Ее последней остановкой был дом восемнадцать, где Мэдж уже выводила соседей. – Ты идешь, куколка? – Мне просто нужно забрать свой сверток, – сказала Мириэль. – Я быстро. Но, добравшись до своей комнаты, Мириэль поняла, что в то утро так старалась подготовить остальных, что забыла приготовить для себя эвакуационный пакет. Она оглядела все вещи, которые когда-то казались такими важными. Свой гардероб, полный платьев, обуви и шляп, коллекцию кремов и косметики, серебряную расческу и набор щеток. Если наводнение случится, все это будет потеряно. Она скомкала одеяло, выудила кольцо Айрин из сумочки и сняла со стены один из рисунков Эви. Все остальное должно было остаться. Снаружи продолжал лить дождь. Каждая капля, казалось, несла в себе силу, способную наполнить реку до предела. Она направилась к лазарету, идя против потока опоздавших, спешащих к баржам людей. Когда она добралась туда, Жанны уже не было. Неужели кто-то уже отвез ее на баржу? Среди этого хаоса никто не мог сказать наверняка. Мириэль еще раз осмотрела лазарет, почти ожидая обнаружить девочку, скорчившуюся за медицинским кабинетом или под пыльным старым аппаратом для гипертермии, словно это была игра в прятки. Но все очевидные укромные уголки и закоулки были пусты, а Жанна была не в том состоянии, чтобы играть. Должно быть, кто-то уже перенес ее, решила Мириэль, несмотря на свое беспокойство. Она помогла сестре Лоретте усадить одну из последних оставшихся пациенток в инвалидное кресло и принялась толкать ее сквозь дождь к барже. – Мы умрем? – спросила женщина, пока Мириэль с трудом везла коляску по скользким доскам на вершину дамбы. – Конечно нет, – проворчала Мириэль, стараясь придать своему голосу больше уверенности, чем чувствовала на самом деле. Наступили сумерки, и управлять переполненной баржей стало еще труднее. С одного конца палубу прикрывала низкая крыша, поддерживаемая толстыми опорами. Сестры собрали там пациентов лазарета. Мириэль помогла женщине, которую она вкатила на борт, лечь на низкую койку под навесом и накрыла ее заплесневелым одеялом военного образца. Она обследовала другие лежаки. Жанны нигде не было. Сердце Мириэль билось с нарастающей тревогой. Дождь прекратился, однако палуба оставалась мокрой и скользкой. Только намек на свет просачивался сквозь пелену облаков. Она пробиралась сквозь толпу, расспрашивая о Жанне. Некоторые были слишком поглощены несчастьем, чтобы отвечать. Другие даже не знали, что Жанна вернулась. Никто не видел ее. Мириэль попыталась покинуть баржу, чтобы вернуться и обыскать колонию, но сторож Дойл не выпустил ее. К тому времени, как она вернулась в импровизированный лазарет, она почти задыхалась от беспокойства. Жанны не было видно, а дамба в любой момент могла прорваться, и вода хлынула бы в колонию. Все, кто не успел на борт, обречены утонуть. Мириэль покачнулась, ее затошнило от этой мысли. Неужели все ее усилия были напрасны? Внезапно в последнем ряду кроватей она увидела маленькую фигурку, закутанную в кучу одеял. Она поспешила туда и, затаив дыхание, откинула покрывало. Жанна, свернувшись калачиком, спала на лежанке. Мириэль всхлипнула от облегчения. Бережно укрыв ее снова, она промокнула сухие губы девочки водой, затем опустилась на пол рядом с ней. Холодные пальцы ночи теребили ее влажную одежду и ползли по коже. Она завернулась в плед и засунула руки в карманы, чтобы согреться. Письмо Чарли задело костяшки ее пальцев. Ближайшая масляная лампа, мерцающая из-за качки, давала достаточно света, чтобы читать, и Мириэль вытащила его из кармана. Дождь промочил конверт насквозь, размыв чернила. Но она все еще могла разобрать большую часть слов. Она приготовилась к злой иронии. Однако письмо мужа – то, что она смогла разобрать, – было на удивление нежным. Да, он подал на развод, конечно, скрыв истинную причину, чтобы предотвратить скандал в Голливуде. Но он написал, что всегда будет любить ее и будет продолжать передавать ее письма девочкам. Когда-нибудь, писал он, станет возможно рассказать им печальную правду о том, почему она уехала. Его последние слова поразили ее больше всего: «По твоим письмам я понял, что ты пришла в себя и обрела вторую жизнь, несмотря на ужасные обстоятельства. Ты вдохновила меня сделать то же самое. В конце концов, это то, чего хотел бы Феликс. Мне только жаль, что нам не удалось совершить это вместе. С любовью, Чарли» Мириэль сложила листок с растекшимися чернилами и сунула его обратно в карман. Рядом на койке зашевелилась Жанна. Она поправила одеяла и погладила девочку по щеке. На этот раз кожа была не горячей и не липкой. Дыхание стало мягким и спокойным. Неужели Мириэль и вправду пришла в себя, как написал Чарли? Обрела вторую жизнь? Независимо от того, пощадит наводнение Карвилл или нет, лекарства от их болезни все еще не найдено. Что это за жизнь, когда ты находишься в клетке за забором, отлученный от остального мира? Она положила голову на край койки и закрыла глаза. Это определенно была не та жизнь, которую бы она выбрала. Но Чарли прав: как бы то ни было, это – жизнь. И ей повезло, что не приходится проходить через все это в одиночку. На рассвете она проснулась и обнаружила, что баржа все еще надежно привязана к берегу, а колония с ее проволочным забором и лабиринтом побеленных зданий все еще стоит. Койка Жанны, однако, была пуста. Мириэль расспросила сестер, но никто из них не видел, как она убежала. – А что с дамбой? – уточнила она. – Она разрушена в нескольких местах вдоль западного берега, – ответила сестра Верена. – Но нашу восточную сторону Бог пощадил. Вздохнув с облегчением, Мириэль отправилась на поиски Жанны. Дождевые облака рассеялись вместе с ночью, и над водой повис легкий туман. Она пробиралась мимо обитателей колонии, некоторые еще спали, другие сидели в тихом благоговении, наблюдая, как над рекой встает солнце. На носу баржи Мириэль обнаружила Фрэнка и Жанну, сидящих вместе и смотрящих на воду. – Самое время тебе присоединиться к нам, chère, – проговорил Фрэнк. Она села рядом с ними и обняла девочку за плечи. – Разве ты не должна отдыхать на своей лежанке? – Оттуда ничего не видно, – возразила Жанна. Ее голос был еще хрипловат, но покраснение белков прошло. – Я хочу быть впереди и в центре, когда мы отправимся вниз по реке. Мириэль начала было говорить, что баржа надежно пришвартована, а дамба уцелела… и закрыла рот, чтобы не произносить эти слова. Ведь это прекрасно! Плыть вниз по реке к широко открытому заливу. Туда, где их болезнь не имеет значения. Ее рука крепче обхватила Жанну. Она поймала взгляд Фрэнка и улыбнулась. Может быть, когда-нибудь. Эпилог Карвилл, Луизиана, 1942 год Мириэль приготовила еще один шприц промина, когда последний пациент сел за стол и закатал рукав. Она передала инструмент Доку Джеку, который смазал кожу пациента бетадином, затем осторожно ввел иглу в вену. Недавние испытания сульфаниламида и дифтерийного анатоксина оказались безуспешными, но этот новый препарат отличался от них. После нескольких месяцев ежедневных инъекций узелки и поражения у пациентов начинали исчезать. Больные становились энергичнее, и у них появлялся аппетит. Конечно, были и побочные эффекты. Анемия, дерматит, аллергические реакции. Но на этот раз многообещающие результаты от применения препарата перевесили риски. Минутная медленная инъекция, повязка – и пациент встал и готов уйти. Ничего похожего на многочасовое лечение, которое они пробовали в аппарате для гипертермии много лет назад. Мириэль убрала дополнительные принадлежности и загрузила использованные иглы в автоклав. Когда ее смена технически закончилась, она поднялась по лестнице лазарета на крышу, где несколько пациентов сидели в тени большой беседки, наслаждаясь вечерним ветерком. Перед уходом она пообещала уложить волосы одной из женщин в заколки – мягкие волны и завитки теперь были в моде. Кроме того, Мириэль была готова отвлечься любым способом от своего ползучего беспокойства о завтрашнем дне. С этой высоты была видна вся территория Карвилла. Магнолии расцвели, а дубы раскинули свои сучковатые ветви над лужайками. В последние годы произошло бурное строительство. Огромный двухэтажный лазарет с красивой беседкой на крыше был построен девять лет назад и уже не считался новым. В прошлом году была добавлена модернизированная перевязочная клиника. Новое двухэтажное жилье из оштукатуренного бетона с аркадами красовалось на месте пешеходных дорожек и старых деревянных домов для пациентов. Лучше всего был театр в новом здании для отдыха. Бархатными занавесками и мягкими сиденьями он напоминал Мириэль дворцы кино в Лос-Анджелесе. И каждый раз, видя некогда знакомое лицо на экране, она все еще поражалась. С появлением звуковых фильмов карьера многих ее старых знакомых, включая Чарли, закатилась. Иногда она видела его имя в титрах в качестве сценариста или помощника продюсера и чувствовала определенную нежность. Но больше не ощущала ни вины, ни сожаления. Она закончила с заколками и оставила пациентов на крыше бездельничать. По дороге к себе остановилась у дома номер пятнадцать. Две комнаты были переоборудованы под издательский офис и мастерскую для нового ежемесячного журнала колонии под названием «Звезда». Там она нашла Жанну, работающую за мимеографом[93]. – Тетушка Полли, – сказала Жанна, маневрируя на своем инвалидном кресле вокруг стола с бумагами в руке. Несколько лет назад она потеряла обе ноги из-за инфекции, но управлялась со своим креслом так же ловко, как ловцы креветок управляют своим траулером. Она протянула Мириэль только что отпечатанные страницы. – Что думаешь? Название со слоганом гласили: «”Звезда”, проливающая свет истины на болезнь Хансена[94]». Внутри были статьи о предстоящем праздновании Дня больницы, усилиях по сбору средств для Красного Креста и бейсбольном матче Юниорской лиги Американского легиона. Там была страничка для дам и писем в редакцию. Даже доктор Росс внес свой вклад в виде статьи о новом препарате из группы сульфонов, который они пробовали в лазарете. – Выглядит великолепно. – Она вернула страницы. Депрессия преследовала Жанну после того, как она потеряла ноги. Мириэль была рядом с ней все это время, но именно работа с журналом вернула искру жизни и озорства в глаза девушки. Прозвенел звонок к ужину, и Жанна бросила страницы на верстак рядом с мимеографом. Тоби высунул голову из кабинета. Он улыбнулся Мириэль, затем встретился взглядом с Жанной. Не говоря ни слова, они вдвоем помчались в столовую, деревянные колеса кресел едва не задели ногу Мириэль. – Не забудь о завтрашнем дне, – крикнула она вслед. Жанна оглянулась через плечо и улыбнулась. – Я бы не пропустила такое. Мириэль последовала за ними, наблюдая, как она и Тоби быстро удаляются, и их смех эхом разносился по галерее. Направляясь домой, она прошла мимо десятков других жильцов, идущих в столовую. Многие были новичками и считали ее старожилом. Их, старожилов, осталось не так уж много. Мэдж и мистер Ли присоединились к Гектору и Айрин под орехами пекан. Каждый день она проходила мимо растущих рядов белых надгробий и чувствовала острую боль утраты. Когда она поднялась по ступенькам, из хижины донесся запах жареного сома. Из проигрывателя звучало попурри сестер Эндрюс. – Как раз вовремя, chère, – проговорил Фрэнк, когда она вошла. – Ужин почти готов. Масло на сковороде стрельнуло и зашипело, когда он перевернул рыбу. С годами его зрение ухудшилось так, что даже толстые очки почти не помогали, и Мириэль беспокоилась, когда он стоял у плиты. Но он, казалось, приспосабливался к своему слабеющему зрению так же ловко, как приспосабливался к своим искалеченным рукам. Он был в числе пациентов второго круга испытаний, следующих за выпускным. Хотя новый метод не мог улучшить его зрение или обратить вспять десятилетние повреждения его рук, она наблюдала и радовалась тому, как с каждым днем ему становится лучше. Она поцеловала его в щеку, но он притянул ее в крепкие объятья, отпустив, чтобы накрыть на стол, только когда сковорода начала дымиться. Она вымыла миску клубники из их сада и налила каждому по стакану чая. Ее чай был знаменит по всей колонии, но, как Мириэль ни старалась, он никогда не получался таким вкусным, как у Айрин. А сом в исполнении Фрэнка оставался сочным и ароматным, как и в первый раз, когда она его попробовала. Она съела несколько кусочков, но обнаружила, что не воспринимает вкус еды. – Тебе не стоит беспокоиться о завтрашнем дне, – успокаивал ее Фрэнк. – Вот увидишь. – Это было так давно… – Она повернулась и посмотрела в окно, рассеянно приглаживая свои седеющие волосы. – Возможно, слишком давно. – Чепуха, chère. Пластинка закончилась, и Фрэнк встал из-за стола, чтобы сменить ее. Мириэль поковыряла свою рыбу, но не отважилась на еще один кусочек. Может быть, задуманное завтра было в конечном итоге не такой уж хорошей идеей. Ее взгляд переместился на дальнюю стену хижины, где рядом с пожелтевшими рисунками висела коллекция фотографий. Внизу стояли коробки из-под обуви, набитые письмами. После того как в столовой наконец установили телефон, она звонила ежемесячно. Но было ли достаточно фотографий, писем и телефонных звонков, чтобы преодолеть время и расстояние, возникшие между ними? Когда музыка заиграла вновь, это были уже не раскачивающиеся гармонии сестер Эндрюс, а веселые скрипичные и гитарные ритмы из старой коллекции Фрэнка в стиле кантри. Он вернулся к столу и протянул руку. – Потанцуй со мной. – Не говори глупостей, мы даже не закончили ужинать. Фрэнк не пошевелился. Мириэль вздохнула и взяла его за руку. Они танцевали в небольшом пространстве между кухней и диваном. Сначала Мириэль едва волочила ноги, мысли витали далеко. Но вскоре ее походка оживилась, и она поймала себя на том, что смеется. Полились звуки следующей песни, медленной, напевной баллады, и Фрэнк притянул ее ближе. – Твоя еда остывает, – сказала она, при этом кладя голову ему на плечо. Она закрыла глаза и почувствовала, как беспокойство покидает ее. Десять лет прошло с тех пор, как они поженились, и его постоянное присутствие все еще было убежищем. Даже сегодня пары не могли вступать в брак в часовнях Карвилла, и некоторые врачи угрожали стерилизовать пациентов, которые пробирались через дыру в заборе, чтобы пожениться, как поступили она и Фрэнк. К счастью, преобладали более хладнокровные головы, такие, как Док Джек. Они с Фрэнком провели месяц в тюрьме после возвращения, но с тех пор жили вместе в его хижине.