Мириэль перевернула свою сумочку на прилавке, отдав последние мятые купюры и большую часть монет, чтобы оплатить проезд. Платформа завибрировала, раздался свисток, сигнализирующий о приближении поезда. Она смахнула оставшуюся мелочь обратно в сумочку, забрала билеты и поспешила с Жанной к краю платформы. Жанна, проспавшая первый отрезок их путешествия, спотыкаясь и опираясь на Мириэль, прошла через переполненную станцию в Лафайете и снова заснула, как только они сели на второй поезд. Дубы, кипарисы и еще какие-то высокие вечнозеленые растения проплывали за их окном, сливаясь в размытое зеленое пятно. Когда поезд замедлял ход для посадки пассажиров на крошечных деревенских станциях вдоль маршрута, на фоне зелени появлялись розовые азалии и жемчужные цветы магнолии. При других обстоятельствах Мириэль, возможно, восхитилась бы их красотой. Пышные пейзажи Луизианы совершенно отличались от прибрежной Калифорнии. Но каждое движение в вагоне заставляло Мириэль отрывать взгляд от окна. Стоило Жанне пошевелиться, и желудок Мириэль сжимался от беспокойства, что ее состояние ухудшается. Косой взгляд нового пассажира – и у Мириэль пересыхало во рту от страха, что их обнаружит полицейский патруль. Чтобы не теребить шарф, она сунула руку в сумочку и нащупала лежащие внутри ценности. Кольцо Айрин, надежно спрятанное во внутреннем кармане. Медаль Святого Христофора от сестры Верены. Несколько монет, звенящих на дне. На станции Опелусас было еще больше народу, чем в Лафайете. Одной рукой Мириэль сжала свою сумочку и саквояж, а другой – липкие пальцы Жанны, и они протиснулись в здание вокзала, чтобы дождаться следующего поезда. Спешащие пассажиры и бегающие носильщики то и дело пересекали их путь. Женщины метались за своими детьми туда-сюда, слишком растерянные, чтобы успокоить, когда они те кричали, или утешить, когда те плакали. Мужчины толкались, не извиняясь и не приподнимая шляпу. Сесть было негде, поэтому Мириэль просто прислонила Жанну к стене. – Подожди здесь. Она наполнила бумажный рожок водой из кувшина, стоящего в дальнем углу, и принесла его девочке, которая, сделав несколько глотков, стала настаивать слабым голосом, что не хочет пить. Мириэль допила остатки по дороге к телеграфной стойке. Ее мысли метались, пока она ждала в очереди. Ей нужно было предупредить сестер о прибытии в Батон-Руж, не вызывая подозрений у оператора или кого-либо еще, кто мог увидеть телеграмму. Она хотела вернуться в Карвилл на машине «скорой помощи», а не в полицейском фургоне. Ее очередь за стойкой подошла до того, как она придумала шифровку, которую персонал больницы смог разгадать. При цене три цента за слово, она должна была быть короткой. – Адрес, – сказала женщина за стойкой, не отрываясь от своего аппарата. – Госпиталь Морской пехоты США № 66, Карвилл, Луизиана. Быстрые пальцы женщины замерли при слове «Карвилл». Она взглянула на Мириэль, прищурив глаза. Сердце Мириэль перепрыгнуло от одного удара к другому. Она скрылась от взгляда женщины, опустив глаза и порывшись в сумочке, как будто у нее там было что-то еще, кроме мелочи и серебряной медали. Святой Христофор, рельефно изображенный в своих развевающихся одеждах и с узловатым посохом для ходьбы, поразил ее идеей. Она расправила плечи и встретилась взглядом с женщиной. – Вы записали адрес? – Ах… – Женщина быстро закончила печатать. – Да. Продолжайте. – Дорогая сестра Верена. Тчк. Сестра Жанна и я вернемся из нашего… уединения в Монастыре Святого Сердца сегодня вечером в шесть. Тчк. Отправьте транспорт на станцию в Батон-Руж. Тчк. – Тут Мириэль заколебалась. У нее был только один шанс написать так, чтобы сестра Верена все поняла. – Святой Христофор путешествует с нами. Тчк. Ваша во Христе. Тчк. Сестра Полин. Телеграфистка снова прищурилась. – Вы не похожи ни на одну монахиню из тех, которых я видела. – Мы… э-э… из либерального