— Хм ... да. Извини. Что ты говоришь? — Мне нужно уехать из города на три дня. По работе. Я хмурюсь. — Для чего? Ты работаешь для местного застройщика. Его рот кривится в очень смешной форме. Он врет мне. Не могу сказать, откуда это чувствую, но я просто знаю, что он врет. Мои глаза расширяются, и я наблюдаю за ним, слушая отрепетированное оправдание. — Это какая-то конференция в Нью-Мексико. Скучная вещь об использовании более экологически устойчивых материалов. — Правильно. Я поджимаю губы и киваю головой, потому что этого он ожидает от меня, но я знаю, что Адам врет. Я просто не могу понять, почему он это делает. Почему сейчас, когда все было так хорошо у нас? Я встаю и стряхиваю невидимые крошки со своего черного фартука. — Тогда ладно. Когда ты уезжаешь? — Сегодня вечером. В пятницу я вернусь. Я хочу сказать ему о том, что я знаю. Я не глупая и это оскорбительно, что он думает, что я верю в его ложь. Не может быть такого, что он должен присутствовать на конференции в течение десяти часов, и только сейчас об этом узнает. Но вместо того, чтобы сказать это, я отпускаю его. — Тогда хорошо, — я крепко сжимаю губы. — Тебе еще что-то нужно? Адам хмурится и делает шаг ближе ко мне. — Ты в порядке? «Мы в порядке?» — вопрос звучит так. Я не знаю, что ему сказать. Две недели доверия после нескольких месяцев путаницы смываются прямо передо мной в унитаз. — Конечно. Мне нужно вернуться к работе, — он вздыхает и кивает, будто понимает. Я знаю, что он лжет. Он знает, что я знаю. И все же, никто из нас ничего не говорит. — Увидимся в пятницу. Я поворачиваюсь, но он держит мое запястье и тянет меня назад. Адам смотрит на мои губы, как будто хочет поцеловать меня, но я делаю шаг назад, не позволяя ему. — Я на работе, Адам. — Хорошо. Я люблю тебя. Я только киваю. Не похоже, что он любит меня, не сейчас. Это звучит будто одно из тех обязательных высказываний сорок лет женатой пары, которые говорят это каждый день, два раза в день. За этими словами нет абсолютно никаких эмоций и никаких убеждений. Три пустых слова повисают между нами, и я оставляю их там исчезать в воздухе, когда поворачиваюсь спиной к Адаму и притворяюсь, что у меня есть работа в офисе. И тут меня что-то останавливает. Я не та девушка, которая мирится с людьми, которые лгут мне в лицо. Я слишком много боролась, чтобы добраться до места с Адамом, где я начинаю чувствовать к нему что-то реальное, оно может отличаться от того, что у нас было раньше, но оно есть. Я чувствую это, когда он дергает меня за руки и когда он бросает эту сексуальную кривую улыбку в мою сторону. Я следую за ним на улицу. Он всего в нескольких футах впереди меня, когда я окликаю его, и он оборачивается. Адам проводит рукой по своим волосам и делает пару шагов в мою сторону. Я нервничаю, не в состоянии решить, должна ли я скрестить руки на груди и защитить себя или положить их на свои бедра в обороне. В конце концов, они падают по обе стороны от меня. — Почему ты мне врешь? Он дергает подбородком, шокированный моей прямотой или моей способностью прочитать его. — Что это? — спрашиваю я, ощущая поток нервной энергии по моему телу. Может быть, я не хочу слышать то, что он не хочет сказать мне. Адам глубоко выдыхает и тянется ко мне. Я отстраняюсь и решительно скрещиваю руки на груди. — У моего отца завтра слушанье о условно-досрочном освобождении. Я должен быть там. Нервозность заполняет его лицо, хотя я не понимаю почему. Мое сердцебиение удваивается, поскольку я считаю, что это значимо для него. Я так мало знаю о его отце и