Лет десять назад сержант бы ему показал, где раки зимуют. Ага, именно как Ажан, в смысле виконт, короче, как он говорит. Поправка. Десять лет назад Вида сержантом не был, и этот барон, а это очевидно барон, хоть и цыганский, с ним даже и разговаривать бы не стал. Да и жизнь за эти десять лет била всячески, особенно последние три года. Так что прячем свои амбиции в карман. Действительно, надо договариваться. Вида примиряюще раскрыл ладони. – Хорошо, уважаемый, давайте обсудим. Как я понял, вы приютили некую девицу, которую сейчас вся полиция разыскивает. Нет-нет, она не преступница, просто с ней надо поговорить, и да, она в опасности. Так что благодарности вы действительно заслуживаете. Но вот деньги… ну откуда они у меня? Я ж простой сержант, всего и могу – начальникам передать, а уж как они решат – того гарантировать не могу. – Годится! – неожиданно легко согласился цыган. – Мне тут одна птичка напела, что если сержант Вида свое начальство попросит, оно ему точно не откажет. Так как, обещаешь? Похлопотать? А? – Обещаю. