Тон ее Уве не по душе. — Инструмент у тебя здесь, с собой? — спрашивает он Адриана, отдергивая руку. Адриан кивает. — Так неси. Велосипед сними с «сааба», тут рядом на стоянке. Поспешно кивнув, Адриан убегает на кухню. Через минуту выносит здоровенный ящик, спешит к выходу. — А ты цыц! — шикает Уве на Парване. Та, судя по ухмылке, подчиняться не собирается. — Все глаза мне этот велосипед промозолил, а то повез бы я его сюда, как же! — вяло оправдывается Уве. — Да, да, как же, — хохочет Парване. Уве рыскает за стойкой в поисках кофейного фильтра. В дверях Адриан буквально налетает на парнишку с сажей под глазами. — Мне типа тут, короче, тему одну надо, по ходу, решить, — обрушивает Адриан на парня штабель слов, точно пустые коробки. — Мой босс! — кричит он Уве и Парване, указывая на парня с сажей вокруг глаз. Парване, учтиво привстав, протягивает руку. Уве тем временем увлеченно роется на полках за стойкой. — А вы… чё делаете? — интересуется чумазый паренек, с некоторым любопытством наблюдая, как незнакомый мужик предпенсионного возраста шарится за стойкой в его кафе. — Мальцу велосипед починить надо, — невозмутимо отвечает Уве: мол, что тут непонятного? — Где тут у тебя фильтры, чтоб нормальный кофе сварить? — как у себя дома, спрашивает Уве. Паренек показывает. Уве смотрит на него, прищуривается. — Что это ты, красишься, что ль? Парване шикает, Уве виновато оправдывается: — Уж и спросить нельзя? Паренек с сажей вокруг глаз хихикает, слегка натянуто. — Ну, крашусь, — кивает он и начинает тереть глаза. — В клуб ходил танцевать, — с признательностью улыбается он Парване, когда та проворно, словно сообщник, помогающий скрыть следы преступления, достает влажную салфетку и протягивает пареньку. Кивнув, Уве начинает возиться с кофеваркой. — А у тебя что, тоже проблемы с велосипедами, любовью и женщинами? — как бы невзначай интересуется он. — У меня? Нет, во всяком случае, не с велосипедами. И не с любовью вроде бы. И уж точно… Точно не с женщинами, — отвечает парень и замолкает. Уголок его рта подрагивает. Тишина затягивается дольше чем на пятнадцать секунд, парень нервно теребит изнанку футболки. Уве жмет на кнопку, заслышав бульканье кофеварки, поворачивается, по-хозяйски заглядывает под стойку — так, словно нет на свете картины обыденней, чем посетитель кафе, зашедший сам себе сварганить кофейку. — Голубой, что ли? — кивает он чумазому пареньку. — УВЕ! — Парване снова шлепает Уве по руке. Отдернув руку, Уве негодует: — Что я такого сказал?! — Чего обзываешься… Нельзя называть людей… — шипит Парване, не смея произнести слово. — Голубыми? — подсказывает Уве. Парване снова бьет по руке, но промахивается — Уве начеку. — Нельзя, не смей называть его так! — не велит она ему. Тут уж Уве в полном недоумении поворачивается к пареньку: — Как нельзя? Голубым? А как же тогда прикажете его величать? — Гомосексуалом. Или геем, — перебивает Парване, но спохватывается. Уве смотрит на нее, потом на паренька, потом снова на нее. — Да фигня, зовите как хотите, — улыбается чумазый паренек, заходит за стойку и надевает фартук. Парване, шумно вздохнув, глядит на Уве, неодобрительно качает головой. Уве столь же неодобрительно мотает в ответ своей. — Да, это конечно. — Уве крутит рукой в воздухе, словно хореограф, подыскивающий формулировку для объяснения фигур экзотического латиноамериканского танца. — Ну так все-таки… Насчет голубых. Ты из них или нет? Парване глядит на накрашенного мальчика так, будто всеми доступными ей средствами пытается донести до него, что Уве попросту сбежал из дурдома, из