Чарли нахмурился, но достал из внутреннего кармана своего костюма фляжку и, быстро оглядевшись, передал ее Мириэль. На карнизах над ними гнездились голуби. В ближайших мусорных баках шуршали крысы. Санитар продолжал курить свою сигарету. Они были практически одни. Она отвинтила крышку и сделала большой глоток. Это была хорошая выпивка, контрабандой привезенная из Канады, и огонь, который она зажгла в пустом желудке Мириэль, стал желанным спасением. Еще глоток, и достаточно скоро ее боль притупится. Она вернула открытую фляжку Чарли. Он поднес ее было к губам, но передумал и не стал пить, просто закрыл колпачок и сунул фляжку обратно в карман, неуловимо поморщившись. – Ничего себе! Я не больна. Эти врачи просто клоуны! – Я знаю, – ответил он, вытирая перчатки о брюки. Вот вам и отличный актер! Неподалеку заурчал оживший мотор, и мгновение спустя появилась машина скорой помощи. Мириэль внутренне съежилась. Она сделала шаг к мужу. К чести Чарли, тот не отшатнулся. Внезапно ей захотелось сказать ему миллион вещей. «Я люблю тебя. Мне жаль. Я знаю, что это была моя вина». Но слова остались у нее на языке, испорченные привкусом выпивки. Наконец она заговорила: – Помоги санитарам с моим багажом, хорошо? Я бы не хотела, чтобы они что-нибудь сломали. Ее усадили в заднюю часть машины, как только была загружена последняя сумка. Она прижала руку в перчатке к окну и одними губами произнесла «до свидания». Чарли тоже одними губами что-то пробормотал в ответ, но она не смогла разобрать. Слезы навернулись ей на глаза, она отвернулась и не оглядывалась, пока машина скорой помощи везла ее над рекой к Центральному вокзалу. Вывеска hollywoodland и далекие холмы отражали разгорающееся сияние восходящего солнца. Они миновали Маленький Токио и зияющую площадку, где должно было начаться строительство новой ратуши. Чарли гордился тем, что это будет самое высокое здание во всей Калифорнии, однако в то время ей было все равно. Теперь мысль о том, что в ее отсутствие город изменится, заставляла алкоголь бурлить у нее в животе. Или, возможно, это был многослойный запах пота, рвоты и дезинфицирующего средства, который прилип к стенкам кабины. Как бы то ни было, ей не о чем беспокоиться. Немного удачи, и она вернется до того, как здесь начнут закладывать фундамент. Послышалось сопение поезда, пронзительный гудок паровоза, и в поле зрения появился Центральный вокзал. Машина скорой помощи проехала мимо депо и выехала на рельсы, сотрясая Мириэль, точно солонку. Они остановились рядом с открытым товарным вагоном. Санитар вышел и стал выкидывать ее багаж на землю, в небрежную кучу. – Эй! – запротестовала Мириэль, самостоятельно выбираясь из кабины, когда стало ясно, что никто не предложит ей помощь. – Осторожнее! – Она направилась к санитару, стараясь, чтобы грязь не попала на ее туфли из телячьей кожи. – Мне понадобится взять кое-что с собой в мое купе. Это и… вон то. – Она указала на кожаный и шелковый саквояжи, все еще стоявшие в машине. Мужчина хмыкнул и бросил сумки поверх остальных. Он вытер руки тряпкой, затем величественным жестом указал на открытый товарный вагон. – Ваше купе ждет вас, мадам. Мириэль обернулась и заглянула в то, что она приняла за багажный вагон. Свет проникал только в часть помещения, оставляя остальное в тени. Несколько пустых ящиков и деревянная бочка – вот и все, что она смогла разглядеть. – Должно быть, здесь какая-то ошибка, – пробормотала она, поворачиваясь к санитару. Но тот уже забирался обратно в машину скорой помощи. Она помахала рукой, чтобы привлечь его внимание. – Прошу прощения!.. В ответ поднялось облако пыли, и машина скрылась из виду. Какая наглость! Она стряхнула пыль со своего платья. Очевидно, этот бездельник не в состоянии оценить крепдешиновый шелк. – Поторопитесь мэм, и позаботьтесь о своем багаже, – раздался голос у нее за спиной. Мириэль развернулась к поезду. Полная пожилая женщина в белой униформе медсестры подошла к краю товарного вагона и, прищурившись, посмотрела на нее сквозь толстые стекла очков. – Мы отправляемся через пять минут. Мириэль снова посмотрела мимо женщины в вагон. Там не было ни мягких скамеек, ни полированных карточных столов, ни отдельных спальных мест. Там вообще не было мест, чтобы сесть. – Я боюсь, что произошла ошибка. Я должна… – О боже, вы не прокаженная из окружной больницы?! – Ну да, я из окружной больницы, но я не… мой диагноз еще не подтвердился. Я всего лишь… Медсестра облегченно улыбнулась. – Никакой ошибки. Лучше поднимите свои вещи на борт. – Вы же не хотите, чтобы всю дорогу до Луизианы я ехала, как оборванка. Медсестра склонила голову набок, как будто путешествие через всю страну в грязном товарном вагоне было совершенно естественным процессом. – Это нелепо! – возмутилась Мириэль. – Кто здесь главный? – Ну, я полагаю, что в данном случае железнодорожная полиция. Мне привести их? Мириэль пристально посмотрела на женщину. Взошедшее солнце залило светом железнодорожную станцию. С соседней платформы, едва видимой между вагонами, доносились голоса. Рабочие что-то загружали и разгружали. Чем дольше она стоит здесь, тем больше шансов, что кто-нибудь ее узнает. Начав со шляпных коробок и дорожных сумок, Мириэль погрузила свой багаж в товарный вагон, поставив его прямо у двери. Она рассчитывала пробыть в Луизиане всего несколько дней – в конце концов, сколько времени может потребоваться, чтобы уточнить ее диагноз? – поэтому велела Чарли собрать только самое необходимое. Дюжина или около того дневных платьев и туфли в тон. Несколько хлопчатобумажных теннисных платьев и одно или два вечерних платья. Одно из ее твидовых пальто и шерстяной свитер на случай, если климат Луизианы окажется неблагоприятным. Рыжая шубка из беличьего меха просто для надежности. Кроме того, подтяжки для бюста и лифчики, пояса и нижние юбки, чулки и сорочки. Двадцать или около того пар чулок и атласное кимоно. Шляпы, сумки, палантины, шарфы. И потом, конечно, предметы с ее туалетного столика: холодный крем, отбеливающий крем, крем под пудру, крем для бровей, тальк, туалетная вода, духи, жидкость для завивки волос, румяна, губная помада и пудра для лица. На самом деле у нее были достаточно скромные запросы. Но, перетаскивая к вагону один из трех чемоданов, она подумала, что, возможно, смогла бы обойтись без зонтика, шапочки для верховой езды и десяти комплектов шелковой пижамы. Раздался гудок поезда, поторапливая Мириэль. Она попыталась поднять чемодан, чтобы положить его в вагон, но ей удалось оторвать его от земли всего на несколько дюймов, прежде чем ручка выскользнула у нее из рук. – Позвольте мне помочь вам, сеньора. – Спасибо, я… – Она подняла глаза и увидела мужчину, предложившего помощь. Пожилой, с темно-коричневой кожей и седеющими черными волосами. Темные глаза без бровей смотрели с одутловатого, покрытого глубокими морщинами лица. Когда он протянул руку и взялся за ручку ее сундука, она разглядела жуткие шишки, покрывающие его предплечье. Мириэль отпрянула назад и подавила крик ладонью. Это был карантинный вагон. Мужчина был… прокаженным. Сколько еще их там внутри, прячущихся в тени? Мужчина спрыгнул вниз и схватил оставшиеся чемоданы, затащив их наверх, прежде чем Мириэль смогла прийти в себя настолько, чтобы запротестовать. Это было так, как если бы она переживала сцену из Бен-Гура. Она читала эту книгу еще девочкой, и только в прошлом месяце Чарли потащил ее в кинотеатр, посмотреть фильм мистера Нибло[6]. Вагон поезда напоминал ужасную темницу, где были заперты и чахли в течение долгих лет мать и сестра Бен-Гура. Их волосы поседели. Их ногти оторвались от плоти. Их кожа была покрыта чешуей, а губы и веки – изъедены болезнью. Неужели именно это ждет ее в Луизиане?! Она попятилась. Ее каблук зацепился за рельсы, и она упала. Мексиканец подошел к ней и протянул руку. Мириэль покачала головой, но он все равно схватил ее за предплечье и поднял. – Здесь некуда бежать, сеньора, – прошептал он ей. Бежать? О чем он говорил? Она проследила за его нервным взглядом, окинувшим переполненный двор. Вокруг толпилось по меньшей мере полдюжины железнодорожных полицейских. – Но я не… Снова раздался гудок их поезда. Мужчина забрался обратно в вагон. Он коснулся рукава ее пальто, когда помогал ей подняться. Теперь она была покрыта микробами. Весь вагон поезда, должно быть, кишит ими. Может быть, ей все-таки сто́ит сбежать. Еще один взгляд по сторонам, и