— И говоришь ты как придурок. Ты вообще дебил, или как? — Чел, ты ща огребёшь, чел, — начинает подниматься со стула панк, но мелкий толкает его обратно, выхватывает из рук недопитую баночку самогона и выливает ему на штаны. — Да ты уже обоссался! — хохочет заводила. — Смотрите, он обоссался! — Развлекаетесь? — спросил я. — Шутки, радость и веселье? Одобряю. Приятного вечера. Но этому гражданину пора домой. Я взял Говночела за плечо и сильно сжал его, прижимая к стулу. — Мы с ним не закончили, — мрачно сказал один из взрослых работяг. — Он тут много чего наговорил, к нему есть вопросы. — Задай их мне, — посмотрел ему в глаза я. Тот смешался и отвёл взгляд. — Ты кто такой вообще? — спросил недовольно другой, но настаивать на ответе не стал. Рабочие не настолько пьяны и не настолько молоды, чтобы пренебречь сигналами мозжечка, настойчиво говорящего, что со мной не стоит связываться. Эта сигнальная система старше неокортекса. Те, кто не слушали её предупреждений во тьме веков, не оставили потомства. И только молодой заводила оказался то ли лишён ума и интуиции разом, то ли слишком много выпил, то ли уже накрутил себя для драки. — А ну пошёл отсюда, урод! А то сейчас и тебе наваляем! Ты чего, не понял? Проваливай бегом! Я бы проигнорировал дурака, но он решил толкнуть меня в грудь. — Вопросы? Пожелания? Предложения? — спросил я у остальных. — Нет, — сказал коротко наименее бледный из них. — Извини… те. Нас. Пожалуйста. Похоже, они зря сегодня потратились на выпивку. Алкоголь покинул их организмы стремительно и безвозвратно. Разными путями. — Пошли, — сказал я Говночелу. — Там бар без присмотра брошен. И мы пошли. С баром всё оказалось в порядке. Швабра довольно уверенно чувствует себя за стойкой, хотя вид имеет несколько нервный и замотанный. Надо научить её правильно протирать стаканы. — В какой канаве ты подобрал эту падаль, босс? — спросила она, окинув брезгливым взглядом влекомого мной за шиворот панка. — И зачем? — Залог, — напомнил я раздражённо. — Ах, да, мой мудрый босс прикупил себе проблем на шею, — покивала она ехидно, — лучше бы мне этакие деньжищи отдал. — И что бы ты с ними сделала? — Не скажу. Но точно не стала бы покупать скунса-алкоголика в домашние питомцы. Я оттащил спотыкающегося панка наверх, бросил на кровать приходить в себя и вернулся. Надеюсь, его утро будет достаточно хмурым, чтобы он осознал ошибочность своего поведения. *** — …Спин — это не просто одно из многих квантовых свойств материи, а нечто большее — ещё более фундаментальная сущность мироздания, чем само пространство-время. Более того, не исключено, что само пространство-время представляет собой проявление спина, оказывается спиновой пеной. Тогда, если сознание есть порождение спина, то оно оказывается напрямую укоренённым в самом фундаменте нашего мира… — рассказывает телевизор в кафе единственному слушателю. — Почему я вас не помню, когда не вижу? — спрашиваю я у него прямо. Мадам Пирожок оставила мне выпечку на стойке и молочный коктейль в холодильнике, и я неторопливо наслаждаюсь своим поздним ужином. Мужчине не предлагаю — зачем? Всё равно не вспомню, только не наемся. — Потому что у меня нулевой детерминант. Я уже говорил вам об этом, но вы, конечно, не помните. — И что это значит? — Я не могу ни на что повлиять. Любые мои действия, ведущие к разрушению суперпозиций, оказываются ничтожны. — Эка вас угораздило, — посочувствовал я, с удовольствием поедая пирог. Сегодня он особенно удался, или просто я очень голодный. — Да, нелепая случайность. Можно сказать, подорвался на собственной квантовой бомбе. — А есть и такие? — Да, эксперимент Элицура – Вайдмана, не слышали? — Нет. — Впрочем, это неважно. С практической точки зрения, вы не помните меня, потому что в противном случае то, что я говорю, могло бы повлиять на ваши действия. Это, учитывая уровень вашего детерминанта, стало бы вторичным модулированием. — А что у меня с уровнем? — Он просто чудовищный. У меня есть версия того, что вы такое… — И оставьте её при себе, — отмахнулся я. — Раз уж болтаетесь в спиновой пене, как пустая бутылка. — Я имею дерзость считать себя бутылкой с посланием. Хотя всё, что я могу, это транслировать сигналы общего характера, надеясь на случайный триггер, — он показал на телевизор, который продолжает вещать: — …основываясь на спинах водорода и фосфора, Ху и Ву построили первую модель квантового сознания. Согласно введённым ими постулатам, в мозгу имеются пиксели сознания, в них осуществляется квантовая запутанность спинов водорода и фосфора… — И что это за послание? Мужчина сказал, я даже успел удивиться, но тут вернулась с бумагами уложившая мужа Мадам Пирожок, я отвлёкся на неё и забыл. *** — Чел, мне хреново, чел! — стонет панк. — Дай мне спокойно сдохнуть, чел! — Встал. Умылся. Взял телегу. Пошёл на склад. — Чел, ну зачем ты так, чел? — У меня не очень много терпения, и оно вот-вот закончится. — И что? Ты сдашь меня в тюрягу? — Нет. Но тебе не понравится. — Блин, чел, — сказал он с мукой в голосе, садясь на кровати. — Что вчера было-то? — Ты нажрался говённой косорыловки. — Не, это понятно, чел. Не в первый раз, чел. Я почти всё помню, но когда ты за мной пришёл… Знаешь, мне показалось… — Показалось, — ответил я твёрдо. — А теперь, как сказано в Библии, «встань и иди». — Блин, как же меня таращит, чел! Может, твоя худющая злючка сегодня сходит сама? Рили сдохну же, чел! — Не сдохнешь, — я безжалостно вытащил его из комнаты и направил в ванную, — а у неё сегодня первое сентября. Торжественное мероприятие, на которое я из-за тебя, дурака, уже опаздываю. — Чел, может, пивца, чел? — заныл панк из-за двери. — Для поправки онли! — Нет. Вчера со стакана пива началось твоё падение. И учти, у меня записан весь алкоголь в заказе. Если бутылки не хватит или какая-то окажется вскрыта… — Блин, чел, я понял, чел. Ты рили жестокий чел… — Это ты плохо меня знаешь, — согласился я, — на самом деле всё ещё хуже. *** На большом школьном дворе люди расположены разновозрастными группками. Я ожидал некоего «отделения агнцев от козлищ», то есть школьников от взрослых, но здесь коллектив разбит по принципу «ячеек общества». Двое-четверо подростков, двое-шестеро взрослых, представляющих поколения от молодых родителей до престарелых прабабок. Понимаю, почему Швабре тут неуютно, — она единственная стоит, набычившись, в полном одиночестве, и вокруг неё такая пустота, как будто это заразно.