Они сказали, что через некоторое время уйдут. А главное — они сказали: «Пожалуйста, не мешайте нам (как будто мы смогли бы!). ВЫ НАМ НЕИНТЕРЕСНЫ». И все. Конечно, люди есть люди. Сенсация сопровождалась возней политиков, освещаемой СМИ. Естественно, не обошлось без громких заявлений: «Инопланетяне готовят вторжение!» «Правительство (подставьте название государства) проводит тайные переговоры с пришельцами!» Смешно. Нам просто указали на наше место. Пришельцы даже снизошли до пусть и очень короткого, но контакта. Я бы сказал, проявили недюжинное благородство. Флот перемещался по Солнечной системе три десятка лет. За это время они успели переработать спутник Юпитера Европу и множество астероидов главного пояса. Потом направились прямо к Солнцу. А мы боялись. Трепетали. Надеялись. И вот они просто исчезли, взяв ресурсы, которые были им нужны. Но говорящие головы в СМИ и разные толкователи не успокоились до сих пор. Так сложно для многих из нас принять правду. Мы придумывали сказки, в которых добрые пришельцы помогают человечеству. Мы сочиняли страшилки о вторжении, порабощении или уничтожении. Мы мнили себя достойными пристального внимания. Но реальные пришельцы просто скользнули по нам взглядом. Какой удар по человеческому самолюбию! Мой отец был одним из тех, кто надеялся. Вообще, он имел репутацию чудака еще до Пришествия. С первыми новостями он свято уверовал в то, что инопланетяне нас спасут. Я помню: он не выказывал даже тени страха, что было весьма странно. Лично я боялся. И не только я: наверное, большая часть населения Земли, не знавшая, чего ждать, хоть сколько-нибудь да опасалась рисуемых воображением страшных вариантов развития событий. Папа всегда, сколько помню, близко к сердцу принимал страдания человечества. И поэтому он искренне надеялся. Но космические странники своими сообщениями разрушили все иллюзии. И он не выдержал. На следующую ночь после сообщений он ушел из дома. Позже выяснилось, что он забрался на пятнадцатый этаж недостроенного здания и выпрыгнул из окна. Действительно, странным человеком он был. Переживал за человечество, но не подумал о близких. Сколько было таких же, как он?.. Большая часть моей жизни пришлась на период пребывания пришельцев в Солнечной системе. Ученые мало чего достигли в своих исследованиях (нам так говорят, по крайней мере). Говорят, их технологии для нас просто невообразимы. И вот они ушли. Контрольный выстрел. Второй удар по нашему эго. Они не нашли в нас ничего интересного. Если вообще искали, конечно. Сестра Мать давно любила Катарину, это симуляционное отродье, больше меня. А начиналось все как у многих семей в Омни. Ребенок-симуляция, в данном случае «старшая» сестра в компанию мне, сгенерированному истинным, помогающая родителям. На мой взгляд — это унижение, продиктованное недостатком вычислительных ресурсов на второго истинного ребенка, с настоящим сознанием. Постепенно мама, в отличие от отца, переступила запретную черту в своем отношении к Катарине. Мы не из сильно улучшенных, просто обычные цифровые люди, и нам, как и нашим предкам вне островов Омникомпьютеров, на каком-то уровне психики легко наделять неодушевленные объекты сознанием — это часть эволюционного багажа, до сих пор помогающая нам во многих вещах. И бывает, что кто-то заходит слишком далеко. Как моя мать Моника. Ключевое различие цифрового истинного и симуляции — в программной архитектуре. Цифровых персон делают самосознательными, что бы ни говорили эсвэпэшники, особые внутренние модели мира и себя в нем. Именно благодаря им мы имеем субъективный сознательный опыт, осознанно думаем и чувствуем. Симуляции же просто ведут себя как истинные, они не моделируют себя, а их модели мира совсем другие — такими они специально и разработаны: никаких форм сознания вообще. Основные хардварные архитектуры Омни куда лучше справляются с исполнением софта такого вида по сравнению с поедающими намного большее количество вычислительных ресурсов истинными разумами. Наши предки покинули мясо, но не все получилось так уж легко. Да, да, конечно, есть современная теория «сознания в поведении» (свп), говорящая: способность «схожих» вести себя подобно цифровым персонам указывает на наличие у них по крайней мере во многом сходного, если не идентичного, сознательного опыта, укорененного во взаимодействии со средой (поэтому эсвэпэшники называют их именно «схожими», считая слова «симуляция» и «пустышка» в данном контексте некорректными и оскорбительными, вместо же «истинных» они говорят «моделирующие»). С этой точки зрения внутренние модели