– Ну, она ведь родилась не такой, как все… мне неприятно… я не хочу об этом говорить. – Тогда вместо этого расскажи о том, как ты убивал этих женщин. Сначала о Мариан Нюгор – как ты ее убил? Внезапно в допросе вновь обозначился сбой. Андреас Фалькенборг испуганно спросил: – А я обязательно должен говорить, что я их убил, если я этого не делал? Конрад Симонсен начал понемногу понимать рисунок задуманной им игры. Поначалу он воздержался от ответа, однако, когда последовало продолжение, дольше отмалчиваться было уже нельзя. – Ты рассердишься, если я скажу тебе, что не убивал их? – Так ты убил Мариан Нюгор и Катерину Томсен или же не делал этого? – Я этого не делал. – Не делал? – Нет, если, конечно, ты не сердишься. Конрад Симонсен выругался про себя – похоже, все обещает быть гораздо более хлопотно, чем казалось ему поначалу. Он решил переменить тему. Правда, сперва он перегнулся через стол, заглянул в глаза допрашиваемому и сурово сказал: – Когда мы сидим тут с тобой, Андреас, и болтаем, ты производишь впечатление довольно милого человека. Однако я вижу и нечто иное: вижу, как юная девушка изо всех сил мотает головой в отчаянной попытке вдохнуть воздух, вижу, как глаза ее постепенно вылезают из орбит, а ты сидишь рядом и наслаждаешься этим. И вот это, поверь, меня сердит и еще как сердит! Лицо Андреаса Фалькенборга задрожало. Главный инспектор достал из папки фотографию, положил перед ним и заметил, как тот моментально откинулся на спинку стула, как будто физически стремясь оказаться как можно дальше от того, кто был на снимке. – Что случилось? Ты ее боишься? – Да, немного – мне не нравится такой тип женщин. – Какой тип? – Ну, такие, как она. – Может, пояснишь? – Это сложно. Просто такие, как она, меня пугают. Убери ее, пожалуйста. – Нет, не уберу. Ты ее узнаешь? – Да, ее зовут Рикке, но тогда она была молодой. А сейчас уже нет. Сейчас она и не может быть молодой. – Да, это Рикке Барбара Видт. Ты прав, фотография сделана, когда она была молодой – в 1976 году, когда ей было 23 года. Когда ты с ней встретился? – Это было давно, я думаю, в 1978 году. – Может, в 1977 году? – Да, вполне возможно. – Где ты увидел ее впервые? – На пароме, идущем из Рёрвига в Хундестед. – Расскажи мне об этом. – Мы оба приехали на велосипедах: они стояли на палубе парома, прикрепленные к перилам. Она подошла ко мне и попросила, чтобы я помог ей поправить соскочившую с велосипеда цепь. Я помог. – В этот момент ты ее не боялся? – Боялся, и еще как. – Что ж ты тогда не ушел или не сказал ей, чтобы она обратилась за помощью к кому-нибудь еще? – Не знаю, это сложно объяснить. – Следующие полгода ты ее преследовал, буквально ходил по пятам, когда только мог. Ты даже бросил учебу и поселился в Хундестеде в гостинице. – Да. – Зачем? – Я не знаю; думаю, потому что я ее боялся. – Но это лишено здравого смысла. – Понимаю. Но ты ведь на меня за это не рассердишься? Я не могу этого объяснить. – Я не сержусь, просто мне хотелось бы кое-что понять. Что тебе вообще от нее было надо? – Я не знаю. – А я считаю, что знаешь. – Может, мне хотелось оказаться с ней наедине. – Тебе действительно хотелось оказаться с ней наедине? – Нет. – Тогда и не говори об этом. – Прости. Подозреваемый снова понюхал себя, правда на этот раз все обошлось без каких-либо спазмов или иных неконтролируемых телодвижений. Конрад Симонсен продолжал: – Когда она остригла волосы, ты устроил ей настоящую сцену. – Да, устроил. – Почему? – Не знаю. – Ты кричал, рыдал и всячески шумел, не так ли? – Да, я кричал, плакал и шумел. – Где это произошло? – У ее парикмахера в салоне на главной улице Хундестеда. – Расскажи об этом. – Да тут и рассказывать особо не о чем. В тот день я ходил за ней… – Как и во все прочие дни? – Да, я затем туда и переехал, чтобы следить за ней. Так вот, я увидел, как она вошла в парикмахерскую и остригла волосы, и тогда я тоже вошел за ней и… стал кричать, плакать и шуметь. Они позвонили в полицию – это было не слишком здорово. – Однако с того дня ты прекратил ее преследовать. Почему? – Потому что она постриглась. Но совсем я не прекратил. – Что ты имеешь в виду? – Через несколько лет я снова приехал туда, чтобы посмотреть на нее. Я хотел проверить, по-прежнему ли она носит короткие волосы. Оказалось, что да, короткие. Это было где-то году в 1980, и она меня тогда не заметила. – Она была тебе интересна только с длинными волосами? – Да, волосы должны были быть им по плечи. – Им? Кому это «им»? – Тем женщинам, которых я боялся. Женщинам этого типа. Когда они плодятся, они приносят в мир этих своих детенышей – мерзкое отродье. Их необходимо уничтожать. Конрад Симонсен ощутил, как по спине его пробежал холодок, и резко спросил: – Что ты хочешь этим сказать? Что значит «когда они плодятся»? – Мне очень жаль, я не знаю, почему это сказал. – А что это за «мерзкое отродье»?