Видеть дядю дальше сил не было. — Никто ещё не знает, даже Рашид, — сказал дядя мне вслед. — Деньги не должны были уйти, Айдан. Подумаешь, еще спасибо скажешь. В офисе я находиться не мог. Домой ехать тоже. Просто сел в машину, поехал куда глаза глядят. Выехал за город, остановил автомобиль на крутом обрыве у реки. Позади лес, внизу лента реки, противоположный берег пологий, на нем много отдыхающих, вся полоска узкого пляжа занята людьми, но до меня их гомон почти не доносится. Просидел я здесь до вечера. Люди с пляжа уже разошлись, тогда и я спохватившись поехал домой. Лилия меня не встретила. Нужно поговорить с ней. Рассказать про ее деда. Что она богата, если все что сказал дядя правда, а ему я и верю, пусть и использовал меня опять. Решение должна принимать она сама. Чулпан…после того, как я прошлой ночью отнес ее на руках в ванную и окатил холодной водой из душа не подходила ко мне. Молчала оскорбленно. В ее молчании теперь многое читалось. Плевать ей на дочь. Приехать ей велел отец. Наверное тоже про Григорьева узнал, пусть и позже дяди. Поэтому Чулпан здесь. Гафуровы либо пытаются отхватить кусок пирога, либо просто не дать сожрать его нам. По принципу собаки на сене. А вообще…Такими темпами они вполне могут вынудить Лилию уйти от меня и подать на развод. Жить она только начинает и в себе не уверена, боится всего. Там подослать одного из сыновей Гафурова. Посмазливей. Детей у него хватает, все, как один, красивы и все с гнилым нутром. Но если надо, без мыла в жопу залезут… — Лиль, — позвал я у дверей. — Нам бы поговорить. Молчит. И ее молчание я заслужил. И злость. Ломать дверь не имею права. Кричать через нее, когда на горизонте маячит Чулпан — тоже. Поговорим утром, решаю я. Завтра я еду на работу позже, она не сможет прятаться весь день. Ночь тянется так долго. Выспаться на диване — утопия. Встаю я в восемь. Чулпан спит. Роза встает к десяти, мы вместе пьём чай. Дочка ест хлопья с молоком. Лилия не выходит. Стучу в дверь. Тишина. Начинаю волноваться, только тогда. Без стука вхожу к Чулпан. — Ты что нибудь говорила Лилие? — Подружиться пыталась, — зевает она. И потягивается, грациозно, словно дикая кошка. — А видела ее когда в последний раз? — Не знаю. Не помню. Я твоей жене в няньки не нанималась. Поворачиваюсь к Розе, которая хвостом за мной пришла. — Ты когда видела Лилию? Дочка задумывается. — Вчера ни разу, — наконец сообщает она. — Позавчера видела. Дом я пересекаю почти бегом. Пинаю дверь. Хрустит, вылетает половая щетка, которой Лилия заклинила ручку. В комнате никого. В ванной никого. Окно прикрыто неплотно. Блять. Глава 42. Лилия Передо мной был ночной город. За спиной калитка и можно метнуться обратно, захлопнуть ее, спрятаться и делать вид, что ничего не было. Но не получится, я несколько дней пыталась. Мой муж меня предал, и виновата в этом я сама. Не нужно было ему верить, не нужно идеализировать. И я шагнула. Сделала несколько быстрых шагов до перекрёстка с другой улицей, навстречу мне подалась машина, которая до этого стояла совсем незаметно. Я перепугалась, вскрикнула, метнулась в сторону, запетляла, как заяц под прицелом охотника. Пришла в себя где-то в кустах, испуганно приникшая к земле. И чего спрашивается, испугалась? Мало ли какие дела у людей могут быть ночью? Может кто-то с работы поздно возвращается, а я понеслась, трусливая истеричка. Какая то машина проехала по дороге медленно, в одну сторону, а потом в другую. Та ли, другая? Ту, напугавшую меня, я даже не разглядела. В кустах я просидела еще полчаса, а потом выбралась, но к дороге не пошла — кралась вдоль домов, как вор. Мне нужно было такси. Тормозить машины мне бы в голову не пришло, это слишком опасно, автобусы начнут ездить только утром. Я дошла знакомым маршрутом до парка, там постояла недолго, затем тронулась в сторону торгового центра. Там у остановки стояло сразу три машины такси, с надписями и шашечками, несмотря на ночь. — Вы