В голове будто что–то щелкнуло, переключило, замкнуло. Саша вырос! Его чувства ко мне с годами только окрепли. И вот он передо мной – открытый. Как сейчас модно говорить – мясом наружу. И без единого изъяна кроме того, что одержим мной. Пытаюсь усмирить свое потрясенное тело. Губы ноют и требуют еще поцелуев. Низ живота скручивает болючим спазмом. Грудь набухла и потяжелела. Ноги дрожат. Максимально сжимаю бедра. В трусиках мокро. От поцелуя! Раньше со мной такого не было. Чтобы вспыхнула как спичка – впервые. Всегда нужна была продолжительная прелюдия. – Врушка, – он все чувствует. Чувствует реакцию моего тела на его. Как самец чует возбужденную самку. Даже ноздри подрагивают. Наступает, заставляя пятиться назад, пока я не упираюсь в стену. Ставит руки по бокам от меня, нависает надо мной. Глаза темнее ночи. Опасные. И такие притягательные. Дьявольские. – Саша, остановись! – делаю слабые попытки вернуть себе самообладание. Включить холодную стерву. Неприступную и несговорчивую. Расчетливую и принципиальную. Между нашими телами пара десятков сантиметров. Если бы не мои ладони, что сдерживают натиск, не было бы и миллиметра. Ольшевский настроен решительно. Пальцами чувствую твердые мышцы под футболкой. Они – кипяток. Мне жарко. Мысли, чувства, желания смешанные. – Останови меня. Если уверена, что точно не хочешь... Какой горячий и сладкий у него шепот. Порочные губы так близко… Дразнят, манят. Облизываю пересохшие губы. Волна желания обрушивается с новой силой, затыкая разум. Не могу больше сопротивляться зову тела. Сама набрасываюсь на его губы. Цепляюсь пальцами за каменные плечи. Кажется, протыкаю ногтями ткань его футболки, кожу, когда его руки сжимают мои ягодицы, выбивая из меня стон. Юбка давно на талии. Пиджак сброшен на пол. Опора под ногами исчезает, но только для того, чтобы через несколько мгновений почувствовать себя в горизонтальной плоскости. На мягком покрывале двуспальной кровати. Под тяжестью мужского тела. 5. Наташа Он сплетает наши пальцы. Расплетает. С недовольным сопением мне в макушку стягивает с моего безымянного подарок жениха, бряцает им о прикроватную тумбочку. И снова сплетает наши пальцы. Ласково и трогательно. Будто мои сделаны из тонкого хрусталя и при неосторожном движении рассыпятся на тысячи мелких осколков. Кулаком из сплетенных пальцев прижимает меня к своей груди. Так сильно, что спиной чувствую стук его сердца о ребра. Дышит горячим дыханием в шею, плечи, оставляет там поцелуи, отчего сладкие мурашки бегут по еще влажной коже. До боли закусываю зацелованные, залюбленные, замученные губы. Что мы наделали? Я, невеста другого мужчины, поддалась слабости и переспала с лучшим другом моего брата! Если узнает Вячеслав… Даже если не узнает, как я буду смотреть ему в глаза? Врать после близости, что он лучший? Саша – лучше всех мужчин, что у меня были. И переплюнуть его вряд ли кто–то сможет. Я была уверена, что после Славы у меня больше никого не будет! – Люблю тебя, Наташка, – сотое или тысячное признание за сегодняшнее утро из уст Ольшевского. До, во время, теперь вот после секса. Оно звучит как предупреждение, чтобы ни о чем не жалела. Я еще не поняла жалею или нет. Секс был потрясающий. Все, что было раньше, с другими мужчинами – словно неудачные пробники. Под ребрами вместо щемящей нежности, счастья, радости разливается едкая горечь. Мне очень хочется ответить Саше тем же, но… – У меня есть жених. Сложно говорить о другом, лежа в объятиях мужчины, под которым несколькими минутами ранее стонала и просила не останавливаться. Голос срывается на последнем слове. – Брось его, – беспечно и не прерывая ласки губами. – Обязательства. – Разорви. – Бизнес. – Ты и без его бизнеса справлялась. – Как у тебя все просто. – Потому что это действительно просто, Наташ. – Нет, Саша. Это не так. У тебя… у нас с тобой был незакрытый гештальд. Теперь все. Мы забудем это утро и останемся друзьями. Не расцепляя наши пальцы, Ольшевский разворачивает меня на спину. Внимательно всматривается в мое лицо, подперев голову рукой, согнутой в локте. Блуждаю взглядом по его темно–русым волосам, мягким, взлохмаченным, по мощной шее, ключицам. – Выходи за меня. Он как будто не слышал все, что я ему только что сказала. – Сашка, ты все такой же смешной. Мальчишка… – я все–таки решаюсь посмотреть прямо в его глаза. Он такой искренний и открытый, что будь мне лет восемнадцать–двадцать, я бы не раздумывала. Порвала бы отношения там и дала согласие Саше. Но мне далеко не двадцать. Будущее спланировано, просчитано и одобрено. А с Ольшевским… как игра. Внезапно захватила, увлекла. И в определенный момент я ему надоем и проиграю, оставшись ни с чем. – Я серьезно, Наташа. Поженимся. Пацанов нарожаем. – Пацанов? – растерянно переспрашиваю. – Двух. И одну девочку. Он точно сумасшедший. Вытягиваю свои пальцы из его руки. Надо как–то заканчивать это сумасшедшее утро. Медленно очерчиваю пальцами контур мужественного лица, лоб, виски, скулы, подбородок. Хочу оставить на память тактильные ощущения жесткости его щетины, мягкости губ… Его ладонь путешествует по моему телу. Изучает, ласкает, сжимает. И снова возбуждает, попадая в какие–то неизвестные мне эрогенные точки! Я не подозревала что у меня их столько и в самых непредсказуемых местах! Чувствую бедром его твердость. Сердце начинает биться чаще. Ольшевский такой ненасытный! Стараюсь сохранить благоразумие и трезвость ума, когда внезапный любовник присасывается к моей груди. Это чертовски трудно – оставаться бесчувственной. Извиваясь под мужскими ласками, пытаюсь достучаться до соблазнителя: – Он мне сделал предложение, и я… приняла его. Я выхожу замуж за мужчину своей мечты. – Ты его не любишь. – Люблю. – Любимым не изменяют.