– А для чего вас сюда в таком случае прислали? – Приказано провести разведку района входа в Девкину заводь и в заливе Етелямукки, у острова Нурменсатти. – Кто приказал? – Мне это приказание передал Василевский, через Антонова. – Даже не Главный штаб? А они в курсе того, что мы затеваем? – В курсе, поэтому приказано совместить и не засветиться. – Понятненько, но ты бы, Сергей Иванович, все-таки перевел бы «Иокангу» сюда поближе. – Вот приказ, в нем ясно написано: десантные средства не демонстрировать, накапливать в районе Гремихи-Оленьего-Териберки. – Было бы что копить! – недовольно буркнул комфлота. Не любил он, когда кто-нибудь начинал командовать на «его участке», хотя корабли к нему поступали и в довольно приличном количестве. Больше людей не хватало, чтобы их освоить. Но требовалось показать: кто в доме хозяин. Так как «его» операция была уже назначена на 10–11 сентября, то ничего не оставалось, как быстренько завершить погрузку и выходить в Вайда-губу. Просмотрел журнал боевых действий, обращая внимание в основном на действия в восточной части Варагнер-фьорда. Три дня затишья, слишком хорошая видимость. Не отмечены даже обстрелы. Ночи еще короткие, но уже есть. Возвратившись на причал, принял рапорты о готовности «крейсеров». «Малюток» туда посылать пока не требуется. – Стемнеет – снимаемся. Кузьма Иванович, я иду с вами, авиаприкрытие заказал. Все, отдыхаем. Я – на берегу. Удалось поспать пару часов, затем был отход, покрутившись на станции размагничивания и устранив девиацию, вышли из Кольского залива и направились к Кильдину. Это делалось «на всякий случай», наблюдательных постов у немцев много и в самых неожиданных местах. Проверив подводную обстановку, отпустили летунов и сменили курс у Лихого. С того берега нас уже не видно, так что полный вперед и 22 узла. К 02.30 обменялись позывными с 35-м постом СНиС в Вайтолахти, через полчаса погрузились и сразу перешли на экономход под двумя подкрадывающимися. К-23 пошла, оставляя острова Хейня (Айновы) справа, а мы слева. Жуков пойдет прямо к входу в Петсамо-вуоно, как теперь называется Девкина заводь, а нам надо подойти к Нурменсатти. Требовалось определить чувствительность немецких гидрофонов, о которых столько говорилось на различных совещаниях, что тома складывать уже некуда. В основном это доклады командиров лодок «М». Но что удивительно: их засекали тогда и только тогда, когда они работали главными. То есть в надводном положении. Мы же не идем, мы – подкрадываемся. Девять часов потратили на то, чтобы подойти на расстояние 1,5 мили до побережья. В 6 кабельтовых южнее идет стометровая изобата. Немецкие фарватеры проложены между 50- и 20-метровыми. А вот промежуток 50–100 – минные постановки. Но есть одно место, где поставить заграждение достаточно проблематично: там свал глубин и между изобатами всего 20 метров. Оно в точке 69°43′11.7"N 31°28′08.1"E. Точку-то я знаю, да вот беда, последний раз определялись мы восемь часов назад. А шуметь нельзя! Ни гидролокатор, ни эхолот применять возле гидрофонов нельзя. И тут на выручку приходит неизвестная батарея. Кто-то начинает пристрелку по Нурменсатти. В этот момент акустики сдвигают наушники и уменьшают громкость. В момент разрывов замеряю глубину и включаю ГАС. Есть мысок, он достаточно характерный, есть отметки от мин, кстати, идем прямо на них, но они выше стоят. Выключаем сонар и отворачиваем на тот самый свал, туда, где мин нет. – Боцман! Сорок! – Есть сорок. – Самый малый! – Малофеев перевел ручки на эти деления. Через десять минут заскрипело под килем, коснулись грунта. – Стоп машина. Вроде песок, принять в уравнительную. Первый отсек, Донцов! – На связи. – Ваш выход. Осмотрите вокруг. Далеко не отходить. Двадцать минут на осмотр. – Принял, готовы. – Приступайте. Лежим в 1,1 мили от берега, глубина 38 метров. Водолазы осмотрят лодку, заодно и немного окрестности. Стрелять вроде прекратили. Записываем в журнал, что в 12.10 МСК 08.09.42 пришли в заданную точку с координатами 69°42′55.0"N 31°28′01.0"E, выпустили осмотровую группу. Через 25 минут главный старшина Донцов доложил, что лодка лежит на ровном киле, мин и подводных препятствий в радиусе ста метров не обнаружено, воздушных пузырей и утечек нет. – Тишина в отсеках. Свободным от вахты отдыхать. Места здесь красивые, но не приглубые, а в тихую погоду дно видно до 20–30 метров. Но Юра Донцов сказал, что наверху ветровая волна. Через три часа вновь обстрел с нашего берега, но значительно левее, примерно там, где работает сейчас Жуков и его команда. Там условия, с одной стороны, легче, подойти можно ближе, но есть риск попасть вот под такие обстрелы. Артиллерия бьет не слишком точно, так как дистанция большая. И недолеты бывают часто. Запрет на открытие огня наступит в 18.00. А пока лежим, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. В 17.45 начали подготовку к основной части операции, выпустив двух человек для внешнего контроля, подняли антенну УКВ-связи и передали условную группу цифр. Получили квитанцию, и после этого оторвались от грунта. Через 14-й отсек вышло еще двое с двумя «Скатами»: аквапланами-буксировщиками, с водометными двигателями, шум от которых гораздо ниже, чем от открытых винтов. Они доставили их к основанию высоты 42,0, на вершине которой находился наблюдательный пункт 15-см батарей на Нурменсати. Кстати, на переданных мне схемах места орудийных двориков обозначены неверно, но ничего, мы это дело поправим. Задача этой группы определить место установки гидрофонов противника. Это возможно сделать, лишь найдя кабель-трос, соединяющий их с берегом. А там определимся, что можно предпринять против этой штуковины. Простейший способ – слегка нарушить изоляцию. Электроприборы морскую воду не любят, но это ненадолго. Посмотрим, что скажут разведчики. Среди тех, кто пошел, все электрики. Один даже инженер-электрик. В гидроплане установлены два кислородных баллона, каждый объемом в три раза больше, чем в респираторах у пловцов, поэтому ждать их придется довольно долго. Однако проходит всего 35 минут, как они дали сигнал подвсплыть. Крепить свои «колесницы» на верхней палубе лодки они не стали, значит, задание выполнено? С нетерпением ожидаем их в третьем отсеке. Они в барокамере, вышли на связь. – Нашли два кабель-троса и две группы гидрофонов. Установлены неправильно, много мертвых секторов, мы еще добавили. Считаю, что работать толком они не будут. Плюс малая глубина и довольно большой бугор перед ними в 20–25 метрах. Они могут прослушивать только верхние слои. Что отчетливо видно по докладам командиров, которые вы мне показывали. В общем, здесь на свои гидрофоны немцы могут не рассчитывать, лодок они услышать не могут. Исторически это подтверждено, в ту войну в Мотовском заливе обнаруживались только лодки под дизелем. Мои «детишки» еще немного «улучшили» эту ситуацию. В ноль часов подняли еще раз антенну и запросили результаты у К-23. Там результат несколько хуже. Готовят бандаж для них, через полчаса уйдут его ставить. Но есть и хорошие новости: на мысе Крикун гидрофонов нет, поэтому восточную часть Мотовской губы они вообще не слышат. Новости, конечно, хорошие, но я предупредил Жукова, чтобы не торопился и группу не высылал. Диалог наш описать не могу, так как состоял он из сплошных цифр и условных сигналов. Но мы друг друга поняли. А в нашу сторону идет конвой из Киркинеса. Конвой подошел через сорок пять минут, и хотя у меня был приказ не раскрывать своего местоположения, но Малафеев ни разу не проводил торпедных стрельб без перископа. Расчеты на планшете выполнял, но и только. Тем более что свою задачу мы большей частью выполнили. Оставалась работа, которую, без применения сонара, выполнить невозможно. Так что вперед и выше. Дабы не демонстрировать противнику применение торпед, стрелять будем от берега. Перископная атака там невозможна: солнце сейчас на севере, хоть и под горизонтом, но скалы освещены, так что перископ мгновенно будет обнаружен, хотя немецкие сторожевики идут мористее, готовясь к постановке дымзавесы. Еще через 15 минут они войдут в сектор обстрела 140-й береговой батареи, у которой сегодня запрет на открытие огня. Акустик доложил, что пеленг начал меняться, они довольно резко пошли к берегу. Затем изменение прекратилось, повернули на нас. Почти одновременно мы с Кузьмой Ивановичем ткнули в изгиб изобат. Замерили скорость, идут довольно быстро: 15,2 узла. Шумят винтами здорово, поэтому отрываемся от грунта, и, сузив до минимума направление работы ГАС, просмотрели сектор перед нами. Чисто! Прошли немного вперед и развернулись. Чуть подталкивая себя одной машиной, удерживаем курс. Глубина наша 25 метров. Под килем всего несколько метров. Немцы чуть довернули севернее, по расчетам пройдут перед нами в пяти кабельтовых. Расширяем сектор обзора. Ждем две минуты, включаем автомат и сонар. Берем пеленг и дистанцию на «низкооборотный» двигатель и переходим на пассивный режим. ТDC моргает лампочками, работает. – Включай автомат, одна торпеда. Кузьма Иваныч с некоторым сомнением ткнул кнопку. – Автомат. – Пошла крышка третьего, – доложились из первого отсека. Томительное ожидание… Чуть ударило по ушам воздухом, и палец автоматически нажал на кнопку секундомера. Я посмотрел на автомат, там циферблаты показывали 9 и 6, 69 секунд, и откручивались назад: 8,7,6. Взрыв прозвучал на 71-й секунде. А затем раздался мощнейший взрыв. Судно перевозило взрывчатые вещества или боеприпасы. – Курс семь, возвращаемся на место, – скомандовал я, уходя под корму цели. – Штурман, следи за глубиной, за 50 не уходить. Через полчаса вновь легли на грунт. Сторожевики крутились почти прямо над нами, чуть в стороне. Наверху, видимо, идет артиллерийский бой, но наши работают по батареям «Линахамари» и «Ристиниеми», и только. Затем разрывы появились у входа в залив, нашу батарею они не трогали. А я не могу выставить буй и сообщить, что можно отвечать. Через час взрывы прекратились. Катера ушли. Установилась тишина. – Утром осмотреть место, лежим от цели неподалеку. Пусть захватят там что-нибудь для штаба, – сказал я командиру и пошел во второй отсек. До утра, явно ничего не произойдет. Но не прошло и двух часов, как лодка качнулась, заработал ГАС. Пришлось подняться и вернуться в центральный пост. – Приказано отойти от батареи и, по возможности, установить места прохода в минных полях, – доложил Малафеев. – Ефимов, что там с картинкой? – На две мили чисто, тащ адмирал. – Всплывай на перископную, определитесь и на прежний курс, которым шли сюда. Опять что-то пошло не так. Лежали ведь, никому не мешали! Мы там сейчас нужнее! Настроение немного упало. А еще очень хотелось покурить. Через два часа лодка опять изменила дифферент, затем заработал впомогач в режиме винт-зарядка. Глава 24 В западне Утром, на рейде Вайда-губы приняли семафор: «К-23 блокирована свежими минными постановками возле обнаруженной новой немецкой батареи на мысе “Романов” ТЧК Самостоятельно выйти из минного поля не может ТЧК Имеющихся компенсаторов плавучести не хватает, чтобы поднять якоря мин. ТЧК Просит оказать помощь ТЧК». Вот он: молодой, красивый северный пушной зверек! – Пиши: «Срочно требуется кислород в баллонах, место, где выгрузить четыре торпеды и принять его. Точка. Доставить Пала-губы свежие патроны РБ-5 двойной комплект, катером или самолетом» и мою подпись. – Отвечает: «Переходите в Пумманки за лидером, ожидайте лоцмана». Подошел катер, высадил на борт пожилого капитан-лейтенанта. – Виктор Аркадьевич, – чисто по-граждански представился он. – Готовы? – Да. – Снимайтесь с якоря, следуйте за катером, по его кильватерной струе. Сначала побежали почти полным ходом, затем снизили его, а чуть позже лоцман сам встал за штурвал, в точности выписывая многочисленные повороты, ориентируясь как по кильватерной струе катера, так и по совершенно неприметным ориентирам. Вход в Большую Волоковую губу (Пумманка-фьорд) был плотно перекрыт минами. В глубине Волоковой находилось несколько причалов, к которым нас и поставили, немедленно натянув над нами маскировочную сеть. Кислород подвезли быстро, у авиаторов он, естественно, был, частично в больших баллонах, восемь штук, остальное – в авиационной упаковке, маленьких баллонах в виде шаров и продолговатых, как у нас в респираторах. Затем с подошедшего катера капитан-лейтенанта Коршуновича выгрузили доставленные патроны. Им же мы передали истраченные свои. Этим же катером доставили и два «больших» компенсатора, которым я начал менять клапана на кислородные. Еще не успел закончить, как Малафеев доложил об окончании погрузки и готовности к выходу. Нас вывели к Кийским островам, и лоцман убыл с борта. Время, естественно, подпирало. Поэтому быстро отошли от берегов, обогнули минную банку и у Малого Айнова перешли под РДП. Через сорок минут остановили вспомогач и нырнули, но идем на главных, проверяя свой доклад о том, что акустическая система немцев дезактивирована. Места здесь много, так что спрятаться успеем. Судя по всему, далеко не все гидрофоны мы обнаружили. На выходе из фьорда послышались шумы, классифицированные акустиками как «U-jagerboot». Перешли на один подкрадывающийся и сменили курс, взяв ближе к берегу. Разошлись мы с четырьмя охотниками в двух милях, а их уже обстреливали, так что в таком шуме они вряд ли смогут нас обнаружить. Включили второй двигатель, имеем ход около трех узлов. К Металаниеми немцы не пошли, там можно запросто по рогам получить от батарейцев. Через три часа были у Хирвасниеми, и там начали работать сонаром, нанося новые минные постановки немцев на карту. Надо отметить, что это не противолодочные заграждения, а противодесантные. Идут строго вдоль берега. Кроме мин, у них как бы двойное отражение из-за воздушного мешка, есть чисто металлические предметы. Что это такое, еще предстоит выяснить. Так как работал сонар, то заработала и звукопроводка. Мы услышали позывные К-23. Она находилась за мысом Крикун на банке у входа в губу Амбарная. Мы же подошли практически вплотную к мысу Печенскому. Я остановил машины, чуть отработал назад, и через седьмой аппарат, из которого мы извлекли торпеду, вышло два человека, дабы на месте определить промежуточное место стоянки. С якоря мы стопора развели еще в Пумманках. Получив условный сигнал, аккуратно травим якорь-цепь, и стали на якорь на глубине 28 метров. Под нами еще тринадцать. Выслали группу на аквапланах разведать обстановку. Двое вернулись почти сразу, доложили о результатах, а двое перешли на лодку Жукова, чтобы передать ему и мои инструкции, и большой компенсатор. За это время мы уравнялись и поддули 14-й отсек, превратив его в «водолазный колокол». Предстояла большая работа, и пловцам будет требоваться место для отдыха и возможность пополнить опустевшие баллоны с кислородом. С кормы они завели трос и прочно закрепили его за скалу. Основной проблемой было то обстоятельство, что на кормовой палубе К-23 лежал якорь немецкой мины. Она взведена и имела неконтактный магнитный взрыватель. Еще одна мина умудрилась попасть между корпусом и винтом. Разделилась там, якорь провалился ниже, и вывести трос оттуда мешало противоминное ограждение винта. Выходу еще мешали шесть мин сзади и две спереди. Основную опасность представляла магнитка, которую предстояло отвести от корпуса так, чтобы не инициировать ее взрыватель. И чтобы не сработал самоуничтожитель. Кроме того, на тросе у нее висел защитник, но кажется, не взрывной, а просто пропускающий трал без зацепа. Так как на лодке был официальный командир, то я ушел с первой партией непосредственно руководить операцией, для чего перешел в 14-й отсек. Между лодками было 250 метров, так что нам даже взрыв магнитной мины не страшен. В первую очередь занялись ею. Закрепив на якоре компенсатор, поддули его из кислородного баллона. Как только избыточный вес якоря был компенсирован подъемной силой, начали полиспастами потихоньку его сдвигать в сторону от корпуса лодки. За две смены удалось переместить его за пределы палубы. Там его взял на буксир акваплан, но работали пловцы только ластами. Тащили мы его в сторону меньших глубин, и наконец, на отливе поставили его на грунт. Затем аккуратно стравили кислород