важны для самосознания лишь постольку, поскольку делают возможным взаимодействие агента со средой; агентом они признают некую функциональную часть мозга, человека в целом или определяют границы еще шире. А как объяснить галлюцинации? Часть мозга, выступающая на стороне среды, изменяет картину взаимодействия. Что тогда со сновидениями? Многие эсвэпэшники скажут, что агент либо есть часть мозга, либо «сжимается» до нее и взаимодействует со средой в виде другой части; большинство их считает, что снов «схожие» все-таки на самом деле, что бы ни утверждали они сами, не видят и это прерогатива лишь «моделирующих». Но встречаются среди эсвэпэшников и более экзотичные точки зрения по двум последним вопросам. «Сознание в поведении» — не только течение философии сознания, но и связанные общественные движения. И все они заявляют, что «схожие» должны обладать этическим и правовым статусом цифровых персон. Я не покупаюсь на эту чушь. Можно сказать, что у симуляций есть интеллект, поскольку они способны решать задачи, они думают и чувствуют, но их мысли и чувства не такие, как у нас. Неосознанные, не сравнимые с нашими многогранными сознательными репрезентациями. Симуляции старательно созданы таким образом, чтобы во всем походить на истинных, в том числе говорить что-то вроде «мне больно», «я так рада» или «у меня есть сознание», но это сплошь обман. Мать постепенно стала сторонницей «сознания в поведении», и ее отношение к Катарине стало таким же, как к настоящему человеческому ребенку. Между моими родителями по этому поводу не было согласия, папа не разделял ее точку зрения, и они много ругались из-за маминой любви к «схожей». Я тогда еще не слишком много понимал; помню, что ревновал к Катарине, которая стала для мамы более любима, чем я. Она уделяла ей больше внимания, а мне то и дело говорила брать с сестры пример. Отец в конце концов ушел от моей матери. Суд, оценив ситуацию и прислушавшись к моему, тогда двенадцатилетнего мальчишки, пожеланию, передал меня отцу, к истовому негодованию мамы и симулируемой негативной реакции Катарины на разлуку с «любимым братом». Я все-таки любил мать и был зол, и сейчас зол еще больше, на Катарину и на мамину глупость. Как легко, оказывается, может человек принять эсвэпэшную точку зрения из-за интуитивной установки, дающей иллюзию огней самосознания в бессознательной конструкции, из-за желания, чтобы внутри нее горел свет. Катарина неоднократно пыталась связываться со мной, я старался ее игнорировать и отвечал, просто чтобы она поскорее отстала. С матерью, которую я продолжал любить, общение было сильно осложнено нашими разногласиями по поводу сестры. Отец пошел на удаление, в соответствии с планом по упокоению, семь лет назад, оставив мне, и только мне в наследство все, что у него было, включая долю выкупленных им довольно давно системных ресурсов; таким образом, я получил для себя более твердую экзистенциальную почву, смог перейти на менее оплачиваемую, но не связанную с выходами в роботеле вовне Омни работу. А потом ушла и мать. Но она мне по наследству никаких системных ресурсов не передала, хоть и также имела в собственности — это вовсе не было проявлением холодного отношения, мать просто исходила из того, что я много получил от отца. Они отошли международной свп-организации «AES» — «Agere Ergo Sum», взявшей Катарину на свое попечение. Если бы мать могла, наверное, просто оставила бы все Катарине, — но симуляции все еще не имеют никаких прав в нашем Омникомпьютере. Однако в паре других Омни опасный прецедент уже создан. В одном партия с проэсвэпэшными пунктами в программе дала пустышкам полные личностные права; в другом эсвэпэшники давлением снизу добились принятия законов о частичных правах. Я знал, что моя сестра, в отличие меня, лишь неодушевленный код. Но накопившаяся злость плюс интуитивная установка на «одушевление» делали месть такой желанной. Я договорился о встрече с Катариной. Я должен был привести в действие разработанный моим хорошим другом и таким же анти-свп замечательный софт. Бомба, используя особенности большинства моделей пустышек, должна была взломать тех из них, что просчитывались как находящиеся в пространстве заведения, в том числе Катарину, и стереть их «мозговой» код. Бомба не могла нанести вред ни мне, ни другим истинным, ни вычисляемой среде — только симуляциям. Активация программы должна была стать не только актом мести, но также высказыванием — множество «взрывов» в подобных центрах-убежищах вкупе с запуском в сеть репликаторов, распространяющих «Анти-свп-манифест», — не в