Я не мог отделаться от ощущения, что кто-то сознательно нагнетает ситуацию. Несколько месяцев назад она была куда спокойней. Тогда тоже случались террористические акты, но они не порождали ответных мер местного населения. Нет сомнений, что экстремисты всех мастей активизируются, что они пытаются нажить себе политический капитал накануне выборов. Не совершил ли я все же огромную ошибку, что не проявил твердость и не отказался от этой работой? Соблазн оказаться в обойме администрации президента и крутой гонорар переселили все рациональные мотивы. Понятно, что против таких аргументов возражать крайне трудно, но может быть, именно по этой причине и следовало бы это сделать. Ведь если называть вещи своими именами, то нас элементарно купили. Когда же я создавал свой центр, то делал это с целью продавать свои услуги, но не продаваться самому. Разумеется, грань между этими двумя понятиями иногда бывает настолько условной, что провести демаркационную линию между ними почти невозможно. Но суть дела в том, что это вовсе не означает, что она отсутствует. Она незримо существует всегда и можно лишь сделать вид, что забыл об ее существовании. Спать я лег с тяжелым чувством. И знал, что когда утром проснусь, оно не развеется вместе с ночной мглой. Когда я пришел на следующий день на работу, то внешне все выглядело как обычно. И все же я ощущал, что все находились в режиме нетерпеливого ожидания. Впрочем, ничего другого нам и не оставалось. Я не знал, как должны были развиваться дальнейшие события, Суриков на сей счет меня не просветил. Но сомнений в том, что машины заработала, ее колеса завертелись, я не испытывал. Эти люди слишком серьезные, чтобы бросать слова на ветер. На карту поставлены большие интересы, идет очень крупная игра, и мы в ней тоже сидим за игровым столом. И пока ничего не происходило, я решил включить телевизор и послушать последние новости. Но к моему облегчению ничего нового за ночь не случилось, передавили кадры о вчерашних событиях. Правда, они производили тяжкое впечатление, но это лишь еще одна причина для того, чтобы не быть столь чувствительным. На все следует смотреть отстранено. Тем более наша профессия требует именно такого подхода. В кабинет вошли Сабов и Окулов. Теперь зрителей стало трое. Мы молча смотрели на экран. — Как вам это нравится? — поинтересовался я. — Наши подопечные время даром не теряют. Не кажется ли вам, господа, что мы куда-то здорово вляпались? — Никуда мы не вляпались, — уверенно возразил Сабов. — Вся мировая политика из этого состоит. Мы сами выбрали себе такую работу. Вот и надо ее выполнять. Я бы лучше продумал стратегию. Вот-вот подпишем контракт. А еще ни разу не обсуждали этот вопрос. А ведь времени совсем нет, придется включаться сразу же. Мы переглянулись с Леонидом и не удержались от улыбки. Как ни странно, но в словах нашего молодого коллеги заключалось много справедливого. Нам, в самом деле, следует самым тщательным образом подумать о стратегии. Причем, над ней придется поломать голову, чтобы сделать ее относительно цивилизованной, без экстремистских завихрений. А, учитывая нравы наших клиентов, это будет очень не просто. — Давайте обсудим, — сказал я. — Первое. Мы отвергаем все призывы к национальной розни, не говоря уж о национальных погромах. Путь будут резкие выпады в адрес инородцев, без этого эти ребята обойтись никак не могут, иначе потеряют лицо. Но это должны быть не эмоциональные, а справедливые претензии. В этом вопросе реальных проблем предостаточно: регистрация приезжих поставлено из рук вон плохо, милиция часто идет у них на поводу, покрывает их, естественно, не бескорыстно, а за взятки. И надо навести в этой сфере элементарный порядок. Все эти требования нисколько не расходятся с законом, а даже наоборот, то, что сейчас происходит, является вопиющее его не выполнение. Как вам такие предварительные постулаты? — Именно на этом основании все и следует строить, — горячо одобрил Сабов. — Шеф, я хочу, чтобы вы знали: вы гений. — Гениями мы будем, если нам удастся все это воплотить в жизнь и не замараться. А это посложнее, чем выдумать всякую там хитроумную стратегию. Какие есть еще идеи? Но идей больше не последовало, так как в кабинет вбежала секретарша и с придыханием произнесла: «Пришли». Уточнять, кто пришли, не было никакой необходимости, и так было все ясно. Все трое мы переглянулись. «Вот все и начинается», — невольно подумал я. — Приглашайте, Олечка, их в наш кабинет, — сказал я секретарше. — И, пожалуйста, принесите чай, кофе, печенье. Все как положено для встречи дорогих гостей. Ольга умчалась выполнять ответственное поручение. Я же испытывал некоторое волнение. Еще есть несколько минут, когда можно отступить, сказать, что мы передумали. После подписания договора, этого уже нельзя будет сделать хотя бы по простой причине: придется платить большую неустойку. А денег на это нет. Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошел предводитель движения «Спасение отчизны» Александр Перегудов. Его сопровождали три крепких молодчика, то ли ближайшие соратники, то ли телохранители. А не исключено, совмещающие обе функции. Несколько мгновений мы смотрели на них, а они на нас. Наверное, так смотрят друг на друга, оказавшись на арене, тореадор и бык. Затем мы, как по команде, вскочили и протянули им руки. Гости и хозяева обменялись рукопожатиями. — Садитесь, — пригласил я. — Только извините за тесноту. — Ничего, — хриплым голосом ответил Перегудов, — нам не привыкать. Всякое у нас случалось. Главное — это договориться. — Он вдруг подмигнул мне. Уж ни с перепоя ли он, по крайней мере, по голосу очень даже похоже на это, подумал я. — Я тоже так считаю. Я внимательно рассматривал этого человека. На вид ему было лет сорок, высокий, широкоплечий, о таких говорят: амбал. Лицо грубоватое, но не лишено некоторого обаяния, с прочно держащим на нем выражением уверенного превосходства. Впрочем, свои личные впечатления я мог дополнить некоторыми собранными о нем сведениями. Едва мы создали наш центр, то начали собирать на всех известных политиков досье. И тогда после некоторого колебания решили включить в этот избранный круг и Перегудова. И, как оказалось, не напрасно. Теперь эти данные пригодились. Ему действительно было за сорок, точнее сорок один. В молодости чуть не загремел за решетку за разбойное нападение. Но на суде посчитали, что улик против него не достаточно, и его освободили прямо из зала суда под овации его товарищей. Зато из института его выперли со второго курса. Затем он подвязался на разных грубых работах, пока однажды в его голову не пришла счастливая идея заняться политикой. Сперва он сколотил какую-то группку из сомнительных личностей, которые провозгласили себя партией свободных людей. Это шумное сборище, издающее громкие возгласы, которые заменяли им все партийные программы, имела некоторый успех. Но он быстро сошел на нет, так как людям все же надо что-то говорить, а этим ребятам слов явно не хватало. Перегудову на несколько лет пришлось уйти в тень. Но, по-видимому, эти годы не были напрасно потеряны, хотя к моему удивлению узнать о том, как он их провел, почти ничего не удалось. Выплыл на поверхность политического моря он так же внезапно как в нем и утонул, создав блок «Спасение отчизны», который за короткое время набрал немало очков основном в тех регионов, где межнациональные отношения были особенно обострены. И в первую очередь на юге. Правда, успех по большой части сопутствовал у маргинальной публики и у люмпенов, а так же у наиболее непримиримо настроенной молодежи, но ведь на наше несчастье они тоже являются полноценными избирателями. А если учесть, сколько таких у нас в стране, то получается, что потенциал этого движения весьма солиден. Не случайно же оно привлекло внимание администрации президента, там сразу же скумекали, что оно способно стать вполне серьезной политической силой. И решили прибрать ее к рукам. Как выяснилось, не без нашей помощи. Хотя всем действующим лицам этой сцены было прекрасно известно, какие обстоятельства нас тут свели, я решил идти официальным путем. — Чем мы можем быть вам полезны? — спросил я. — Чем полезны? — усмехнулся Перегудов. Он иронично посмотрел на меня, но я ответил ему совершенно серьезным взглядом. — Хотим с вами заключить договор. Наше движение принимает участие в выборах губернатора К-го края, нам требуется ваша помощь. Я правильно все излагаю? Да этот гад еще издевается, подумал я. Но на выражение собственных чувств у меня не было никакого права. — Мы готовы обсудить с вами детали сотрудничества. — Я достал из письменного стола стандартный листок договора. — Вы можете ознакомиться с нашими условиями? Несколько секунд Перегудов недоуменно смотрел на лежащий перед ним бланк, словно бы не понимал, что это за штуковина. Он даже ненадолго взял его в руки и попытался прочесть. Но, судя по всему, это задача оказалась ему не посильной, так как почти сразу же он положил листок на прежнее место. — Послушайте, могу я с вами поговорить один на один? — вдруг спросил он. Я пожал плечами. — Разумеется. Все встали и покинули мой кабинет. Мы остались одни. Перегудов наклонился ко мне. — Слушай, не люблю я всех этих выкрутасов. Мы же с тобой и так все знаем. Давай чиркну я, где положено, и закончим к чертовой матерью на этом с официальной частью. Что мы с тобой дипломаты. Лучше ударим по коньячку. — Но нам необходимо обсудить много вопросов. — Обсудим, — заверил Перегудов. — Хочешь, сегодня и обсудим. Я знаю одно славненькое