свободны? — спросила я, приоткрыв дверь. — Садитесь. В машине пахло дешевым освежителем и сигаретным дымом. Зато жестяная коробка автомобиля прятала меня от ужасов ночи, а водитель, степенный мужчина средних лет вызывал доверие. Хотя мужу я тоже доверяла… Я назвала адрес отца. Ехать мне больше было некуда. Расплатилась, вышла, постояла немного у подъезда. Входить — боязно. Оставаться здесь еще страшнее. Отец все же мне знаком, я с ним всю жизнь прожила. Я ввела код и открыла подъездную дверь. Поднялась на этаж. Ключей от квартиры у меня не было, но отец, конечно же, дома — где ему еще быть ночью? Заранее съежившись от ожидания предстоящих обвинений и упреков я потянулась к звонку и поняла — дверь открыта. Я толкнула ее и вошла. Пахло алкоголем. Не так, как от Айдана, когда он выпивал бокал другой виски. От моего мужа все равно вкусно пахло. А в квартире — кислятиной. Затхлостью. Пылью. На кухне горел свет, я видела своё отражение в зеркале, что висело в прихожей. Провела пальцем — осталась полоска. Вытиранием пыли отец не утруждался. Я шагнула в гостиную. Здесь тоже свет, но более тусклый, от торшера. Открывшаяся моему взору картина шокировала. На диване спала женщина. Лица не видно. Белая рука откинута в сторону. Ноги разведены, платье бессовестно задралось. Она храпела. Храпел отец, спящий рядом, слава Богу, в одежде. На полу — бутылки. Переполненная пепельница. Здесь же в пыли валяется скомканное грязное одеяло. Я делаю шаг назад и наступаю на одну из бутылок. Она гремит о соседнюю, я спотыкаюсь и хватаюсь за спинку стула…отец проснулся. Смотрит на меня, словно не понимая, явь я или снюсь ему. — Ты? — сначала спрашивает, а затем утверждает он. — Ты! — Отец, — делаю еще шаг назад я. — Во что вы превращаете свою жизнь и нашу квартиру? Отец пошатываясь встает. Женщина на диване ворочается, но не просыпается. Теперь мне начинает казаться, что происходящее лишь дурной сон. В реальности такого не бывает, нужно лишь проснуться. — Нашу? Нашу квартиру? — идет ко мне, я от него. — Да вы всю жизнь на готовом, что ты, что твоя мать…Ты у мужа должна быть! За моей спиной уже полутёмный коридор. Полоска на зеркале, пыльный след на подушечке указательного пальца явственно говорят о том, что это не сон. Слишком четкие детали. — Пожалуйста, — умоляю я. — Отец, вам нужно выпить кофе. И…и аспирин. Сходите в душ, я приготовлю вам поесть и немного уберусь здесь. — Пошла отсюда, — рявкает он. — Я ему деньги возвращать не буду! Стискиваю ремень сумки висящей на моем плече. — Отец, мы нужны друг другу. Мы можем спасти друг друга! — Позвоню Муратову, — бормочет отец. Неловкими движениями достаёт телефон из кармана. Роняет. Телефон залетает под шкаф в прихожей. Мне бы бежать, но я словно загипнотизирована. Отец делает попытку наклониться, падает, ударяется головой о пол. Возится, пытаясь встать, затем затихает. Я боюсь, что он получит травму, но с удивлением понимаю — он уснул. Он спит! Тогда только прихожу в себя и бросаюсь прочь. Спасаюсь бегством который раз за эту ночь, перешагивая через две ступени, буквально слетая по лестнице. Можно идти к Регине — ее дом напротив. Но они не поймут. В их среде просто не принято. Испугаются, разволнуются, в дом пустят, чаю нальют, а потом позвонят отцу или мужу. И отца, и мужа я сегодня уже видела и в ближайшее время встречаться не хочу, хотя теперь Чулпан кажется не таким уж страшным злом. Я не плачу. Шагаю к центру города, стараясь держаться неприметно, прячусь когда слышу звуки двигателей или голоса людей. Страшно. В центре — спокойнее. Здесь бурлит жизнь, настоящая, а потому не очень страшная. Пьяные есть, но не такие…как мой отец. Наряду с ними туристы, даже пара семей с детьми прошла, много полицейских. Я не вызываю ни у кого интереса. Сижу на лавочке до рассвета, глаза слипаются, натруженные пешими прогулками ноги гудят. Утром неожиданно холодно. Людей уже почти нет. Иногда я непроизвольно проваливаюсь в сон на несколько