– Несомненно, товарищ Иванов. Просят увеличить на летнее время количество задействованных авиабортов. По их докладам, там имеются еще 48 подготовленных самолетов и экипажей, если их не растеряли авиаторы. – Нарком опять замолчал, похоже, что я зря волновался, этот вопрос Сталина не слишком интересует. – Так точно, понял! Приложим все усилия. Направлю, приобщим и тех, кого просит наградить Носенко… Понял… Через полтора часа. Есть, товарищ Иванов. – Нарком повесил трубку, затем показал на нас четверых: меня, Грена, Резчика и Алферова: – Вас сейчас отвезут. Иван Исидорович, списочки давай, мои все оформят. Вот и замечательно! – Иванов! – сказал он, нажав кнопку селектора. И передал бумаги, вместе с еще документами, которые он достал из ящика стола, адъютанту. – И сообрази-ка что-нибудь людям на посошок. Руководство флотом Сталин к себе почему-то не позвал, впрочем, и нарком Носенко тоже в Кремль с нами не поехал. Чуть позднее я узнал причину такого отношения Верховного. Нас провели не в кабинет Сталина, а в отдельный небольшой зал на втором этаже Большого дворца, где мы разложили свои плакаты и стенды, в изобилии доставленные директорами заводов и начальником АНИМИ. Я этими вопросами особо не заморачивался, хотя большинство этих «плакатиков» вышли из-под моей руки, ну, кроме тех, которые были ранее разработаны в стенах артиллерийского института или в недрах «МорФизПрибора». Там, в процессе подготовки к показу, у Грена и Резчика прорвалось, что наши первые неудачи на испытаниях привели к довольно большой дискуссии и появлению докладной записки, в которой рекомендовалось финансирование снять, темы закрыть и прекратить заниматься ерундой, нарушая план выпуска уже разработанного оружия. Под этим подписались и Носенко, и Кузнецов. Но Галлер и Грен отказались ставить свои подписи под этим. Слишком уж эффективными получались новые разработки. Ну и проявленный интерес англичанами к РБУ склонил чашу весов на нашу сторону. В общем, Сталин положил под сукно «закладную», проявив большее терпение, нежели наркомы и иже с ними. Теперь предстояло ознакомить его с результатами нашего общего труда. Сталин вошел не один, с ним были Андрей Жданов, незнакомый мне человек по фамилии Вознесенский, член ГКО, как нам его представили, и некий Сабуров, председатель Госплана СССР. Плохо дело! Вряд ли «высокая комиссия» собралась для того, чтобы нас хвалить. Но не будем торопить события. От моего доклада Сталин отмахнулся: – Вот, товарищи, в августе прошлого года, в период, когда мы особо остро нуждались в поставках вооружений от союзников, нами было подписано Постановление № 586, о создании специальной противолодочной дивизии, тогда бригады, позже стало понятно, что одной бригадой тут не обойтись. Мы поручили адмиралу Станкявичусу и командованию флотом рассмотреть вопрос об усилении авиационной поддержки действий флота и изменении состава вооружений, как флотской авиации, так и противолодочных сил. Неделю назад мы получили сообщение, что дивизия сформирована, вооружения и средства управления ими созданы. В ходе войсковых и Государственных испытаний, в условиях реальных боевых действий на Северном театре, дивизия показала высокую эффективность. Потоплено 22 подводные лодки противника, обстреляно и повреждено более пятидесяти, тогда как дела у наших союзников идут не слишком хорошо, за этот же период они повредили и потопили всего восемь лодок. И большинство этих потерь немцы понесли в условиях полярной ночи. Однако развертывание производства данных видов вооружений оказалось весьма затратной частью бюджета, как следует из полученной мною записки товарища Носенко, на заводах у которого производится значительная часть этих изделий. К тому же повышенный интерес к этим изобретениям проявляют как наши союзники, так и противник. Даже японцы подключились. Союзники настоятельно «бомбардируют» меня письмами с просьбой немедленно предоставить им доступ к этим разработкам. Это далеко не первый случай с изобретениями товарища Станкявичуса. Спасательные средства на всех флотах мира, я имею в виду страны Объединенных наций, начиная с 1941 года, заменяются на «систему Станкявичуса», что принесло немалые доходы стране в