буйного отделения — а с психа велик ли спрос? Но парень, похоже, и не думает обижаться. — Я-то? Ну да. Из этих самых. — А, ну тогда… — Уве отворачивается к кофеварке, наливает в чашку еще бурлящий кофе. Берет чашку и, не сказав ни слова, уходит с ней на стоянку. Накрашенный мальчик не возражает. После того как незнакомый посетитель, завалившись к тебе в кафе, самолично назначает себя в баристы и за первые пять минут общения с тобой успевает учинить допрос о твоих сексуальных предпочтениях, жалеть об утрате кофейной посуды было бы как-то мелко. Возле «сааба» с видом путника, заплутавшего в чаще, стоит Адриан. — Ну как? Уже починил? — риторически вопрошает Уве и, отхлебнув кофе, смотрит на велосипед, который Адриан еще даже не снимал с машины. — Э-э… Не… Это… как его. — Запнувшись, Адриан начинает ожесточенно расчесывать грудь. С полминуты Уве наблюдает за ним. Отхлебывает еще. Кивает с чувством законной брезгливости, словно покупатель, нечаянно раздавивший перезрелый авокадо. Передав мальцу чашку, подходит и сам снимает велик. Переворачивает, ставит вверх колесами, открывает ящик с инструментами, который малец притащил из кафе. — Тебя что, отец не учил чинить велосипеды? — интересуется Уве, не глядя на Адриана. Склоняется над продырявленной шиной. — В тюряге мой отец, — чуть слышно мямлит Адриан, принимаясь чесать плечо. Глазами словно ищет черную дыру, куда бы провалиться. Уве отрывается от шины и пристально смотрит на Адриана. Тот не знает, куда спрятать глаза. — Да тут все просто, как два пальца об асфальт, — кашлянув, бормочет Уве и жестом приглашает Адриана помочь. Десять минут они клеят камеру. Уве говорит, что делать. Адриан молчит. Однако вникает и работает на удивление споро: руки у паренька, как оказалось, растут из правильного места, это даже сам Уве готов признать. Работают что надо, не в пример языку. Достав из багажника «сааба» тряпку, оттирают мазут, друг на дружку стараются не смотреть. — Надеюсь, подружка твоя того стоит, — говорит Уве, запирая багажник. Адриан не знает, что на это ответить. Войдя в кафе, они застают там приземистого квадратного мужика в пестрой нарядной рубахе: взгромоздившись на стремянку, тот ковыряет отверткой некое устройство, должно быть, тепловентилятор, предполагает Уве. Накрашенный паренек стоит рядом, подавая всевозможные отвертки. Украдкой трет глаза, стирая следы теней, а сам косится на квадратного мужика и пугливо поеживается. Словно боится, как бы его не раскусили. Парване театральным голосом сообщает Уве: — Это Амель! Хозяин кафе! — Слова вылетают у нее изо рта с ускорением, как туристы с водяной горки, и все, приземляясь, указывают на квадратного мужика. Амель, не обернувшись, выдает затяжную очередь согласных, непонятную Уве, однако предположительно содержащую названия половых органов и смежных с ними частей тела. — Что он говорит? — любопытствует Адриан. Накрашенный мнется: — Да фигня… Он говорит, это не вентилятор, говорит, а кусок пида… Взглянув на Адриана, тотчас отводит глаза. — Железяка, говорит, никудышная. Хуже только гомики, — тихо переводит он, так тихо, что расслышал его только Уве, который оказался к нему ближе всех. Парване, напротив, не слышит, а лишь в восторге кивает на Амеля: — Вот ведь, языка не знаю, а все равно понятно, что матерится! Да это ж ты в квадрате, Уве! Уве явно не разделяет ее восторга. Амель, кстати, тоже. Вдруг бросив вентилятор, он указывает отверткой на Уве: — Кощка! Туой кощка? — Нет, — отвечает Уве. Имея в виду не столько то, что это не его кот, сколько то, что кот вообще ничейный.