ордена, – пролепетала Мириэль, изо всех сил стараясь изобразить невозмутимость сестры Верены. – Бога заботит, что мы делаем в своей жизни, а не то, что мы носим. Выражение лица женщины стало озадаченным. Она поправила очки на носу и сосчитала слова телеграммы Мириэль. – Доллар и двадцать центов. Мириэль протянула деньги, ее сердце все еще билось в бешенном темпе. Только отойдя и услышав, как женщина произнесла: «адрес», обращаясь к следующему клиенту, Мириэль успокоилась, что они доберутся до поезда без помех со стороны толпы или полиции. Когда до прибытия их поезда оставалось всего семь минут, Мириэль подошла к Жанне, которая, будучи не в силах стоять, сползла по стене и теперь сидела. Она промокнула пот со лба девочки своим носовым платком. – Держись. Мы скоро уезжаем. Веки девочки дрогнули, открылись, и она кивнула. – Сестра Верена будет ждать нас на станции, когда мы прибудем. – По крайней мере, Мириэль на это надеялась. Она поцеловала Жанну в лоб. – Мне нужно сделать короткий телефонный звонок. Я вернусь в мгновение ока. Три таксофона расположились вдоль дальней стены рядом с кувшином для воды. Кабинки были отделены одна от другой перегородками, но не имели дверей, чтобы заглушить шум вестибюля. Мириэль прижала трубку к одному уху и прикрыла ладонью другое, чтобы заглушить шум. – Алло? – произнес голос, когда оператор соединил ее. Губы Мириэль задрожали, лишая ее возможности говорить. Она не ожидала такого быстрого ответа, не говоря уже о том, чтобы сразу услышать на линии голосе Чарли. – Алло? – повторил он. – Чарли! Это я, Мириэль. В трубке стало тихо, и она снова произнесла его имя. – Я здесь. Я… э-э… дворецкий сказал, что ты звонила. – Несколько раз. Как Хелен? – спросила она, затаив дыхание в ожидании его ответа. Она не смогла бы вынести, если бы… – С ней все в порядке. Уже дома и идет на поправку. Мириэль отвернулась от микрофона и издала счастливый всхлип. – О, слава Богу! Я хотела приехать к вам, но… Снаружи донесся скрип замедляющихся колес поезда. – Где ты? – спросил он. – Я не могу сейчас говорить, но обещаю написать, когда… – Ты ведь больше не покидала колонию, не так ли? – Я все объясню, когда… – Ты получила мое последнее письмо? Настойчивость в его голосе заставила ее задуматься. – Конечно, как бы я узнала, что Хелен больна? Поезд прогудел, когда его визжащие колеса остановились. – Мне нужно бежать, Чарли. Передай Хелен и Эви, что я люблю их и… – Я отправил еще одно письмо и… ну, просто прочти его. Шум в вестибюле усилился почти до оглушительного уровня, когда высадившиеся пассажиры столпились внутри. Мириэль нужно было идти, иначе они с Жанной рисковали опоздать на поезд, но ее ноги не двигались. – И что в нем? Он не ответил. – Черт возьми, Чарли! Что в нем? – Я никогда не винил тебя. – Не винил меня в чем? – В его смерти не было ничьей вины. – Ты можешь произнести его имя, Чарльз. Он бы хотел, чтобы мы произнесли его имя. – Не я был тем, кто разваливался на части всякий раз, когда кто-то упоминал о нем. – Мой сын умер. Что я должна была делать? – Наш сын, Мириэль! И все, что угодно, было бы лучше, чем пытаться покончить с собой. Она вздрогнула и сжала запястье. – Вот! Я сказал это! – продолжил он. – Ты хочешь называть вещи своими именами? Как насчет этого: самоубийство? – По крайней мере, мне было не все равно! Ты вернулся в студию через неделю после его похорон. На линии на несколько секунд воцарилась тишина. – Послушай, зря я завел этот разговор. Я просто хотел, чтобы ты знала, что причина не в этом. Мириэль взглянула на часы над дверью в вестибюль. Одна минута до отправления поезда. – Причина для чего? – Прочти письмо. Тебе не нужно ничего подписывать. Все уже сделано. Желудок Мириэль сжался, а руки похолодели. Снова раздался гудок поезда. – Чарли, я… я тоже тебя не виню, – прошептала она и положила трубку обратно на рычаг. Глава 64