А волны были такими большими, что выбраться на берег было непросто. Вот огромная волна бросила их обоих к берегу, но Федя не плыл, а просто, держась на воде, ожидал другую волну. На её гребне он и влетел вверх тормашками на гальку и, когда волна ещё не совсем схлынула, отбросил Кыша подальше от себя. — Кыш! Кыш! — закричал я и, спрыгнув с папиных рук, побежал по волнолому ему навстречу. Не успевшего ещё ни разу встряхнуться, я его обнял и прижал к себе, чтобы согреть, и, всхлипывая, говорил: — Дураша… Ну как же ты так, дураша? Нас обступили отдыхающие, папа тряс Феде руки, а Корней Викентич, прибежав, спросил у меня: — Каким образом собака очутилась в море? — Не знаю. Я не видел… Я же выводил папу из… этой… нирваны, — сказал я. И тут Торий спокойно рассказал всем, как Кыш запрыгнул на волнолом и подошёл к самому краю. Конечно, первая же волна затопила с боков волнолом и унесла Кыша в море незаметно для него самого. — Очевидно, для того чтобы не попасть под удар о бетон, собака поплыла подальше в море, — кончил свой рассказ Торий. — Почему же вы сразу не подняли тревогу? — спросил его Милованов. — Стояли и созерцали! — зло добавил Василий Васильевич. — Я считал, что в этом нет никакой необходимости. Животные руководствуются инстинктом и спасаются обычно без помощи человека, — сказал Торий. — Тем более пёс умеет плавать. Милованов и Василий Васильевич, ничего больше не сказав, посмотрели на него и отошли в сторону. — Внимание! Всем продолжать приём воздушных ванн! — сказал Корней Викентич. — Сероглазов и компания, прошу на площадку йогов! А вы, — он подошёл ко мне, — возмутительно бросаете на произвол судьбы собаку. Идёмте, я дам вам обоим валерьянки! — Алёша, сегодня у меня с тобой и мамой будет очень серьёзный разговор, — зловеще тихо сказал папа. — Кстати, где она? — Она осталась читать. И Кыш был с ней, — сказал я. Папа, заиграв желваками, ушёл. Я хотел поблагодарить Федю, но не увидел его. Он куда-то пропал. Корней Викентич дал мне в медпункте выпить каких-то капель. Потом влил такие же в горло Кыша и, кроме того, поднёс ему к носу ватку с нашатырём. Кыш всё ещё дрожал у меня на руках и повизгивал. — Корней Викентич, — сказал я, — я вас буду любить и уважать, даже когда постарею. И Кыш тоже. Не ругайте нас. Я обязательно сделаю вам что-нибудь приятное. И Кыш тоже. — Я вас ругать не буду, — сказал Корней Викентич. — Но очень прошу не мешать моей трудной работе с вашим папой, находящимся в весьма плачевном состоянии. Идите — и впредь осторожней с морем. — До свидания! Спасибо вам. Мы больше не будем. А можно мне иногда смотреть, как папа стоит на голове? — спросил я. — Иногда можно… но исключительно иногда, — разрешил Корней Викентич, закашлялся, закрылся платком, плечи у него затряслись, и мы ушли. Глава 30 Феди всё так же не было ни в море, ни на его лежаке. Я побежал с Кышем на руках к маме. Оказывается, она крепко спала, подложив под щёку книжку, и ей не мешал шум моря и кричащие рядом мальчишки. Наверно, Кышу стало скучно, когда она уснула, и он пошёл самостоятельно погулять. И чуть-чуть не догулялся. Я обрадовался, что мама ничего не знает о случившемся, и решил всё от неё скрыть. Она и так достаточно переволновалась за эти дни. Ко мне подошли мальчишки и девчонки из пионерского патруля. — Бедняга! — сказала девчонка, погладив Кыша по голове, и он лизнул ей руку. «Значит, добрая», — подумал я. — Теперь ему никакой шторм не страшен! — сказал один из мальчишек, а тот, у которого был бинокль, посоветовал мне сделать медаль, написать на ней: «За спасение утопающего друга людей» — и подарить Феде. Мне сразу ещё больше захотелось с ними подружиться, хотя все они были старше, и я спросил: — Знаете, что такое операция «Лунная ночь»? — Выкладывай! — велел мальчишка с биноклем. — Только отойдём в сторонку, — предложила девчонка. Но перед тем как рассказать им про мой план поимки варвара, я спросил, как их зовут. Худого, белобрысого, но очень загорелого мальчишку звали Севой, другого, с биноклем, — Симкой, а девчонку — Верой. — А как твоё полное имя? — спросил я у Севы. — Севастополь. Дотошный ты человек! А его — Симферополь. Мы близнецы… Рассказывай. Я выложил им всё про ночную засаду и предложил взять с собой фотокорреспондента. А ещё лучше — послать телеграмму в «Фитиль», чтобы приехали с кинокамерой и мы бы все вместе застукали «художников». — Нужна твоя операция «Фитилю»!.. — Одного или двух поймаем, а сотни будут себе разрисовывать наш Крым, как раньше! Мы хотим обезвредить типов почище твоих рисовальщиков. — Ну а что вы на это скажете? — Я, в отчаянии от-того, что они не заинтересовались моим планом, сообщил: — У павлина из хвоста украли два пера! Они считаются драгоценными… — Ка-ак? — ахнули все трое разом. — Вот так, — довольный, что их проняло, сказал я. — Федя, который спас Кыша, специально их вчера сосчитал, а сегодня двух недосчитался. Оказывается, «кипарисовский» павлин, которого звали Павликом, был подшефным животным пятого класса. Они изучали его повадки, характер, составили «график распускания хвоста» и выяснили много интересного. О жизни Павлика было написано сочинение, которое так и называлось: «Жизнь павлина». Для него ребята сами построили летний дом, а зимой он жил в закрытой оранжерее… — Я наизусть знаю все его пёрышки! — сказала со слезами на глазах Вера. — Надо их пересчитать. Вдруг ошибка? — Этого мы так не оставим! — сказал Симка. — Раз уж он два пера выдрал, то ему ещё захочется. Надо около Павлика поставить пост, — предложил Сева. — Только посекретней, чтобы не спугнуть того типа, — сказал я. — Кыш у меня — ищейка. Если нужно, он с удовольствием пойдёт по следу. — Спасибо, Алёха, — сказал Симка. — Мы к тебе придём. — А вы знаете, где я живу? — спросил я. — Ха-ха! — ответила Вера. — Мы всё знаем. Они забрали свои маски и ласты и ушли, а я пошёл будить всё ещё крепко спавшую маму. Кыш поднялся по лесенке и ждал нас наверху, подальше от моря. Глава 31 Когда мы возвращались домой, к нам подошли две девушки и сказали, смотря на Кыша: — Простите, это он? Тот самый? — Бедняга! — Молодец! — Я бы на его месте умерла от страха! Мама слушала все эти слова, ничего не понимая, и в конце концов мне пришлось рассказать ей, как волна смыла Кыша в море и как Федя мужественно спас его в самый последний момент от верной гибели. Несмотря на то что всё страшное было уже позади и Кыш, просохший на ветру, бежал рядом с нами и радовался жизни, на маме после моего рассказа лица не было от переживания. — Это я его проспала… Я этого себе не прощу, — сказала она.