– Она ведь была красивой девушкой. Как у нее складывалось с поклонниками? Был какой-то постоянный парень? – Думаю, поклонников было немного – откуда им тут взяться? Впрочем, в такие дела она меня не посвящала. – Потому что ты ревновал? – Что ж, ревновал, конечно. – А может, она решила переехать в Копенгаген вместе со своим парнем? – Нет, не думаю. Точно, нет. – Был у нее в столице кто-нибудь из знакомых или родственников? – Да, была тетка. – Она к ней часто ездила? – Совсем не часто, так, иногда, от случая к случаю. – А где жила эта тетка? – Говорю же, в Копенгагене. – Это понятно. Я имею в виду, где именно? Ты адрес ее знаешь? – Улица Платанвай, а вот номер дома я не помню. Если это важно, могу выяснить. Поуль Троульсен вопросительно взглянул на Конрада Симонсена, который отрицательно покачал головой. Тогда пожилой инспектор решил сменить тему: – Так ты говоришь, она хотела учиться. И где конкретно? – Она хотела стать косметологом. Но на учебу нужны были деньги, так что для начала она пыталась найти там работу. – Какую? – Все равно, какую. Она даже съездила на два собеседования, но безрезультатно. Я, помнится, тогда каждый раз втайне надеялся, что ничего у нее не выйдет. Вспоминать об этом сегодня просто невыносимо. – А ты знаешь, в какие компании ее приглашали на собеседования? – Один раз, если мне не изменяет память, она ездила в главный офис «Ирмы» [30], а второй – не помню. Какая-то маленькая фирмочка, где именно расположена – к сожалению, забыл. Но я продолжаю хранить все ее бумаги, и там, мне кажется, это можно найти. А что, это имеет какое-то значение? – Может быть. Во всяком случае, мы будем признательны, если ты поищешь. Не заставляя себя упрашивать, хозяин встал и вышел из комнаты; чуть погодя они услышали, что он копошится где-то на чердаке. Свой носовой платок он оставил на стуле. Конрад Симонсен посмотрел на большие напольные часы у выходящей в сад стены; часы не ходили – казалось, что жизнь в них, равно как в их хозяине, а также во всем в этом доме, замерла раз и навсегда восемнадцать лет назад, в тот октябрьский вечер, когда Анни Линдберг Ханссон не вернулась домой. Поуль Троульсен, все так же обливаясь потом, разглядывал стоящие на столе фотографии. Через некоторое время старик вернулся, неся письмо, которое молча положил на стол перед инспекторами. Это было приглашение на собеседование, датированное 14 апреля 1990 года. Послание было кратким – состояло всего из двух строчек, а также каллиграфической подписи Андреаса Фалькенборга. Конрад Симонсен взял письмо, аккуратно сложил его и сунул во внутренний карман, не заботясь о сохранности отпечатков на нем – личность отправителя и так не вызывала ни малейших сомнений. – Нам бы хотелось повнимательнее изучить это письмо. Эй, уважаемый, с тобой все в порядке? Пожилой мужчина стиснул кулаки и чуть слышно прошептал: – Это он убил мою девочку? – Мы этого не знаем. – Но вы так думаете. По вашим лицам я вижу: вы считаете, что это он. Сделав над собой немалое усилие, Конрад Симонсен пояснил: – Когда речь заходит о таких серьезных вещах, как убийство человека, совершенно недостаточно просто думать или считать что-то. Нет, чтобы утверждать это, нужно большее, гораздо большее. Глава 13 Арне Педерсен и Полина Берг прохаживались по лесу после проведения двух допросов, на которые в общей сложности у них ушло менее пяти минут и которые не принесли ни малейшего результата. Летний домик Андреаса Фалькенборга оказался весьма скромных размеров постройкой с крохотным клочком земли. С одной стороны к забору примыкал лес – тот, в котором они в данный момент гуляли, с другой – имение местного фермера: поле, усадьба и снова поле. С лета 1991 года летний домик снимала бездетная супружеская чета детсадовских воспитателей. Женщину они застали дома, однако она так и не смогла ничего рассказать им о человеке, у которого они арендовали дом, ибо никогда его даже не видела. То же самое, по ее заверениям, относилось и к ее мужу. Плату за дом – которая, кстати, была вполне умеренной и ни разу не повышалась – они вносили на счет некой адвокатской компании в Прэстё. Больше ничем помочь она не могла, и инспекторам пришлось расстаться с ней, так толком ничего и не выяснив. Примерно так же, безрезультатно, закончился и их визит к соседу-фермеру, которого они застали во дворе усадьбы ремонтирующим свой трактор. Он тоже не был знаком с Андреасом Фалькенборгом, тем не менее