со мной! — Куда? — испуганно пискнул он. — К прокурору. — Ни за что! — Он воскликнул так громко, то на него обернулись. — Ты хочешь, чтобы все обо всем догадались? Этот аргумент на него подействовал, он перестал сопротивляться. Я мог его сейчас вести куда угодно, хоть к прокурору, хоть к палачу. Я решил повезти в свой номер. В номере я грубо толкнул его кресло. — Ты меня там видел? — спросил, чтобы окончательно удостовериться я. Дианов испуганно посмотрел на меня и кивнул головой. — Но я никому не сказал! — вдруг воскликнул он. По его лицу я увидел, что он ждет от меня выражение благодарности. Боюсь, что ждать ему придется очень долго. Вместо этого я вплотную приблизился к нему и сгреб ворот его легкой тенниски. — Это сделано по вашему приказу? — Нет! — вновь воскликнул он. — Никто таких приказаний не отдавал. Это, наверное, они сами решили. Почему-то эта версия мне казалось вполне убедительной. Это жестокое убийство не добавит Перегудова очков, скорей даже отнимет. Это напоминает не поход за чистоту расы, а набег голодных, стосковавшихся по горячей крови, хищников, что мало кому понравится. Да, это чересчур. Я подтянул Дианова на себя и снова толкнул в кресло. Он едва не вылетел из него. — А вы что не понимали, чем это затея кончится? — Я не знаю, я лишь исполнитель. Что говорят, то я и делаю. Но я был против создания эскадронов, — после короткой паузы добавил он. Я посмотрел на него и понял, что он врет. До сей секунды он был «за». А скорей всего ему было просто на все наплевать. Что говорили, то он и делал. Лишь бы платили. — Ты нагло врешь. Никогда ты не был против. — Я снова сгреб его за тенниску.