местечко, девочки там просто класс. И жратва отменная. Посидим, выпьем, а заодно и все обмозгуем. Планы у нас большие, так что вы нам очень даже пригодитесь. Ну, как? Я размышлял. Все обстояло даже хуже, чем я предполагал. Больше всего на свете в данную минуту мне хотелось вышвырнуть этого наглеца и хама из моего офиса. Но это было не более, чем голубой мечтой, благородным порывом, которому не суждено воплотиться в жизнь. Хочу я того или не хочу, но мне придется играть по его правилам, сколько не отвратительны они мне. — Хорошо, вечером мы можем встретиться. А пока все же надо покончить с формальностями и подписать договор. Я прошу вас, сделайте над собой героическое усилие и прочтите его. Перегудов откровенно сморщился, словно чтение являлось для него тяжелой работой, как для некоторых перенос мебели. Но все же начал читать текст. Внезапно он поднял голову. — Слушай, я на счет суммы. А не круто? Я настолько не рассчитывал. Процентиков тридцать надо скинуть. Я вспомнил предупреждение Сурикова. Спасибо ему за него. — На нет и суда нет, — решительно произнес я, чувствуя мстительное удовольствие от этой сцены. Я знал, что он утвердит эту сумму, в этом вопросе деваться ему некуда. Иначе Суриков ему задаст по полной программе. — Я так понимаю, что нам с вами договоренности достичь не удалось. В таком случае ничем не могу помочь. Кажется, на его лице мелькнула растерянность. Впрочем, всего на одну секунду. — Да ты не кипятись, не хочешь скидывать тридцатку, давай скинь двадцатник. — Либо эта сумма, либо не какая, — гнул я свою линию. В нашем центре на сей счет жесткие правила. Мы не торгуемся. Если одному уступишь, то сразу же все узнают и начнут выкручивать руки. Так что извините. — Ну, пока выкручиваешь руки ты мне, — хмуро произнес Перегудов. По его лицу было заметно, что он что-то обдумывал. — Ладно, черт с тобой, согласен. Уважаю упрямых. — Он неожиданно хлопнул меня по плечу. — А мы с тобой, чую, сработаемся. Вот посмотришь, ты еще в мое движение вступишь. «Ну, уж этого ты не дождешься, — сказал я про себя. — Скорей руки на себя наложу или отправлюсь в монастырь замаливать грехи». — Если согласны со всеми пунктами, подписывайте договор, — произнес я. — Где здесь поставить свою закорючку? — Вот тут, — показал я. Перегудов вывел свою подпись. — Ну и ладно, дело сделано, — удовлетворенно крякнул он и откинулся на спинку стула. — Наказал ты мне на приличную сумму. Да не важно, деньги, как река, текут и текут. Я даже раньше не знал, что их так много в мире, — засмеялся он. — Только успевай руки подставлять. Знал бы ты, какие люди пожертвования в мой фонд делают. А чему мы так сидим. Зови своих людишек. Такое же событие надо же отпраздновать, как следует. Мой тесный кабинет снова наполнился людьми. — Давай доставай, Сергеич, — обратился Перегудов к одному из своих сподвижников. К великому моему удивлению Сергеич извлек из сумки две бутылки коньяка, нарезанные дольки лимона, бутерброды с красной и черной икрой. Они даже посуду принесли с собой, разложив эти яства в тарелки. И буквально за минуту мой стол превратился в место буйного пиршества. Я поймал недоуменный взгляд Леонида, его, как и меня явно смущало поведение наших клиентов. Зато Сабову это представление явно нравилось, он первым взял рюмку коньяка. — Генерал, — скажи тост, — попросил один из спутников Перегудов. Перегудова дважды не надо было просить. — Предлагаю выпить за нашу страну, которую захламили, как старый сарай, всякая чужеземная нечисть, вся эта чернота, которая сбивается тут в свои черные стаи. Я уверен, что вместе мы поможем вычистить нашу отчизну от всякого мусора. Пора каждому взять в руки метлу. Выпьем, друзья за дворников вроде нас! Надо отдать должное этим ребятам, коньяк был первоклассный. Такой можно пить и пить. Вот только бы общество было к этому напитку соответствующим. И тогда ничего другого в жизни просто и не нужно. Выпив коньяк, все взоры почему-то обратились на меня. Я догадался, теперь моя очередь попотчевать всех ответным тостом. — Надеюсь, что наше сотрудничество окажется обоюдно полезным, и каждая сторона получит от него то, на что она рассчитывала при заключении сегодняшнего договора. И пусть все живут с миром. Я заметил, что Перегудов сморщился, но возражать не стал. Всеобщий мир его явно не устраивал. Он выпил и поставил коньяк на стол. — Нам надо идти, у нас тут куча дел. Все хотят с нами состыковаться. Но вечером, как договорились. — Он протянул мне визитку. — Звони, я скажу, куда подгрести. Там все и окончательно обсудим. Если хочешь, бери своих опричников. Скучно не будет, это я вам гарантирую. Там всего на всех хватит и еще останется. — Довольный собой, он рассмеялся. По очереди, пожав нам всем руки, он и его команда удалились.