почему-то питал твердую, хоть и ничем не подкрепленную, уверенность, что родители хорошо того знают. К сожалению, отец его только что прилег поспать, а мать уехала в город. Отчаянная попытка Полины Берг заставить его разбудить отца не увенчалась успехом. Тем не менее инспекторам было сказано, что они могут попробовать снова заглянуть сюда приблизительно через час. На чем они и порешили. Арне Педерсен наподдал носком ботинка лежащий на лесной тропинке камешек. Описав красивую ровную дугу, он скрылся в буковых зарослях. Инспектор попытался развить свой успех, проделав то же со следующим камнем, однако на этот раз промазал – лишь с шумом шаркнул по земле. Тем самым грубо разрушив сладкие грезы Полины Берг, которая в настоящий момент вышагивала в нескольких метрах впереди него, представляя, как он любуется ее грациозным телом. Недовольно поморщившись, девушка сказала: – Может, все-таки прекратишь? Мне это действует на нервы. В качестве ответа Арне догнал напарницу и пошел рядом с ней, с шумом задевая ближайшие ветки. Они медленно брели в сторону фермерской усадьбы, сохраняя между собой – как будто по негласной договоренности – некоторое расстояние, исключавшее малейший физический контакт. Чуть погодя Полина решилась первой нарушить молчание, задав сакраментальный вопрос: – Ну, и что теперь с нами будет? И сразу же, почувствовав, что Арне будто оцепенел, поспешила предупредить его ответ: – О’кей, я знаю, что ты можешь мне сказать, если, конечно, на это у тебя хватит духу. Дети значат для тебя больше. – Да. – Мне все предельно ясно, и знаешь, что самое удивительное? Я даже сама, в общем-то, толком не знаю, нужен ты мне или нет. Вот только обидно бывает, когда тебя отвергают. Понимаешь? – Понимаю. – Но в конечном итоге дело обстоит именно так, верно? – Похоже, да. Чувствуя себя голой и уязвимой она, чтобы хоть как-то скрыть свою беспомощность, попробовала пошутить: – Что ж, на худой конец у меня хотя бы есть дом, где нам обоим вполне хватало места. – Да, и, должен сказать, превосходный дом. Слушай, Полина, я вот тут подумал… А что, если тебе завести собаку? – Вместо тебя? Что ж, действительно, стоит подумать. – Можешь смеяться сколько угодно, но ведь и вправду дом стоит в уединенной местности и слишком близко к лесу. Любой желающий может запросто незаметно подкрасться, а то, глядишь, и вовсе забраться в дом. – А тебе что, выходит, не по вкусу, что и другие смогут ко мне заглядывать? – Дело тут вовсе не во мне, а в тебе. – У меня уже есть кот, и его мне вполне хватает. – Попробуй отнестись к моим словам серьезно – я ведь не просто так все это говорю. Девушка на мгновение задумалась, а затем решительно сказала: – Нет, Горм мне этого никогда не простит. – Кто такой Горм? – Мой кот. Оба весело рассмеялись и вплоть до самого выхода из леса шли, держа друг друга за руку. Когда Арне Педерсен и Полина Берг вернулись на хутор, на террасе дома их уже поджидали оба представителя старшего поколения семейства фермеров: толстый коротышка с лысым, как коленка, черепом, торчащим у него, казалось, прямо из плеч, как будто шея там вовсе отсутствовала, и сварливого вида пожилая женщина. Они сидели за садовым столиком, на котором стоял кувшин воды и пара граненных хрустальных стаканов. Женщина перебирала собранную клубнику: обрывала черенки и привычным движением отправляла спелые ягоды в стоящий возле ее стула таз. Увидев пришедших, она едва кивнула. Муж ее оказался более учтивым. Махнув коротенькой пухлой ручкой в сторону двух свободных стульев, он произнес: – Присаживайтесь. Мамочка принесла вам холодной воды – не угодно ли освежиться с жары? Арне и Полина с удовольствием налили себе по стакану, он же между тем продолжал: – Сын говорит, что вы приехали из Копенгагена разузнать о директоре Фалькенборге, который когда-то жил вон в том соседнем доме. Что ж, мы много чего о нем знаем. Жутко несимпатичный тип, я правильно говорю? Вопрос был обращен к супруге, которая вместо ответа недовольно поджала губы. – Он был из тех, кто ни перед чем не остановится, лишь бы насолить другим. Тут у нас таких не жалуют. Чувствуя, что разговор вот-вот покинет нужное русло, Арне Педерсен решил прибрать инициативу к рукам: – А когда именно Андреас Фалькенборг проживал в соседнем с вами доме? – Ну, этого я точно не припомню, но вот что я вам скажу: этот паразит отравлял тут нам существование весь сезон, да еще и бóльшую часть зимы в придачу.