одном нашем Омни, по всему вычисляемому миру. Вижу почти как сейчас — по прибытии передо мной, в вестибюле центра, Катарина. Я активировал бомбу, но сестра не упала. Она стояла и, склонив голову набок, смотрела на меня. Вздохнула. — Что пялишься? — вырвалось у меня. «Почему не сработало?!» — не понимал я. — Я знаю, что ты хотел сделать. Для прибывающих за редкими исключениями действуют карантинные среды — ты сейчас внутри одной из таких виртуальных коробок. Вы раскрыты. Агенты под прикрытием среди вас всё узнали. Интерпол разнес весть по миру. Хотя мы почти во всех Омни не имеем никаких прав, помимо ценности в глазах эсвэпэшников, даже в качестве имущества стоим чего-то. Ваш план остановлен. Пока Катарина говорила, я попытался убежать в заготовленное место, защищенное от отслеживания, — и обнаружил, что меня заблокировали. У меня не получалось покинуть центр, а точнее карантинную среду, ни стандартными средствами, ни специальным нелегальным софтом. Постарались, сволочи. — Но наш манифест, хотя бы его нам наверняка удалось распространить! — Я почти кричал. — Не знаю, может быть, но какие-то меры наверняка приняли. Как я узнал позднее, вирусное распространение «Анти-свп-манифеста» вышло лишь бледной тенью задуманного. Интерпол, получив образцы вредоносного кода, передал их компаниям-производителям антивирусного ПО. Обновления для большинства антивирусов вышли до акции. Также была пресечена основная масса действий по первоначальному распространению. Это был провал. Катарина продолжала: — Скажи мне, неужели ты не признаешь хоть малейшей вероятности, что теория «сознания в поведении» верна? Ведь на кону риск неэтичного действия по отношению к другим обладающим субъективным восприятием существам. Неужели ты настолько уверил себя в том, что это течение мысли заблуждается — хотя оно не противоречит эмпирическим данным? Более того, оно является, насколько я знаю, неплохим объяснением, учитывая, какими разными могут быть мозги у вас, моделирующих, и как схожи при этом ваши отчеты о внутренних переживаниях и данные о поведении. — Это несерьезно. — Нет, это серьезно! Вы — догматики. — Когда она наконец заткнется? — А часть вашей акции со «взрывами» просто глупа. Столько возни и ненужного нарушения закона — ради чего? Небольшого информационного шума? Почему вы решили дополнить репликацию манифеста этим? Ах, — сказала сестра театрально, — ну, по крайней мере, что касается тебя, то мне понятно — ты хотел отомстить мне. Интересно, что насчет остальных?.. Я молчал. Она сделана так, чтобы вводить других в заблуждение, хотя бы в какой-то степени. Она не может не говорить, что у нее есть самость. Вероятно, она так действительно считает — считает бессознательно, в том смысле, в каком, например, калькулятор выдает результат операции. Мои возможности взаимодействия с Катариной и другими пустышками из центра были, как я понимал, строго ограничены. Я лишь получаю входные данные, а на выход из коробки, в которой оказался, способен выдавать далеко не всё. Уверен, что, если бы попытался наброситься на Катарину с кулаками, я бы не смог нанести ее телу вреда. — Когда меня переместят в полицейский участок? — Скоро, Хью, скоро. Но пока ты тут — может, хочешь что-то еще мне сказать? — спросила Катарина. — Отстань. Ничего я не хочу тебе говорить. — Как хочешь. — С этими словами Катарина повернулась и ушла. Я уселся на скамейку и стал ждать, когда меня заберут. Аглинесс Мы — агли, уроды. Не те, кто не соответствует распространенным в обществе стандартам красоты невольно из-за нехватки денег. Нет, мы сами выбрали бытие некрасивыми, отвратительными, тошнотворными или как еще там может назвать нас очередной гость очередного ток-шоу. По мере того, как развивались и становились более доступными бионанокосметология, генетическая коррекция, выращивание частей тела, протезирование и пережила революцию пластическая хирургия, большинство людей внешне стали, как мы это называем, стереотипными. Но проблема не в технологиях, а в распространенных стандартах и слишком узком понимании нормы внешнего вида. Кстати говоря, когда-то многие из тех, кто сейчас считается уродами, были бы приняты как обычные члены общества. Есть люди, которые распространяют уродства против воли их жертв: инжинируют заразные болезни с симптоматикой во внешности, пишут вирусный код, заставляющий модифицированные им косметические программы уродовать пользователей. Мы не признаем их частью нашего движения, что бы они ни говорили и ни думали. Мы — за осознанный выбор и самостоятельное намерение сделать себя уродами.