Что касается «женского вопроса», то после неудачного романа, который так и закончился только обнимашками, он, само собой, встал довольно остро. Так, когда об этом не думаешь, а на это требуется определенное время и настроение, которых вечно не было, то эта проблема не возникает. А тут куча свободного времени, так как должность в это время «ранбольной», в дополнение к этому придана Леночка, которая в Амдерме держала себя строго, а тут «растаяла», дескать, жизнью обязана, если бы не ты… и тому подобное. Поначалу я к этому относился спокойно, сам себя притормаживал, но женщины могут, когда хотят, зажечь. А условия не слишком позволяли, да и я застеснялся договариваться об этом с персоналом. Ну, а в доме переменного состава мы пробыли всего несколько часов, и были не одни. Там же находились все члены экипажа. Их вывезли самолетом в тот же день, а я проводил женщин до вокзала на Бакарице и поехал в свой штаб. По дороге зашел в «Север» поужинать, он был коммерческим рестораном в то время. Почти сразу, как принесли заказ, у стола оказалась девушка с довольно знакомым лицом. – Тащ адмирал, разрешите обратиться? Вы меня не помните? Я – Лена Смирнова, кок с «Венты». Честно говоря, я не присматривался тогда к девчонкам. Они все были для меня на одно лицо: подчиненные. Но сделал «чиз» и пригласил ее за столик. – У нас с этим делом строго, я сейчас здесь работаю, поваром, – отказалась она. – А что с «Вентой»? – Была в порту в ноябре, опять ушла. Девочки просили вам привет передать и найти время, чтобы попасть к ним. Марина! – позвала она девушку, которая меня обслуживала. Взяла у той какую-то бумажку, затем сказала, что не прощается, и пожелала приятного аппетита. Мясо было приготовлено, как я любил! Когда я расплатился и оделся, меня решительно взяли под руку. Вышли мы из ресторана вместе. История ее была довольно грустной: двенадцать рейсов, туда и обратно, из них девять – в конвоях, затем контузия, госпиталь и списание. В этом ресторане работала до того, как подала рапорт о переходе во флот, но она честно сказала, что вернулась на это место по блату. В госпитале ей вручали награду британцы, Military medal, она встала к орудию, заменив собой свою подругу. По боевому расписанию коки становятся санинструкторами при орудиях. Вместе с этой медалью ей вручили «Красную Звезду». Вручал комендант города, а один из его помощников на нее глаз положил. Ухаживал за ней, пристроил на это место, а затем выяснилось, что у него семья в эвакуации, а здесь ему требовалась просто ППЖ. В общем, обычная история тех лет. С майором они расстались, и его сейчас в Архангельске нет. Но теперь на нее глаз положил метрдотель, буквально проходу не дает, а парень с душком, от армии откручивается каким-то образом. В общем, меня подводили к мысли, что ей требуется «крыша». Место довольно хлебное, и терять его, в условиях карточной системы и всеобщего голода, она не хочет. Вот если бы… Да еще в таких чинах и с таким иконостасом… Хотя бы изредка… Она предложила попить чаю, а я не стал отказываться. Через два-три месяца предстояло возвращаться в Гремиху, как только кончится полярная ночь, так вся дивизия будет развернута на передовых позициях, от Земли Александры до Горла. Я честно предупредил об этом, естественно, без упоминания географических названий. – Это не имеет большого значения, просто, когда будете здесь, заходите и не стесняйтесь. Хорошо? Я, честно говоря, вздыхала о вас еще на «Венте», но так сложилось, что большего я вам предложить не могу. Но ждать я вас буду. А то, что все в кабаке знают, что я ушла с вами, и вы – бывший мой капитан, это оградит меня от Веньки и его «кодлы». Да, я – не девушка, и не вдова, но я – и не шлюха. Все девчонки, которые с ним связывались, сейчас в «Интерклубе» «работают». – Ее даже передернуло от того, что вспомнила об этом человеке. На стене дома, в котором она жила, висел жестяной знак «СевМорПути», дом довольно большой, двухэтажный. – А это почему? – спросил я, показывая на эмалевый треугольный белый развевающийся флаг с надписями: «СССР», «СМП» и золотым якорем. СевМорПуть был государством в государстве в то время. Он «прикарманил» не только проводку судов по морям Ледовитого океана, но и всю хозяйственную и научную деятельность на Севере. Ему принадлежали рудники и поселки. Он их снабжал, эксплуатировал и развивал. Строилось все это на хозрасчете. Это было коммерческое предприятие, к тому же имевшее огромные льготы со стороны государства. Те же «полярки» и «северный коэффициент» для работников выбили Шмидт и Папанин. – Папа и мама у меня работают в СевМорПути. Папа – гидролог и ледовый разведчик, мама – гляциолог. Они на полярных станциях работают, сейчас на Новосибирских островах. Только от них давно письма не приходят. Дом папа и дедушка построили после первых двух зимовок еще в 25-м году. Часть материалов получили через СевМорПуть бесплатно. Семья у нас большая была. Вот папа и старался. – А почему была? – Дедушка умер перед войной, бабушка – в прошлом году. А на братьев – похоронки пришли, одна – в сорок первом, вторая – весной 42-го. Папа и мама молчат второй год, но похоронок не было. Так что я теперь одна тут живу. Она отперла дверь, и мы прошли вовнутрь. Она тут же предложила мне тапочки, провела в столовую. Чисто, на окнах светомаскировка и красивые занавески. Везде ковровые дорожки. На стенах – фотографии, в том числе с полярных станций: медведи, моржи, выбеленные морозом и ветрами сероватые стенки домов на сваях, и зимние пейзажи с многометровыми сугробами. Как выяснилось, с этим домом у нее тоже проблемы: так как в действующей армии уже никого не осталось, то обещают подбросить подселенцев. Справку о том, что родители находятся на зимовке, она обновила, но это не гарантия того, что к ней не поселят эвакуированных, без прописки, с временной. А какая-то дамочка за это тянет с нее продукты. Вот, если бы… – А что можно сделать? – Так ведь вы – генерал, то есть адмирал. Вот у вас жилье в городе есть? – Нет, я в штабе живу. – Так у вас и штаб здесь? – Здесь и еще в одном месте. – Так снимайте у меня весь верхний этаж, командиру части положено квартирное довольствие. Я отнесу договор с вашей частью в ЖЭК, и пошлю Жанну Исааковну куда подальше! Не вы же будете платить, а воинская часть. Во, великий комбинатор отдыхает! – Там же денег совсем немного выделяют. – Да деньги, по сравнению с подселенцами, это ничто! Вон у Марьванны, через три дома, подселили двух теток и семеро детишек. Мало того что дети все на участке вытоптали и все стены в доме разрисовали, так эти две вдовые каждый день из «Интерклуба» мужиков таскают. А ей приходится на их ораву готовить. И слова им не скажи, заклюют! Есть, конечно, и другие примеры, там все совершенно по-другому, но это же как повезет. В практичности ей было не отказать, да и ничего незаконного в этом не было. А жить на диванчике в кабинете, площадью девять квадратных метров приходилось. Тем более дом в квартале от штаба. Телефоны радисты могут сюда пробросить. В общем, заодно решился и квартирный вопрос. В конце концов, если что пойдет не так, то можно это дело и свернуть быстренько. Не вопрос! Что приятно удивило, так это то, что у нее в доме не было водки или самогона. Все решалось на трезвую голову. И меня самого подпоить даже и не пытались. – Я же в ресторане работаю, вижу каждый день, что водка с людьми делает. Да и… – она замолчала, но потом рассказала, что майор тот уговорил ее в ресторане под тост «За Победу, за Родину, за Сталина!» отхлебнуть чуток, а дальше она ничего не помнила. Очнулась среди ночи на диванчике в кабинете директора, голой, рядом с этим козлом. Клофелин какой-нибудь подсунул. – А что ты на него не заявила? – Написала, но потом забрала, комендант его и так на фронт отправил. До трибунала решили не доводить. – Так, может быть, пойдем в штаб, все оформим? Она обиделась, но помотала головой с выступившими слезами на глазах. Пришлось выкручиваться. – Ты не обижайся, сама же предложила замечательный вариант. И все остальные твои предложения принимаются. Все-все! – Я не хочу, чтобы вы уходили сегодня. Там, в штабе, всегда найдется причина, чтобы вы не вернулись. Это так? – Так, моя дивизия действует и днем, и ночью. И дел всегда хватает. Я в госпитале был еще утром. – Вот и обойдутся ваши заместители до утра. Я пойду баню истоплю, а вы пока наверх поднимитесь и посмотрите комнаты. Вдруг не понравится! Две крайние нетопленые, дров на одну карточку выдают мало, приходится экономить. А покупать – дорого. Несмотря на то что в двух комнатах было «свежо», но сырости не было. Дом сухой, деревянный, обшитый изнутри и снаружи. Добротно построен. А первая комната отапливалась снизу, от печки здесь только труба проходит. Елена, видимо, этот вариант давно вынашивала, понимала, что одной ей будет совсем туго. А тут еще и предрассудки, свойственные нашей провинции: «Береги честь смолоду…» И, действительно, в довоенное время пойти под венец (или в загс) после такого было сложно. В больших городах это было по-другому, но Архангельск – это пять больших деревень. Плюс, как я уже писал, здесь существовал определенный круг лиц, не пользовавшихся любовью и уважением у основной части населения. Порт, по большей части, последние годы был каботажным, приход «иностранцев» был редкостью. «Интерклубом» пользовались моряки загранплавания, деньжата у которых водились, а вот внимания женского они были лишены. В 1941-м это резко изменилось. Плюс голод, который не тетка. Тыловых норм ни на что не хватало. Выручали огороды и «несуны». Воровали в порту много, но далеко не все, пойманные за руку на этом, шли под суд. Если брали не в товарных количествах, то обходились штрафами и выговорами. За повторные случаи могли послать на фронт, в штрафную роту. Елена вернулась и принесла с кухни морс и кисель из клюквы и брусники. – Минут через десять все будет готово, Сергус Ионович. – Меня все последнее время Сергеем Ивановичем кличут. А ты помнишь, что я – Сергус Ионавкас? – Да, специально учила. Вы такой строгий были, но никогда наших девочек не обижали, и лекций не читали о том, как пользоваться туалетом. – Она еле сдержала смех, вспоминая, как их встретили на флоте. – Ну, коков это особо не касалось вроде. Женщин на эти специальности брали давно. – Клавдий Иванович ни для кого не делал исключений. Нас он учил вермишель и макароны в фановую систему не спускать и жир не сливать. Фильтры и стаканы разбирать и очищать самостоятельно. А так, душевный человек, и никогда не жаловался на качество или количество блюд. И вообще, экипаж у нас был очень дружный. Одна Марина Николаевна чего стоила! И Панова Верочка, я у нее по тревоге саносом была. Убило ее той бомбой, которая меня контузила. Готово, наверное. Пойдемте? А в госпитале почему были? Ранение? – Нет, выпрыгнуть с парашютом пришлось в сильный ветер, весь экипаж туда положили на неделю. Четверых увезли в Москву, с переломами, еще одну женщину, со сломанной ногой, отправили в тыл в Алма-Ату. – Господи! Никогда бы не решилась прыгнуть на парашюте. Пыталась однажды, еще до войны, в парке, не смогла. – На парашюте не прыгают, только когда его укладывают. Прыгают с ним. Баня находилась в глубине сада, у сараев. Меня туда провели, показали, где и что, освещалась она керосиновой лампой, которую надо было перевесить, чтобы в мыльне было светло. Из-за этого Елена и прошла вместе со мной, но на легкую попытку чуточку к ней поприставать она не отреагировала, вывернулась и сказала: – Мойтесь, Сергей Иванович! Легкого пара! – и ушла. «Так не интересно!» – подумал я, но решил не обижаться, действительно, зачем торопить события и добиваться всего и сразу. Квартиръерная служба за это время мне пыталась подсунуть три «квартиры», но только глянув на них, я отказывался. Одну – так даже смотреть не поехал, далеко. Но когда я зашел в дом, там было теплее, чем до того, Елена была на кухне, куда закрыла дверь. – С легким паром! Я сейчас, проходите вперед и направо, я там квас поставила. Это была спальня, которая до этого даже не отапливалась, в ней никто не жил. Елена что-то вынесла на улицу, затем вернулась и вошла сюда. – А почему здесь, а не там? – я показал рукой наверх, где была определена комната мне. – Там ужасно скрипучая кровать. – Я вроде проверял, не скрипит. – Там жили бабушка и дедушка. Когда бабушка спала одна, то кровать не скрипела, а когда был жив дед, то любое их движение сопровождалось таким