Глава 10. Судья Бренди — Вставай, — я постучал в дверь бывшей кладовки, а теперь комнаты Говночела. — Хватит дрыхнуть. — Арестант спит, срок идёт, — отозвался он не открывая. — Слы, чел, рано ещё. — Поднимайся, пойдёшь на склад. — За бухлишком, что ли? — немедля взбодрился панк. — Это рили тема, чел! — Тогда поспеши. — Я мухой, чел! Внизу его ждало жестокое разочарование в лице Швабры. — Эй, чел, а чо, жаба со мной? Зачем, чел? Ну, рили, я сам всё дотащу! Эта тощая сопля и двух бутылок не поднимет! — А ты и двух бутылок не донесёшь, не ополовинив, — отрезал я. — Так что она главная. — Рили, чел? — увял панк. — Муа-ха-ха! — зловеще изобразила смех Швабра. — Теперь твоя душа принадлежит мне, смертный! — И на кой она тебе, герла? — Ну… Даже не знаю… Спущу в сортир? Выкину на помойку? Утоплю в луже? Столько вариантов… — Слы, чел, чего у тебя жаба такая тощая и злющая? Ты бы её ветеринару показал, может, глисты? — Ах ты! — зашипела Швабра. — Н-н-на! — Эй, жаба, ты чо пинаешься! Больно же! — Я тебя сейчас не только по ноге пну! — Не надо, герла, сорьки! — панк испуганно отпрыгнул, прикрывая руками пах. — Хватит, — остановил их я, — сначала дело, потом драки. Кстати, может, нам тут ринг выгородить? Будете развлекать публику. Восемь раундов или до первого нокаута… — Он же будет и последним, гарантирую, — злобно ощерилась Швабра, — потому что подниматься ему будет уже незачем… — Блин, герла, слы, не надо так! Выпроводив, наконец, их на улицу, снабдив тележкой и направив мотивирующим жестом к складу, посмотрел, как они тащатся, шипя друг на друга, как злые коты, и вернулся в зал. Подходит время «утреннего клушатника». — …И вы продолжаете ходить к нему в таверну! — громко сказало радио, и я вздрогнул. Голос был, натурально, директорский. Но нет, вопрос некорректного поведения некоего держателя таверны обсуждается в постановке, которой внимают дамы за столиком. — Другой тут нет, — возразили ему. — Он перешёл черту! Таким нет места в нашем городе! — Он всего лишь послал тебя. — Мы все давали клятву! Каждый из нас! Мы все знали, на что идём и чем готовы пожертвовать. — Почему ты уверен, что это не его дочь, а отродье? — Я чувствую это! — Нужны хоть какие-то доказательства, — голос незнакомый, низкий, бархатный. Кажется, раньше я его в постановке не слышал. Вальяжный такой, уверенный, говорящий слегка свысока. Как минимум на равных с этим чёртовым активистом, который даже меня уже бесит своей неуёмностью. Можно себе представить, как он достал всех там. Когда вокруг мечется кто-то, призывающий к кострам на площадях, бунтам и внесудебным расправам, это быстро утомляет окружающих. — Ты не в судейском парике сейчас, — возражает активный, — и не обязан придерживаться протокола. Просто выслушай меня. — Я тебя уже слушаю. Но пока ничего не услышал. Трактирщик — один из наших. — Был из наших. Теперь, видимо, нет. — Ладно, — вздохнул тот, что с бархатным голосом, — я поговорю с ним. — Ты же не ходишь в трактир? — Из каждого правила есть исключения. Но если ты повторишь эти слова в гильдии юристов, то я подам на тебя в суд за клевету. На этом радиопостановка закончилась. Дамы допили свой кофе и доели выпечку, расплатились, оставив щедрые чаевые, и ушли. А Швабра с Говночелом всё не возвращались. Поубивали они друг друга, что ли? Или, наоборот, сговорились и теперь допивают мои напитки? Вопрос разрешил Депутатор, вошедший в бар тяжёлым казённым шагом. Фуражку он не снял, виски не заказал, и я сразу понял, что у нас неприятности. — Можете закрыть бар ненадолго? — спросил он сурово. — Вам стоит проследовать со мной. В решетчатой выгородке участка сидят оба, Швабра и Говночел. Растрёпанные и помятые. У Швабры расцарапано лицо и руки, порванную майку она придерживает, прикрывая то место, где не выросло ничего заслуживающего названия «грудь». У панка фингал в пол-лица, рубашка закапана кровью из носа, разбита губа и сбиты костяшки. — Вот, полюбуйтесь, Роберт, — сказал укоризненно Депутатор. — Публичное нарушение общественного порядка. — Вы что, правда, подрались? — спросил я их с недоумением. — И кто выиграл? — Не, блин, чел, это не мы! То есть мы, но не так. То есть так, но мы не… — Конфликт имел место, — разъяснил полицейский, — но не между ними. — А чо они, блин, чел? Они на неё залупились, рили. Слы, это какие-то говнолюди, чел. Не надо так! — То есть драка была, но вы были на одной стороне, — уяснил я. — А кто на второй? — Однокласснички мои драгоценные, босс, — объяснила Швабра, — не те, что в бар ходят, другие. Самая паршивая компания, из заводских. Я говорила этому придурку: «Забей, поорут и заткнутся», — но нет, ему же неймётся… — Слы, чел, жаба, конечно, ядовитая тварь, но, блин, это наша жаба! Они называли её «ссаной тряпкой», и «сортирной вешалкой», и «хозяйской соской», и… — Заткнись! — рявкнула на него девушка. — Не обязательно всё повторять! — Слы, чел, не по-панковски такое терпеть, рили! Я, конечно, тот ещё говнарь, чел, но за такое надо сразу в харю, рили. Иначе сам себя не уважаешь. Я же как бы с ней… Ну, не в смысле «с ней» как «с ней», а в смысле как бы при ней… Ну, ты понял, чел. Не надо так! — В общем, ты вступился за девушку, — уточнил я. — Ну да, чел, рили так. — А тебя кто подрал? — спросил я Швабру. — Там с ними была одна… — ответила та уклончиво. — Он на них, она на него, тут уже и я не выдержала… Давно хотелось ей волосья выдрать крашеные… — И сколько их было? — Пятеро ребят и девушка одного из них, — сказал Депутатор. — И кто победил? — Дело не в том, кто победил, — вздохнул он, — это не Олимпийские Игры. Дело в том, что молодой человек на условке, а они несовершеннолетние. И это значит, что у него неприятности. — Большие? — уточнил я. — Огромные. — Слы, полис, а где я могу отлить? — спросил панк. — Рили надо. — Терпи, — шикнула на него Швабра. — Или в штаны лей, ты привычный.