маме. Но мое сердце разбивается за него. Видеть, как его папа в тюрьме, зная, что он сделал. Зная, что Адам должен был это видеть. Что он был вынужден наблюдать за смертью его мамы. — Я не знаю, что сказать. Он протягивает руку, притягивая меня к себе. На этот раз я позволяю ему. Я хочу успокоить его. Приобнять, притянуть к изгибу своей шеи и крепко держать, но не могу. Адам собирается в Айову, чтобы пройти через это. В одиночку. И он солгал. Я уже не понимаю своей роли с ним. Кто я для него. — Я только что узнал, — он вздыхает снова, и сжимает мою руку крепче. — Прости. За ложь или за то, что скрывал? У меня нет смелость чтобы спросить. Я беспокойно качаюсь вперед и назад на ногах, совершенно не замечая уличного движения, что проходит мимо или, что я оставила «Хуку» совершенно без присмотра. Я не знаю, ушли ли клиенты в то время, пока я была снаружи. Я ищу что-то в глазах Адама. Что-то, что принесет мне утешение и уверенность, но в них просто пустота. Он прячется от меня. — Ты бы сказал мне? Адам отпускает мою руку, как будто она обжигает его. Его руки возвращаются к шее и сцепляются вместе. — Я не думаю, что ты была готова. Я отступаю, как будто меня ударили. Сердитая, что он решает, для чего я готова, а для чего нет. Пораженная, что он не доверяет мне достаточно, чтобы быть честным со мной. — Готова к чему? К правде? Чтобы быть там с тобой? — я злюсь, когда начинается моя тирада, но я не в состоянии остановить ее. — Ты бы сказал мне обо всем этом? — Да! — его руки хлопнули по бокам и сжались в кулаки. — Мы ничего не скрываем друг от друга. Не так. Конечно, я бы сказал тебе. — Но не сейчас. Почему? — Потому что неважно, что ты говоришь, я все еще вижу страх в тебе, когда я подхожу близко. Когда я прикасаюсь к тебе, и ты вздрагиваешь. — Я не делаю этого. — Делаешь, — как будто, чтобы доказать свою точку зрения, он тянется ко мне. Мое правое плечо тут же дергается обратно. Я хочу сказать ему, что это потому, что я зла, рассержена и обижена, но даже я знаю, что это ложь. Это небольшой рывок, почти незаметный для меня. Но Адам видел его раньше. Достаточно, чтобы знать. — Ты делаешь это, Эми, — повторяет он, и тянет меня к себе. Адам обхватывает меня за шею и притягивает к себе, мой лоб опирается о его грудь. На этот раз я иду охотно на это. Стыдно, что я могла думать, что все шло так хорошо, но это явно не так. Я когда-нибудь доверюсь ему полностью? — Я не расстроен. Я понимаю, это. Просто... я не могу провести тебя через слушание с моим отцом. И я не хочу, чтобы увидев его, ты интересовалась, похож ли я на него. — Я бы не стала. — Ты бы это сделала, — жалость меняет его голос, когда его теплые губы прижимаются к моему виску и к моей челюсти. — Это тяжело переносить, когда мы одни. Я не думаю, что смогу справиться с ужасом на твоем лице с этим монстром в той же комнате. — Ты не он. Я знаю, что это так. Слезы падают по моим щекам, и я поворачиваю голову, чтобы не намочить его рубашку. Вина поглощает меня, что я заставила его почувствовать себя таким. — Мне нужно идти, и мне нужно это сделать. — Я хочу быть там для тебя. — Ты можешь быть, — шепчет он в мою кожу и подталкивает меня к поцелую. Это тепло и жарко, и мои колени мгновенно превращаются в желе. — Когда я вернусь, хорошо? Я киваю, хотя я не совсем понимаю. — Я люблю тебя, — на этот раз больше убеждений, но эмоций все еще не хватает. Я пытаюсь сказать себе, что это из-за его отца. Что это не имеет никакого отношения ко мне. Но я не могу заставить себя поверить в это. — Мне жаль, что я солгал об этом.