секунд. Из одного такого полусна меня выдергивает писк. Недоуменно оглядываюсь и иду на звук. Источник нахожу быстро — в темной полуподвальной лестнице, что круто уходила вниз. Спускаюсь. Это котенок, хотя котенок громко сказано. Черный комочек размером чуть больше мыши. Он таращит голубые глаза, пищит разевая розовый рот и трясется всем своим крошечным тельцем. Смотрю на него и думаю о том, что мы с ним братья по несчастью. — Будем с тобой вместе бомжами, — выговариваю я первый раз непривычное слово. А затем подхватываю котенка и сую его за пазуху. Лапки у него ледяные, и от их прикосновения я вздрагиваю, но вместе с этой пародией на кота как будто уже не так страшно. Глава 43. Роза Розе казалось, папа был всегда. Нет, она знала, что когда то жила без него, но совершенно этих времен не помнила. Папа был, есть, будет. Иногда он уезжал на несколько дней и Роза переезжала к тёте Карине. Там собака, дикий хомяк в клетке, там Айсылу, множество соседских детей. В толпе девочка привыкшая к одиночеству терялась, томилась, рвалась домой. Залазила на подоконник и смотрела, смотрела, мечтая увидеть скорее папину машину. И он приезжал. Щеки у него были колючими, глаза уставшими, он пах чужими, незнакомыми местами, брал на руки и забирал домой. О маме Роза особо не думала. Первые три года она провела с ней и доподлинно это знала. Но воспоминания смазывались. Она помнила почему то кур. Пестрые, рыжие они копошились в земле, а Роза на них смотрела. Цыплят помнила, маленькие круглые шарики из пуха. Черного кота. Запах дыма. Голос бабушки, хлёсткий, сердитый. Маму вспомнить не удавалось. И не особо нужна была мама, пусть и завидно, что у других девочек есть. Все же спокойно. Папа уходит на работу, папа возвращается. Раю девочка воспринимала, как неизбежное зло. Пыль Розу тоже не особо волновала, как и привычное одиночество. А потом к ним в дом пришла Лилия. Вроде взрослая, а размера совершенно несерьёзного — папе даже до плеч не доросла. И Лилия не навязывала свою любовь. Не заставляла любить себя. Гулять они ходили вдвоём. Лилия разрешала мешать тесто на кексы и не сердилась если на стол просыпалась мука, а в тесто падали яичные скорлупки. Розе было комфортно. Теперь была она, и два взрослых человека, которые о ней заботились, разве, ее мечта? А потом все изменилось. Ночью Роза проснулась от страха и побежала к папе. Папы не было в комнате, не было в кабинете. Если бы он уехал, непременно бы предупредил. Значит он с ней. С Лилией. Роза знала, что взрослые спят в одной комнате, это нормально. Но…напряглась. Позвонила Айсылу, своей троюродной сестре и заодно первой советнице. Та не порадовала. — Теперь они родят ребёнка, — авторитетно сказала она. Айсылу была в теме. Во первых ей было почти девять, она большая. Во вторых у неё и правда появился год назад брат. Сначала тот был красным и много кричал, а теперь научился бегать и стал даже забавным. Если подумать, Роза ничего не имела против братика. — Пусть, — ответила Роза. — Глупая, — протянула Айсылу. — Готова поспорить, папа тебя уже меньше любит, из-за новой жены. А если появится ребёнок? Они вдвоем будут его любить, а тебя нет. Ты же Лилии чужая, падчерица. Ясное дело, она родного ребёнка хочет. Роза представила и ужаснулась. Вообразила абсолютное одиночество, от которого ее раньше ограждала любовь отца. — И что делать? — А что ты сделаешь? — удивилась Айсылу. — Была бы она твоей мамой родной еще… Разговор пробудил панику и отторжение Лилии. Ничего бы не спасло, но…приехала мама. Настоящая мама. Родная. — Малыш, все может оказаться не таким, как бы тебе хотелось, — сказал папа. — Не надейся, пожалуйста. Роза его слова поняла так — я вновь прогоню твою маму и мы дальше будем жить с Лилией. И когда Лилия ушла, Роза заметила сразу. Она привыкла уже к ней, знала когда мачеха встаёт по утрам, ее привычки. Но молчала из страха, что папа найдёт и вернёт беглянку. Ответила только когда напрямую спросили.