скрипом, что в конце улицы было слышно. – Она прижала губы сжатой ладошкой правой руки, чтобы не рассмеяться вслух, и хихикнула. – Поэтому я решила, что нам здесь будет удобнее. – А мы не слишком торопим события? – Нет, уходя отсюда, вы должны будете знать, что вас здесь ждут, иначе вы не придете. Я это чувствую. Терять мне абсолютно нечего, кроме цепей. Все что могла, я уже потеряла. Я давно люблю и восхищаюсь вами. И упускать свой случай я не хочу. Утром в штабе оформили все бумаги, мне еще за завтраком передали ключи от дома. Я озадачил начальника службы «Р» дивизии заняться телефонизацией дома, и заодно провести электричество в баню. Темновато там с одной керосинкой. С Еленой вместе туда ушли ремонтники и связисты. Работа у нее начиналась с 12 часов, и до 24.00. Раз в неделю – до двух ночи, но позже начинался рабочий день. Как и все в то время, она «перерабатывала». У всех был 12-часовой рабочий день. Но и мне вырваться из штаба раньше часа – двух ночи было сложно. А уж говорить о том, что «перерабатываю» было просто неприлично. Это – глубокий тыл, и, если у тебя есть возможность пойти «домой», где можно лечь в чистую постель, да еще и не одному… то жаловаться просто грех. С «Веней и его кодлой», которые сделали вид, что они «ни понили», разобрался Особый отдел комендатуры города. Быстро и со стрельбой у стенки. Времена были суровыми, а город – прифронтовой. Церемониться никто не стал, тем более что там оказались не только уголовники, но и реальные «засланные казачки» от финнов и немцев. Часть «девиц» тоже занималась тем, что выуживали у любителей «клубнички» данные по приходу-уходу судов и кораблей в и из порта. Нашлась радиостанция, которую давно искали, и другие «интересные» вещественные доказательства. Противник не церемонился и использовал все способы получения информации. И находились люди, которые поставляли ее, кто по глупости, кто для «борьбы с Советами». Так или иначе, но «личная жизнь» постепенно начала налаживаться, правда, сдобренная большой подготовительной работой к будущим «дневным» боям. С появлением первых буйковых станций, достаточно дешёвых и снабженных самоуничтожителем, мы смогли в течение февраля раскрыть шесть позиций немцев в Баренцевом и Норвежском морях. Наступление Северного фронта шло достаточно медленно, сказывались зимние условия и полярная ночь, но войска не останавливались и вышли к Лаксельву. Здесь территория Норвегии резко расширялась, и стала очевидна нехватка войск в двух армиях фронта. Финны из войны пока не вышли и оказывали большое сопротивление, гораздо большее, чем разбитые войска Гитлера. Если не считать действий немецкой авиации. Но приближалась весна, день уже немного увеличился. Гитлер и Маннергейм обещают задать нам трепку, хотя ситуация складывается совсем не в их пользу. Дивизия заканчивает переоборудование и перевооружение. Основные испытания закончились к 12 марта 1943 года, и меня вызвали в Москву для отчета. Как я уже писал, отчетность здесь поставлена на очень высоком уровне, и контроль за исполнением жесткий. Глава 29 Разбор «прыжков в сторону» Кузнецов, Галлер, Иван Иванович Грен плюс нарком судостроительной промышленности Носенко со своими «нукерами»: Резчиком и Алферовым, находились в кабинете Кузнецова, когда его адъютант разрешил мне войти в «святая святых». Доложился. Но нарком уже ознакомился с моим докладом, он его затребовал еще неделю назад. Рукой показал мне на стул и снял трубку ВЧ. Назвал позывные, немного помолчал, после этого доложил, что Беломорская флотилия завершила формирование дивизии ПЛО, согласно Постановлению ГКО № 586 – 42/0308 в полном объеме. Испытания новой техники успешно завершены, все образцы вооружений приняты на вооружение и поставлены в производство на шести заводах Судпрома и Наркомата боеприпасов. Он замолчал, слушая собеседника. – Конечно, товарищ Иванов, с товарищем Носенко вопрос согласован. Есть определенные сложности с ритмичностью поставок и качеством сборки, но на арсеналах флота нами созданы группы, занимающиеся проверкой и подготовкой изделий для применения их на кораблях. После недлительного молчания нарком продолжил: