Я знаю, что он бежит за мной, но я не останавливаюсь. Хватаю свой телефон с сумочкой со стола, не оступившись ни на секунду. Я уже нахожусь у двери наружу, когда вижу Брендана. Он — придурок. Он играет в футбольной команде и считает, что любой парень должен целовать ему ноги, а любая девушка — мечтать забраться к нему в штаны, просто потому, что он может пинать мяч, сделанный из убитой свиньи. За последние два года уже и не сосчитать, сколько раз он подкатывал ко мне. Прежде чем я успеваю понять, что делаю, мои руки уже охватили его шею, а мои губы впились в его. Поначалу он всхлипывает с широко открытыми глазами, но поскольку он такой кретин, то сразу берет ситуацию в свои руки. Он засовывает язык мне в рот, и мне приходится глотать литры желчи. От него жутко воняет пивом. Мне все равно, и я не позволяю ему останавливаться. Я уже чувствую, как сердце высказывает из груди, когда Брэндан притягивает меня к себе, и его стояк, отчетливо ощущается под брюками. — Какого черта! — кричит Адам. В одно мгновение губы Брэндана прижаты к моим, а в другое — я смотрю в разъяренные глаза Адама. Он в бешенстве? Я только что застала его, целующегося с самой доступной девушкой в универе. Позади него Бритни тянет его за руку, хоть он и пытается ее стряхнуть. Все вокруг уставились на нас, и это придает мне смелости продолжать гнуть свою линию. Кровь в жилах будто останавливается, что на минуту заставляет забыть обо всей боли, что я чувствую. Больше меня никто не выставит дурой. Ни Бритни, ни Адам. — Извини, Адам. Было весело. У него отвисла челюсть, а пальцы сжались в кулаки. Бритни стоит рядом с ним, также широко раскрыв глаза, но с долей волнения и собственного превосходства. Она получила то, что хотела. Адам теперь в полном ее распоряжении. Ей следует меня поблагодарить. Я поворачиваюсь к Брэндану, который выглядит слегка ошарашенным, будто только что понял, что произошло, и кого он целовал на глазах у всего братства. Адам и Брэндан никогда особо не ладили и я никогда не интересовалась почему. Теперь мне уже все равно. Мне просто нужно бежать, и он идеальный парень для этой роли. Я тяну его к себе за галстук, и он смотрит на меня сверху вниз. — Отвези меня домой. Я даже не знаю, привел ли он сегодня кого-нибудь с собой. Если и привел, то, видимо, его это уже не особо заботит пока он, слегка заторможенный, достает ключи от машины из переднего кармана. — Не делай этого, Эми. Я не сделал ничего плохого. Я не смотрю на Адама, так как слишком боюсь того, что увижу, но потом решаю, что я сильнее всего этого. Сильнее него. — Мы оба понимали, что это ненадолго, так ведь? — мой голос звучит пробирающим до дрожи, и Адам опять дергается. — Помнишь? Ты сам мне сказал. Не сказав больше ни слова, я отворачиваюсь от него, выталкивая Брэндана наружу из клуба. У него на лице дерзкая ухмылка, и он следует за мной беспрекословно. Взволнованный. Больше никто не идет за мной. Никто не останавливает; даже Келси. *** Я начала вспоминать некоторые детали после того ужина в пиццерии. На прошлой неделе я ходила в музыкальный магазин и взяла диск группы Колдплэй. Я застыла посередине магазина — будто альбом сам прыгнул мне в руки, по неизвестной мне причине я должна была его купить. И я купила его, потому что чувствовала, что должна, хоть и не понимала почему. Осознание пришло ко мне лишь тогда, когда я уже шла домой и вспомнила коллекцию концертных маек в моем шкафу. В моей голове промелькнула картина, как мы с Адамом стоим в толпе людей на концерте той самой группы. Я знала песню, которую они пели. Она называлась «На своем месте». Когда я вернулась домой, то первым