через дюпреновый фильтр. В этом случае кислород разбивается на очень мелкие пузырьки, которые растворяются в воде уже через полметра всплытия. Мина встала на якорь, самую грозную опасность мы ликвидировали. Основной проблемой был холод. Согреться можно было только в барокамере, куда напихали кучу одеял. Выходя на работу, мы задраивали свое жилье, куда потом, сверху из третьего отсека, доставляли высушенные одеяла, белье, завтраки, обеды, полдники и ужины. Пресная вода в отсеке была всегда, кран. Эта часть бывшего минно-балластного отсека никогда не затапливалась. На К-23 большой камеры не было, только на одного человека, здесь помещались восемь, но мы работали вдвое меньшим составом. Отогревшись – опять приходилось идти в воду. При этом мы использовали сухие костюмы поверх дюпреновых. С миной под кормой справились гораздо быстрее. Очень помог ее «защитник», которому вместо собственного троса предложили «скушать» другой, закрепленный за дугу оградителя, затем перецепили вытащенный якорь, и так же переместили ее в другое место. Проверив остальные мины и выяснив, что и как, расчистили проход в сторону Крикуна. Под нашим контролем Жуков оторвался от грунта и на одном двигателе вышел из поля кормой вперед. Мы же начали снимать свою лодку с якорей и швартовых. Но еще только через шесть часов мы перебрались в третий отсек. Через сутки батарейцы 140-й батареи зафиксировали взрыв у мыса Нумерониеми. Позже стало известно, что подорвался катер командующего артиллерией генерала Роцаи, в котором находились сам генерал, шесть человек из его штаба и командир новой батареи обер-лейтенант Зензенхаузер. В дальнейшем немцы называли эту батарею «Роцаи» в честь погибшего генерала. Впрочем, радоваться долго нам не пришлось: едва подошли к причалу в Пумманках, причем К-23 оставили у Вайда-губы, как получили телефонограмму от комфлота, который потребовал отправить К-3 искать минные поля и проходы в них, а мне прибыть в Полярный, захватив с собой Жукова. Учитывая, что лодка на рейде, вокруг сплошные минные поля и не слишком знакомый район плавания, экипаж давно здесь не был, мне это приказание очень не понравилось. А у командира «тройки» был длительный перерыв между походами, и Малафеев еще только осваивает новую для него лодку и технику. Но связаться с моим непосредственным начальством не удалось. Насколько я понимаю, начальник связи флота блокировал эти попытки, потому что, несмотря на правильно отданные позывные, следовали «технические проблемы». Учтем, но не забудем. Я не злопамятный, я просто злой, и память у меня хорошая. С комфлота меня соединили, причем пришлось ждать минут десять, прежде чем услышал его чуть осипший голос. Почему маленькие женщины бывают говнистыми, мне мама сказала: «У них говно близко к сердцу лежит». Оказывается, маленьких мужиков этот синдром не миновал. Головко мне едва до плеча доставал, и грудь имел худосочную. Маленький узкоплечий злобный гномик, но комфлота, в состав которого входит моя бригада. Прервав мой доклад, сразу высказал претензии: – Меня пять суток дергают из Москвы: как обстоят дела с разведкой в восточной части Варагнер-фьорда? Операцию поручили вам, а вы ушли на лодке и ни слуху ни духу! Почему не выходили на связь со штабом флота? Где обещанные Москве карты? Почему К-23 командует кап-лей Жуков, которого мы сняли с командиров лодки еще год назад. А теперь он запорол операцию, находящуюся на контроле Ставки? – Тащ вице… – Вам слова не давали, адмирал! Извольте не перебивать руководство! Забыли, что такое устав? Так я вам напомню! – Кто и за каким чертом отключил меня от ВЧ? Вам я ничего докладывать не буду. Вы мне эту операцию не поручали. Не могу связаться с Москвой, поэтому если у меня через пять минут не будет связи, то обе лодки пойдут в Гремиху, так как здесь связи нет! Соответствующий рапорт пойдет на стол «самому». Это – его задание. В ход пошла тяжелая артиллерия, линкорного калибра. – Я вас спросил, Сергей Иванович: почему вы ушли вместе с лодками, а вынуждаете меня оправдываться перед Верховным?