инвалюте, включая патентные отчисления при производстве их в странах союзников. Мы собрали вас для того, чтобы решить вопрос о серийном производстве этих вооружений и возможности их продажи на другие флоты. Подчеркиваю: затратная часть, их себестоимость, достаточно велика. На их производство идут в том числе и драгоценные металлы. Стоимость самонаводящейся торпеды оценивается примерно как звено самолетов. Может быть, имеет смысл, как предлагают некоторые товарищи, заморозить производство данной продукции, не ставить их на вооружение, за исключением тех изделий, которые могут переломить ситуацию на море. К ним, в первую очередь, относятся пассивные средства обнаружения лодок противника, так называемые радиобуи. В общем, идея понятна, делиться с потенциальным противником таким богатством он не хочет. Мысль ценная, я тоже не рвусь, чтобы меня или моих ребят гоняли с помощью РБУ англичане или американцы. Да и не исключено, что немцы тоже начнут городить нечто подобное. УСЭТ и САЭТ-80 также передавать не стоит. Поторопились мы с этими изобретениями. Бывает! Комиссия начала ходить по кругу и смотреть, что сделано. Ну, в первую очередь, слегка модернизирован ASDIС 2400. Я-то такую древность не изучал. Мне более понятен ЦТС (цирконат-титанат свинца) в качестве сегнетоэлектрика, чем тот пакет непонятно чего, где перемешаны магнитострикционные пластины с сегнетовой солью, примененный в ASDIC. Сам я, еще в училище, изучал «Скат-КС» и «Арктику-М», поэтому «конструлил» их. «Исправлен» основной недостаток: слепое пятно под корпусом носителя. И снижена, значительно, реверберация на малых глубинах. В целом станция стала более надежной, и возросла дальность обнаружения, так как разнесены приемная и передающая антенны, и они сделаны секционными, что позволяет использовать их для работы в узком секторе. Но на большинстве кораблей дивизии продолжают стоять не модифицированные ГАС. Денег и времени произвести замену не было. Плюс она пока изготовлена в единственном экземпляре, который установили на К-23, так как у нее гидролокатор был американской копией ASDICа и его излучатели постоянно барахлили. Не от хорошей жизни пришлось городить это устройство. Главное достоинство станции: работала в нескольких частотах, что позволяло отстроиться от помех. К копии авианосимой торпеды МК-24 вопросов почти не было, за исключением высокой стоимости ее аккумулятора, который мы избавили от «пуков», выбросов водорода. В прилагаемой пояснительной записке нами было указано, что этих торпед много не требуется, плюс это совсем не наша разработка, но вполне надежная и работоспособная. От американской отличается наличием двух винтов, так как используется биротативный электродвигатель, аналогичный стоит на торпеде ЭТ-80, этот гораздо меньшей мощности. Насчет дешевизны не скажу, так как магниты у него сделаны из того самого сплава, который удалось добыть на «Тайгрис». Не интересовался, от слова «вообще». Я, конечно, подозревал, что там, скорее всего, используются «редкозёмы», но сам этим вопросом не занимался. Мне его аналог привезли, из него и делали. За счет этого торпеда имеет не 7 узлов подводного хода, а 12, есть возможность повысить это дело до 26, но сейчас этого не требуется. У немцев еще нет лодок с турбиной Вальтера. Дальше перешли к САЭТ-80, фактически ее номер «сорок шесть», но официально она «восьмидесятая». Самонаводящаяся, акустическая, с аналоговой активно-пассивной системой наведения по двум осям. Мы, собственно, разрабатывали только систему наведения и три типа батарей, потому, что батарея «В-6-П», серийная, показала невысокую надежность и склонность к взрывам. Мы сделали М-3, свинцово-кислотную, на основе немецкой АБ от торпеды G7E, М-3-2, серебряно-цинковую, в ее основе лежала американская разработка от Mk-24, и серебряно-магниевую М-3-3, от УСЭТ-80, которую хорошо знал я сам. Последняя позволяет торпеде набрать скорость в 46 узлов. Основой для этих торпед послужила ЭТ-80, выпущенная перед самой войной, испытания которой были проведены на К-23. Всего нами испытано 11 торпед всех типов. Новые торпеды позволяли стрелять как по надводным кораблям, так и по лодкам, тогда как ЭТ-80 могла стрелять только по надводным кораблям. Но стоимость этих «машинок» была слишком велика, в основном из-за батарей. Наиболее дешевой была свинцово-кислотная, но она не могла быть использована против скоростных целей. Ее скорость была равна 22 узлам. И запас хода – менее 6 миль. Перспективной была только последняя разработка. В общем, хвастаться особо нечем, хотя подключившиеся к разговору Резчик и Алферов, а это их продукция, наперебой хвалят все три варианта. Дескать, ни у кого нет, а мы имеем. Они провели гораздо больше нас стрельб, показали отчеты по ним, сделанные на полигоне Кой-Сара на Иссык-Куле. Но к нам поступило всего 40 торпед, из которых мы использовали всего 11. Тем не менее они у нас есть, часть из них уже с системой самонаведения. Затем в разговор вступил хорошо знакомый Сталину Грен. Он руководил созданием и испытанием крупнокалиберных орудий 356 и 406 мм для любимых вождем тяжелых кораблей. Имел весьма большой вес в его глазах, да и немалые заслуги, как до войны, так и при обороне Ленинграда. Речь сразу пошла о системе наведения, использованной мной для РБУ, в состав которой была включена гиростабилизированная платформа. Грен на основе этих разработок модернизировал работу приборов управления стрельбой береговой артиллерии и его отдел морской артиллерии подготовил переход на стабилизированные башни всей универсальной артиллерии калибром от 37 до 180 мм. – За счет новых приводов и новой платформы удалось значительно повысить точность и плотность огня корабельной артиллерии. Провели испытания с установкой башен на бронепоездах Ленинградского, Карельского и Северного фронтов со стрельбой на ходу поезда, как по движущейся цели, так и по неподвижной. Расход снарядов на поражение снизился на 35–40 процентов. Готовы передать часть этих приводов для производства танков. Закончена разработка орудий с повышенной скоростью вылета снарядов, за счет увеличения длины ствола до 68–80 калибров. Дали прирост в 18–30 калибров и значительно снизили износ лейнеров и нарезов за счет новых ведущих поясков и нового флегматизатора зарядов, предложенных товарищем Станкявичусом. Кроме того, проведена большая работа, закончившаяся приемом на вооружение двух реактивных установок для стрельбы глубинными бомбами с дальностью залпа до 40 артиллерийских кабельтовых и двумя основными типами новых глубинных бомб, со скоростью погружения 11 и 100 метров в секунду. Готовится к серийному выпуску автомат заряжания для этих систем. Пока подача автоматизирована, но зарядка – ручная. Требуется разработка нового проекта большого противолодочного корабля, крейсерского водоизмещения. Но финансирование на этот проект пока не выделено. – С этим, скорее всего, придется подождать, – задумчиво сказал Сабуров, из Госплана. Он лучше других знал наши возможности по этому вопросу. «Лишних» денег в воюющей стране не было. Но Сталин имел несколько иное мнение. – Вы забываете, товарищ Сабуров, что на Дальнем Востоке продолжается строительство новых кораблей по устаревшему проекту. К тому же четыреста второй завод из металла, поставляемого по ленд-лизу и импортных комплектующих, выпускает противолодочные корабли старых проектов. Поэтому необходимо изыскать средства для проведения этих работ! Без проектов корабли не строятся, – с резким акцентом произнес Сталин. – В Ульяновске два института фактически сидят без работы, приходится темы добывать на стороне, – мрачно заметил Грен. – А заработную плату и пайки мы людям даем, – вставил Жданов. Оба института были ленинградскими, так что ситуацию там он знал. – Вы провели оценку стоимости разработки? – спросил Грена Сталин. – Я – нет, это сделал адмирал Крылов. Вот выкладки. – По копеечке, но деньги мы найдем, и корабли такого класса у нашего флота будут, товарищи, – медленно проговорил Сталин. Судя по всему, мы зацепили что-то в его душе, и обрели мощного союзника. – Товарищ Грен, необходимо передать ваши разработки в ГАУ и на заводы, производящие орудия для Красной армии. По данным нашей разведки, Гитлер готовится применить на нашем фронте новые тяжелые танки. Два из них мы сумели захватить, и они сейчас находятся на полигонах ГАУ. Опробуйте на них свои орудия. Пока с ними справляется только артиллерия в 6 дюймов. Где планируете изготавливать? – На Обуховском, товарищ Сталин. – Товарищ Жданов! Вы в курсе событий? Справятся? – Мне показывали стволы большой длины, но тогда была проблема с их большим износом. Если удалось преодолеть ее, то на «Большевике» справятся. Там оборудование позволяет их выпускать. Затем перешли к авиационной части вопроса, ею из присутствующих занимался только я, и немного Алферов, как поставщик приборов управления и самонаводящихся малогабаритных торпед, которые уже обсудили. Речь пошла о подготовке экипажей и достигнутых результатах. Показывалась авиационная 132-мм реактивная глубинная бомба, авиаракета РОФС-132 после небольшой переделки, им меняли боевую часть на один из вариантов «глубинок». В этом случае ракеты могли поражать как надводную цель, так и подводную на малых глубинах, то есть в момент их атаки, когда лодка следует под перископом или под РДП. Кроме того, так как прицельная дальность у нас была невелика, то «озаботились» как израсходовать довольно большой запас топлива наиболее эффективно. Для этого, кроме основного сопла, ракета имела шесть или двенадцать дополнительных, раскручивающих ракету по часовой стрелке, сопел малого диаметра. Количество шашек внутри мы значительно уменьшили, чем добились более равномерного их горения. Шашка теперь была одна, крестообразного сечения. Значительно возросла скорость с 345 м/сек до 620. Вместо четырех широких стабилизаторов установили раскрывающиеся ножеобразные, большой стреловидности, команду на раскрытие которых выдавал замедлитель от двигателя. В-25 брал с собой 4 × 6 ракетных орудий или четыре малогабаритные торпеды, вес которых составлял всего 254 килограмма. Плюс пушки, которые могли пробивать 22-мм прочный корпус подводных лодок. Но малая скорость В-25 портила всю малину. «Юнкерс-88R» имел крейсерскую скорость 510 километров в час, а максимальную – 580, тогда как В-25 – 390 и 456 соответственно. – У американцев такой самолет есть? – Теоретически «да». В-28 «Дракон», нас он вполне устраивает, но не выпускается, хотя создан на основе В-25, той же фирмой. – Они потребуют взамен что-либо им отдать из новых разработок. – Я уже думал на эту тему, им приходится много стрелять на Тихом океане. Можно предложить им наш флегматизатор. Он просто вкладывается в выстрел. Можем поставлять в большом количестве. Это мы проверяли. – И что там? – Диоксид титана с воском. – Да, диоксид они просят им поставлять. – Они просят его для других целей, для авиации, но, когда узнают, что этим можно продлить жизнь орудиям, то забудут о прежних целях. Флот для них важнее. – Можете приступать к переговорам, тем более они у вас под боком расположились. Но что решим по… как вы их называете, РБУ? – Насколько я в курсе, мы передали эти разработки англичанам в 1941 году. – Что вы имеете в виду? – Ракетные двигатели и их топливо, к РС-13. Было? – Да, припоминаю. – А дальше – это их проблемы. Неужели они могут рассчитывать, что лампы бегущей волны для радаров мы им должны просто подарить? Ни в коем случае! Пусть пользуются клистронами. Мы об этом даже не объявляем. Как и о тех материалах, которыми усовершенствовали их же ASDIC. РБУ с залповым подрывом им передавать не стоит, как и систему управления к ним. Вот, товарищ Грен, как только узнал о ней, так тут же прикрутил ее к орудиям, на 35–40 процентов подняв эффективность артиллерийского огня. Тут в Новосибирске новые лампы сделали, есть возможность создать приемник на длину волны 3,2 см и вставить его в 85-миллиметровый и более крупные снаряды для зенитной артиллерии, и производить подрыв снарядов точно на высоте цели и в непосредственной близости, по локатору. – Где столько денег взять? – тяжело вздохнув, сказал Вознесенский. Спорить с ним никто не стал, такова участь всех финансистов того времени, вздыхать и давать деньги. Переговоры с американцами прошли успешно, тем более что мы показали им фильм, снятый на одном из кораблей, где нашу установку РБУ выдирает из палубы. Такое было: лед не скололи, и жахнули. В общем, сырая она еще, на вооружение не пошла. А вот флегматизатор… Но так как производство В-28 не развернуто, до осени пришлось ждать этих поставок, поэтому пришлось плотно поработать с бюро Мясищева, и выбить из него два полка ДИС (дальних истребителей сопровождения): переделок Пе-3 в тяжеловооруженный дальний истребитель. Они готовили машины для ОМАГ в прошлом году, но под руководством Изаксона. Из-за слабого навигационного оборудования большинство этих машин были потеряны, летчики погибли. Так как я имел Постановление ГКО в кармане, а мне требовалось защитить ударные В-25, а, пардон, январское «приключение» мною забыто не было, и я еще тогда начал дергаться по этому поводу, то удалось заполучить к началу полярного дня первую партию этих машин. Дальность у них была меньше, чем у «двадцать пятых», на три тысячи километров. Локаторы стояли только у командиров звеньев. Вместо М-105П поставили «Роллс Ройс Мерлин 32», 1620 сил, но его радиаторы воткнули в центроплан, а гондолы зализали до идеала. Пушечную батарею установили под брюхо. Версия была низковысотной, но для удара по кораблям все самолеты снижаются. Нас эти машины почти полностью удовлетворили, как по дальности, так и по маневренности. Базировались они на Кильдине и полностью «покрывали нашу зону ответственности от Медвежьего до мыса Желания. Установленная передняя броня, бронестекло и бронеспинка кабины, в отличие от Пе-2,3 ранних выпусков, позволяла этим машинам ходить в лобовую на «юнкерсы», а мощное вооружение, как оборонительное, так и наступательное, переломили ситуацию над северной частью Баренцева моря. Бомбы он не нес, считался чистым истребителем. А на В-25 мы переделали антенны РЛС, обеспечив приемлемый обзор задней нижней полусферы локатором, отведя часть излучения от основной антенны. Проблема в основном состояла в том, что при таком длительном полете стрелки утомлялись и теряли бдительность. Теперь при обнаружении цели сзади рявкал ревун. Несмотря на отдельные замечания, как с моей стороны, так и со стороны Госкомиссии, дивизию признали боеспособной, и она начала развертываться с 24 марта 1943 года на площади в полмиллиона квадратных километров, взяв под наблюдение не только северную и восточную часть моря, но и всю его акваторию. Активность немецкого флота здесь упала до нуля еще в апреле. В мае мы получили приказ перебазироваться из Гремихи в Оксфьорд, а штаб дивизии – в Альту. Глава 30 Далека родимая сторонка На Северном флоте нас считали «тыловыми крысами». Оно и верно, располагались мы довольно глубоко в тылу, основные задачи выполняли отдельно от него, и даже отдельно от Беломорской флотилии. В марте вместо Степанова нам назначили контр-адмирала Степана Григорьевича Кучерова. До того он был начальником штаба Северного флота. Что-то с Головко не поделил. Сняли со ссылкой на резкое повышение уровня потерь флота. Мою кандидатуру ещё раньше отсеяли из списка кандидатов на пост командующего. К тому времени поставленная передо мной и моей дивизией задача ещё не была решена. Со Степаном Григорьевичем мы пересеклись ещё в Москве, практически сразу после приёма в Кремле. Его сразу предупредили, что дивизия имеет задание Ставки и не зря носит название отдельной. Летели обратно одним самолётом, там я и узнал причину его снятия. Кучеров прекрасно разбирался в снабжении и логистике флота. На посту начштаба Северного флота его сменил бывший замначальника службы снабжения и вооружения ВМФ Фёдоров, начштаба Амурской и Волжской военных флотилий. Он тоже долго не удержался в ласковых объятьях Головко. Фактически боевые потери были ни при чем. Да, ему «припомнили» исчезновение гвардейской Д-3 в июле и К-2 в сентябре 1942-го, гибель «Сокрушительного» в ноябре того же года, Щ-401, К-22 и нескольких «эМок» зимой 1942/1943 года. Но причиной понижения в должности было его замечание, что у Станкявичуса, который лично руководит ремонтами и походами, таких потерь нет, хоть и лезет в самую задницу. Этого ему не простили, обвинив в слабой проработке операций флота. Действительно, дивизия, тьфу-тьфу-тьфу, пока потеряла единственный самолет, все плав-единицы доходили до ремонтных баз самостоятельно, несмотря на повреждения. Но так, следует иметь в виду, что мне тоже могут не простить потерь, раз уж за это взялись. На следующий день после прилета в Архангельск я вылетел в Гремиху, и более мы с Кучеровым не пересекались. Получив затребованные самолеты, спасибо Кузнецову, и решив вопрос с их прикрытием с помощью новых Пе-3М, восемь первых из них прилетели на Кильдин в середине марта, мы организовали целую сеть из акустических радиобуев и ударную группу кораблей и авиации. Стоило бую запеленговать ПЛ противника, как там немедленно появлялись наши самолеты. Большая часть подводных лодок была уничтожена ими. Распределенная по многим точкам авиагруппа всегда находила «дырочку» в погоде, чтобы направить самолеты к цели. Кроме наземной авиации, была задействована и «мокрохвостая», для которой мы подготовили за это время эффективные глубинные бомбы малого калибра, и многие летающие лодки получили радиолокаторы. Ныряющие подводные лодки, постоянно всплывающие для подзарядки, действовать в таких условиях не смогли. 11-я флотилия переключилась полностью на участок союзников. Так как все операции, так или иначе, союзники согласовывали между собой, то оценив нашу работу, англо-американцы передвинули границу ответственности. Теперь все то же самое предстояло развернуть западнее: от Медвежьего до Ян-Майена. И это при условии того, что в Тромсё еще сидели немцы. Поэтому первую скрипку пришлось отдать моим «ластоногим». Но прежде, чем их выпустить, требовалось подойти на пистолетный выстрел к цели. А проход к Тромсё прикрывают, причем очень некисло! Западный проход перекрыт тремя крупнокалиберными фортами, проливы вокруг острова Риойен узкие и прослушиваются. К тому же перегорожены сетями. Да и течения там бешеные, на одном подкрадывающемся не пройти. Не вариант! Второй путь слишком длинный, 55 миль только на подход. И есть третий путь: мимо Мусваейра и Хиберга, там тоже батарея и хренова туча навигационных опасностей. Плюс неизвестна минная обстановка на подходах и в самом Квалсунне, это пролив. Он вдвое короче. Пролив полностью перегорожен, а внутри идет активная рыбалка, следовательно, мин нет. Так что пересаживаюсь к Жукову на К-23, и, вместе с «троечкой», потихоньку чапаем в ту сторону. Идти долго: 130 миль, день, так что без воздушного прикрытия – никак. И, чтобы сразу приступить к выполнению задания, идем большой и веселой компанией: четыре противолодочных крейсера, семь эсминцев, 15 «БОшек». И себя показать, и противника позлить. Вышли в точку 70°40’00N, 18°00’00E, там мы нырнули под РДП, выставив выдвижную антенну, дабы держать связь с прикрытием, и пошли курсом 180 к берегу. Таким образом прошли еще сорок миль, до траверза одинокой скалы у острова Рисё. – Аркадий Алексеевич, начнем? Передайте Кузьме Иванычу. – Есть! Перейти на аккумуляторы и на подкрадывающиеся! Стоп машина, убрать РДП! Штурман! Точку! Влево 15, курс 115, – скомандовал Жуков. – Есть влево, на сто пятнадцать! – отрепетовал старшина 2-й статьи Грисько. «Березка» взорвалась докладами, лодка выполняла маневр и ложилась на вход в Квалсундер. – Командир, есть место! – Боцман, ныряй на 40! Выдвижные вниз! Пошел дифферент на нос, лодка ушла с перископной глубины. Где-то сзади те же команды выполняла К-3. Лодка легла на курс, который вел ее к двум каменным банкам: Лангхолмен и Сторхолмен. Справа от них целая гряда каменных глыб – Смаваер. Этим курсом нам следовать почти три часа, затем будет отворот влево на курс 90, затем на сорок и вновь на 90. Лишь после этого пойдем курсом 125, ведущим к первой линии сетей. Перед входом еще четыре банки Квален. А скорости практически нет, и куда потащат нас течения, еще не известно. А перископ не поднять, кругом сплошные наблюдатели. И самое обидное заключается в том, что немцы сидят только на сторожевике, что пасется у сети, да на ее оконечностях, там, где лебедки или якоря. В остальных местах – норвежцы, которых мы якобы «освобождаем». Буксиры, разводящие сеть, носят желтый крест на красном поле. Это они потом начнут вешать «квислингцев», сейчас они сами исполняют эти роли. – Боцман, тридцать. – Есть тридцать, командир. – Подходим к повороту, Сергей Иваныч. – Добро. – Ворочаем влево, девяносто. – Есть влево на 90. На курсе. – Так держать. Акустик! Вперед и вкруговую. Два. – Есть два. Впереди чисто. Справа – слева – шесть отметок. Дистанция… – Отдай штурману. Глубина?