делом нашла своей плеер и, абсолютно ожидаемо, обнаружила в нем кучу альбомов рок музыки. Они были едва мне знакомы, но я знала каждое слово. Я влюбилась в каждое слово. Придя домой с работы, Адам обнаружил меня сидящей на полу в гостиной в окружении футболок и дисков групп, на концерты которых мы вместе ходили. Ничего не сказав, он сел рядом на пол и положил голову на диван. Так мы просидели три часа, не обронив ни слова, слушая музыку. И все же, на его лице можно было разглядеть намек на улыбку. Уголки губ были слегка приподняты, что давало мне понять, что он был счастлив. Я вспомнила пикник, который мы устроили с Келси, Зандером и Адамом в центре площадки перед университетом, как раз там, где Адам увидел меня впервые. Мы пили игристый виноградный сок, ели сыр и крекеры, отмечая сдачу весенних экзаменов. Но все изменилось с тех пор, как мне приснился тот сон четыре дня назад, который я не могу выбросить из головы. Я не говорила ничего Адаму. И не спрашивала его. Я просто отстранилась. И я знаю, что он это понимает. Я знаю, что он замечает, как каждый раз, когда он садится на диван, я отодвигаюсь подальше. Я знаю, что он в бешенстве, потому что практически слышу, как он скрежещет зубами из соседней комнаты. Он уходит ночью и не возвращается по несколько часов. Я не знаю, куда он ходит, и не хочу знать. Мне это не нужно. Когда он возвращается домой ночью, я уже нахожусь в кровати, но слышу, как он ковыряет ключом в замке. Я слышу, как он спотыкается на кухне, натыкаясь на стулья и стены на пути в ванную. Прошлой ночью он остановился снаружи моей спальни. Мой пульс тут же ускорился, а сердце готово было выскочить из груди, когда я услышала, как он легко толкнул в дверь, и увидела его тень сквозь щель под ней. Я замерла и смотрела на тень, которая не шевелилась. Время шло, а тень оставалась без движения, и не было слышно ни единого звука. Я уже было подумала, что он отключился снаружи, но как только я вылезла из кровати проверить его, то услышала громкий удар о стену. Я поспешила обратно в кровать, будто напуганный котенок. Он выругался перед тем, как захлопнуть дверь в свою спальню. В квартире воцарилась тишина. Когда я проснулась, на стене не хватало куска, а на ковре были видны красные точки. Все это только подтвердило мои опасения, которые беспокоили меня всю неделю, с того самого сна. Наши отношения были обречены с самого начала. Все, что я видела во снах, все, что я чувствовала, всегда вело меня к этому заключению. Страх, неуверенность, ревность — ни разу я не видела или ощущала от кого-либо из нас чувств, компенсирующих эти, с самого начала наших отношений. Мы пробуждаем друг в друге исключительно худшие качества. Глава 6 — Что думаешь? — я кручусь, разглядывая себя в зеркале со всех сторон. Келси смотрит на меня и смеется. — Что, так плохо? Она морщит нос. — Давненько я уже не видела тебя в платье. Я хмурюсь. Подруга разглядывает меня так, будто я надела не длинное белое платье, а у меня отросла вторая голова. — Выглядит странно. — Мне нравится, — положив руки на бедра, говорю я убеждая себя, что стоит его купить. Келси сомневается. — Что не так с платьем? — Ничего. Просто... — начинает она, затем вздыхает, проводя рукой по своим длинным темным волосам. — Ты клялась, что больше никогда не будешь носить платья. Я сжимаю зубы вместе, пока не становится больно. Она вела себя так последние три часа. Келси отвела меня в больницу на прием к врачу, и как только мне сняли гипс, я уговорила ее пройтись по магазинам. Она выглядит так, будто жалеет об этом, с тех пор как я надела первое платье. Черт возьми, я жалею, что взяла ее с собой. — Ну, я не помню этого, — срываюсь я на нее и задвигаю штору в примерочную. Минутой позже, когда на мне лишь нижнее белье, заходит Келси. Она не говорит ни слова, но на ее лице виноватое выражение. Я игнорирую ее, пока надеваю свои джинсы. — Ты не можешь продолжать кидаться на меня и вести себя так из-за всякой чуши. — Я знаю, — мямлит она. — Помнишь, когда тебе было четырнадцать и ты перестала ходить на балет, чтобы начать заниматься лакроссом? — Да. Лакросс казался мне забавным и дал повод бросить балет, на котором я была вынуждена часами репетировать, хоть и не любила танцевать. Моя мать тогда не разговаривала со мной месяц, а когда вновь заговорила, ее первыми словами были: «Ты выглядишь как мальчишка с такими мускулами». — С платьями подобная ситуация. Ты перестала их носить той зимой, когда вы с Адамом сошлись. Я нахмурилась. — Я изменилась ради него? Ужасная мысль. Неужели я превратилась в ту девушку, которая настолько в себе не уверена, что готова полностью измениться ради парня? Не могу представить, что делаю что-то подобное. Хотя, откуда же мне знать? — Нет, — говорит она печально, улыбаясь. Я смотрю на нее через зеркало, поправляя кофту. — Больше похоже на то, что ты стала той, кем всегда хотела быть, и Адам тебе в этом помог. Ты будто вернулась назад во времени. — Так почему я изменилась? И как я превратилась в девушку, которая носит только майки с рок-концертов, джинсы и джинсовые юбки? Она закатывает глаза, и я еле сдерживаюсь, чтоб не шлепнуть ее. — Дело не в одежде, Эми. Ты это знаешь. Тебе никогда не нравилось то, что из тебя пытались вылепить родители. Адам просто поддержал тебя, пока ты боролась с этим и нашла себя. Вот и все. Ее бледно-голубые глаза смягчаются, моля меня ей поверить. Но я не могу. Я помню себя совсем другой, нежели той, в которую я превратилась в отношениях с Адамом. И никто не может дать мне прямой ответ, как я умудрилась так кардинально измениться. Я беру это платье вместе с теми, что бросила в примерочной, но так и не померила. — Я покупаю их. *** Я нахожусь на кухне, делая себе горячий бутерброд, когда Адам, впервые за день, выползает из своей комнаты. Щетина на его лице длиннее, чем я когда-либо видела, темные волосы местами спутаны и торчат. На правую руку наложена повязка, а сквозь нее на костяшках пальцев видны пятнышки крови. Глаза налиты кровью. Он не смотрит на меня, направляясь к кофеварке. Я чувствую, как напряжение между нами нарастает, и, инстинктивно, выпрямляю спину. Я ощущаю, как он пожирает глазами каждый дюйм моего тела, непокрытого одеждой. — Милое платье, — по его тону можно понять, что оно ему не понравилось. Я не шевелюсь. Я держу руки на столешнице, смотря, как мой бутерброд жарится на сковороде и сжимаю губы. Я не реагирую на насмешку Адама, но смотрю, как он садится за кухонный стол, обхватив голову руками. Пар от его кофе поднимается вверх и исчезает в его руках. Наконец, он грубо проводит руками по лицу и делает первый глоток. — Просто расскажи мне о проклятом сне, Эми. Я хочу знать, какой по-твоему мудак я сейчас? Он морщит нос. Сквозь шипящую сковороду, я слышу, как он скрежещет зубами. Он не смотрит на меня. Адам ни на что не смотрит, просто сидит уставившись на телевизор, висящий на дальней стене, абсолютно пустыми темными глазами. Запах подгоревшего хлеба возвращает меня обратно к готовке, и могу поклясться, что выбросила сандвич в раковину еще до того, как отключила плиту. Как объяснить ему, что я чувствовала, наблюдая, как он целует другую девушку, а затем сама засунула свой язык в глотку какому-то придурку, просто потому что была в бешенстве?