Мириэль вместе с Жанной, пошатываясь, вышли на платформу как раз в момент отправления поезда. Она подтолкнула девочку на первую ступеньку их вагона и схватилась за поручень. Поезд тронулся с места. Жанна качнулась назад, угрожая рухнуть на Мириэль и свалиться вместе с ней на платформу. Мириэль уронила саквояж и выставила вперед ладонь, уперев ее в спину девочки, пытаясь удержать ее в вертикальном положении. При этом она продолжала, спотыкаясь, бежать рядом с ускоряющимся составом, ее хватка на поручне ослабла. Отпустить его и вернуться за своим саквояжем? Она могла бы прожить без одежды, обуви и украшений, находящихся в нем. Но фотография, где они всей семьей на пляже, была бесценна и незаменима. Ее пальцы напряглись, сильнее сжимая гладкий металл. Вес Жанны давил на ее другую руку. Сумочка свисала с запястья. Оглянувшись на свой саквояж, Мириэль запрыгнула на подножку поезда. Едва ноги обрели опору, ее качнуло назад, и рука соскользнула с поручня. Платформа закончилась, периферическим зрением она зацепила внизу в нескольких футах размытое пятно гравия. Как раз в тот момент, когда она практически падала, наверху в дверном проеме появился кондуктор. Он схватил ее за запястье. Как только она крепко встала на ноги, он потащил ее и Жанну вверх по лестнице и внутрь, бормоча череду проклятий. В вагоне оказалось лишь одно свободное место. Жанна снова впала в беспамятство, прежде чем Мириэль смогла удобно разместить девочку на сиденье. Ее лицо было раскрасневшимся и горячим на ощупь. Белки глаз окончательно порозовели, а дыхание стало таким хриплым, что Мириэль испугалась, не появились ли в ее горле язвы. Слава Богу, им осталось преодолеть только один отрезок пути. Когда они прибудут в Батон-Руж, сестра Верена уже будет ждать их. Они могли бы начать лечение прямо в кабине машины «скорой помощи», пока она будет мчаться по Ривер-роуд. Мириэль нашла место поблизости, чтобы встать, держась за поручень, торчащий из верхнего угла сиденья. На глаза навернулись слезы. От усталости, разочарования и скорби. Но она сдержала их, не желая привлекать еще больше внимания. У нее были и другие фотографии Феликса, хотя ни одна из них не была такой дорогой. Она напишет Чарли, чтобы он немедленно отправил ей какую-нибудь из них. Что он пытался сказать ей по телефону? Неужели он действительно не винил ее в смерти Феликса? Мириэль обвиняла в случившемся его. И себя. И Бога, и всех, кто хоть как-то был связан с этим событием, вплоть до рабочих, заложивших фундамент бассейна. Но больше всего – себя. Сдерживать слезы становилось все труднее. Она обмахнула лицо веером, делая вид, что ей очень жарко. Поезд качнуло, и Мириэль врезалась в плечо женщины, сидевшей рядом с ней. – Извините меня, – сказала Мириэль. Женщина нахмурилась и ничего не ответила. От нее пахло маринованной капустой. От кого-то, сидящего поблизости – амбарной пылью. От другого – кулинарным жиром. Мириэль старалась не вдыхать слишком глубоко, сожалея, что у нее нет денег на билеты в первый класс. Внезапно смех заклокотал внутри нее. Он вырвался прежде, чем она успела сжать губы, чтобы остановить его. Наверняка от нее воняло так же сильно, как от этих деревенщин. Воняло потом, болотной водой и несвежим шелком. Несколько пассажиров посмотрели в ее сторону. Сделав над собой усилие, Мириэль взяла себя в руки. Смех не менее заметен, чем плач. Она не могла позволить себе делать ни того, ни другого, пока они с Жанной не окажутся в безопасности на пути в Карвилл. Когда поезд наконец прибыл в Батон-Руж, Мириэль посторонилась, давая дорогу остальным пассажирам, прежде чем разбудить Жанну. – Мне плохо, – пробормотала девочка, когда Мириэль обняла ее за талию и подняла. – Знаю. Мы почти на месте. Жанна зашаталась, затем рухнула обратно на сиденье. Мириэль села рядом с ней, закинула ее руку к себе на шею и снова поднялась на ноги. Они, пошатываясь, сошли с поезда на платформу. На станции стоял гул людских голосов, напоминающий навязчивое комариное жужжание. Пассажиры толкали перед собой тележки, доверху нагруженные багажом. Среди царящей вокруг суеты мелькали ящики с цыплятами, разномастные стулья, звенела фарфоровая посуда. Здесь всегда было так оживленно?! Двое мужчин пытались выгрузить пианино из багажного вагона. Маленький мальчик вел сквозь толпу козу. Женщины несли под мышками эмалевые вазы и настенные часы. Практически волоча на себе Жанну, Мириэль пробилась сквозь этот поток. Вестибюль и тротуар перед ним тоже оказались переполнены. Она поднялась на цыпочки и оглядела улицу. Никакой «скорой помощи». Она поискала глазами белую униформу санитаров и крылатые шляпы сестер, но не увидела в толпе путешественников ни того, ни другого. Она отступила под козырек вокзала, прислонила Жанну к кирпичной стене, и принялась ждать. Почти через час количество поездов, останавливающихся на станции, уменьшилось, и толпа поредела. Тьма наползла на небо с востока, но западный горизонт все еще светился персиково-оранжевым. Не зная, с какой стороны приедет «скорая», Мириэль продолжала крутить головой вправо и влево. Жанна сидела рядом с ней прямо на земле, скрестив ноги и прислонив голову к голени Мириэль. К ней подошел мужчина в дешевом хлопчатобумажном костюме. Он кивнул на старомодное и заляпанное грязью такси на другой стороне улицы и спросил, не нужно ли ее подвезти. От него пахло чесноком и табаком. – Нет, спасибо, – ответила она, глядя мимо него. В любой момент могла приехать «скорая». Он пожал плечами и зашаркал дальше. К станции подошел еще один поезд, высадилась новая порция пассажиров. Дневной свет померк. Зажглись уличные фонари. Полицейский, патрулировавший участок, прошел мимо в третий раз. Как и прежде, Мириэль одарила его непринужденной улыбкой, хотя ее сердце бешено колотилось. Однако на этот раз он не улыбнулся в ответ. – Боюсь, вы не можете здесь задерживаться, мэм, – проговорил он. – О, не волнуйтесь, мы не бродяги. Наша машина должна быть здесь с минуты на минуту. Он взглянул на Жанну и нахмурился. Мириэль напряглась. Заметил ли он нарывы у нее на руках? Поймет ли он, что они прокаженные? – Она пьяна? Мириэль натянуто рассмеялась. – Боже мой, нет! Она всего лишь ребенок. Устала от нашего путешествия, вот и все. – Что у нее с руками? – Э-э… – Спокойное поведение Фрэнка той ночью в баре снова всплыло у нее в голове. – Клубника. Представляете?! У нее аллергия на клубнику. Мы только что приехали из Опелусаса, где моя подруга испекла вкуснейший ягодный пирог, – я думала, что с шелковицей и вишней, – но будь я проклята, если там не было клубники. – Мириэль кивнула на Жанну. – Она съела целых два куска, прежде чем я поняла и… Полицейский отмахнулся от нее. – Учтите, вас не должно быть здесь, когда я вернусь. Мириэль смотрела, как он неторопливо уходит, ее туго натянутые нервы медленно расслаблялись. Где же сестра Верена? Может быть, она не получила телеграмму или неправильно ее поняла? Рядом заерзала Жанна. Им нужно как можно скорее добраться до Карвилла, где Док Джек и сестры могут оказать ей помощь. С каждым мгновением этого ожидания реакция проказы будет обостряться, и станет еще хуже. На другой стороне улицы Мириэль увидела таксиста, слонявшегося возле своей машины, и помахала ему рукой. – Я поеду, прямо сейчас, – сказала она. Он сверкнул белозубой улыбкой. – Рад служить. Вы и девочка? – Да. – Пятьдесят центов за милю. Куда вы направляетесь? – Пятьдесят центов? Это в два раза больше стоимости галлона бензина! – Большинство заправочных станций остались без топлива из-за наводнения, так что, я полагаю, это справедливая наценка. – Наводнение? Какое наводнение? Таксист бросил на нее любопытный взгляд, затем поднял с тротуара потрепанный лист газетной бумаги. «Разлив Миссисипи неизбежен», – гласил заголовок. Это объясняло толпы людей на вокзале и гул беспокойства в воздухе. Она оглядела улицу в поисках более приличного транспорта, но несколько оставшихся такси уже были заняты. Жанна застонала у нее за спиной. – Отлично. Ты знаешь дорогу в Карвилл? Таксист вытянул руки и попятился. – Эй, подождите, вы двое не больны, так? – При цене пятьдесят центов за милю ты не имеешь права задавать вопросы, – сказала она с большей яростью, чем чувствовала. – Доллар. – Это грабеж! – Доллар за милю, и ты должна заплатить вперед. Мириэль скрестила руки на груди и вздернула подбородок. – Ты – безумный шляпник, если думаешь, что я столько заплачу. – Как тебе будет угодно. – Он скомкал газету и бросил к ее ногам, прежде чем отвернуться. – Я все равно не склонен помогать грязным прокаженным. Она боролась с желанием ударить его по затылку своей сумочкой. Или крикнуть ему вслед, что это он грязный. Доллар за милю! Она могла бы нанять новенький сверкающий лимузин и за меньшую сумму. Если бы у нее были деньги. Позади нее послышалось хриплое дыхание, и Жанна практически легла на твердый тротуар. Краем глаза, менее чем в квартале от себя, Мириэль заметила полицейского, который направлялся в их сторону. – Подожди! – крикнула она. Таксист обернулся, и она сошла с тротуара. – Я не могу заплатить тебе вперед, но обещаю, как только мы приедем, я отдам тебе деньги. Он покачал головой. – Не пойдет. Мириэль открыла сумочку и провела пальцами по атласной подкладке, словно надеялась каким-то образом найти пачку купюр, которую она пропустила раньше. Вместо этого ее пальцы коснулись медали Святого Христофора. – А как насчет этого? – Она слегка потянула его за цепочку, чтобы показать мужчине. – Это чистое серебро. Таксист подошел поближе и осмотрел медальон, вертя в мозолистых, потемневших от табака руках. Его едкое дыхание заставило ее съежиться. Он поднес медаль ко рту, как будто хотел укусить ее, но Мириэль отдернула ее. – Ну?! – Нет. Больше десяти баксов за такой кусок я не получу. А до Карвилла по меньшей мере тридцать миль езды. Есть еще что-нибудь в твоей хорошенькой маленькой сумочке? Мириэль отпрянула назад. – Нет! – Очень жаль. – Он мотнул щетинистым подбородком в сторону Жанны. – Похоже, врач ей действительно не помешает.