стало казаться, что полицейские приближаются. Если бы она устроила сцену, кто-нибудь наверняка узнал бы ее. В конечном итоге их с Чарли имена снова появятся во всех газетах и городских сплетнях. Неважно, что у нее не было этой болезни. Эти тупоголовые журналисты никогда не позволяют правде встать на пути хорошей сенсации. Колеса поезда заскрипели, и он тронулся с места. Оглянувшись на Лос-Анджелес, Мириэль поспешила к вагону, ухватилась за железный поручень и забралась внутрь. Глава 4 Едва Мириэль поднялась на борт, как железнодорожный рабочий, бегущий рядом с поездом, захлопнул дверь товарного вагона, погрузив ее в темноту. Она ощупывала шершавую стену, пока ее нога не наткнулась на что-то мягкое. Раздался женский вскрик: – Ой! Мириэль отпрянула. – Извините меня. Поезд накренился, она потеряла равновесие, споткнулась и чуть не упала. – Вам действительно следует сесть, пока вы не поранились, мэм. Мириэль узнала голос медсестры. И где-то поблизости услышала скрежещущий шум, размеренный и гортанный, похожий на шум прибоя после шторма. Она попятилась, пока не наткнулась на острый твердый край чемодана – хорошо бы ее чемодана – и села на него. Сквозь щели в облицовке пробивался слабый свет. Через минуту или две ее глаза привыкли к полумраку. Чемодан под ней оказался ее собственным, а остальная часть ее багажа располагалась рядом. Скрежещущий звук исходил от мужчины, лежащего на койке у дальней стены. Каждый его вдох казался борьбой. Медсестра примостилась рядом с ним на низком трехногом табурете – единственном подходящем предмете мебели во всем товарном вагоне. Мексиканец расположился на полу в дальнем углу, а женщина, на которую Мириэль наткнулась, устроилась поверх своего потрепанного саквояжа. Она выглядела старше Мириэль, хотя и ненамного, коренастая, с одутловатым лицом и платком на голове. Ее руки были покрыты пятнами. Не бледными и безобидными, как у большого пальца Мириэль, а чешуйчатыми и выпуклыми, словно это комки красной глины высохли на ее коже и покрылись коркой. Хотя ни у кого не отсутствовали конечности и ногти не отрывались от плоти, как в Бен-Гуре, Мириэль не могла не содрогнуться. Она достала из сумочки носовой платок и вытерла рукав и носок туфли, прежде чем бросить его на землю. Встретив взгляд мексиканца, она опустила глаза, и сосредоточилась на лабиринте деревянных половиц. Поезд мчался, и Мириэль чувствовала, что у нее внутри все разрывается, словно только часть ее забралась в товарный вагон, а оставшаяся прочно обосновалась в Лос-Анджелесе. Несколько недель, и она снова будет дома, напомнила она себе. Девочки вряд ли будут скучать. Она сложила руки. Те все еще немного дрожали из-за желания выпить, но худшее было позади. Вернувшись домой, возможно, она будет поменьше налегать на спиртное. Поезд остановился ближе к вечеру, и дверь товарного вагона открылась. Мириэль прищурилась и прикрыла глаза, застигнутая внезапным натиском света. У нее болел зад, а шея затекла оттого, что она сидела, отвернувшись от остальных. Ей захотелось пописать, и ее желудок скрутило от голода. – У вас есть пятнадцать минут, – раздался снаружи грубый голос. – Выходите и займитесь своими делами. Мексиканец спрыгнул вниз и потянулся. Женщина и медсестра спустились следом, и Мириэль последовала за ними. Ее ноги проваливались в землю и в туфли попал песок. Несколько отдельно стоящих вагонов были разбросаны по двору. За ними пустыня: жесткая полынь, высокие сагуаро[7] и далекие горы. Она направилась к станции, скатная крыша которой виднелась над поездом. ЮМА, оповещала табличка. Даже отсюда, от хвоста поезда, она слышала суету на платформе – торопливый топот ног и перетаскивание багажа, веселые приветствия и сдавленные прощания. Не успела она сделать и нескольких тяжелых шагов за пределы товарного вагона, как медсестра остановила ее. – Не уходите сейчас слишком далеко. – Я просто добегу в вагон-ресторан. Я вернусь в мгновение ока. – Боюсь, что проход в эту зону вам запрещен. Ваш ужин прямо здесь. – Медсестра протянула тарелку с фасолью и ломтик хлеба. Мириэль, конечно, не предполагала увидеть икру, но это было хуже даже самых скромных ожиданий. – Не говорите ерунды. У меня даже вилки нет.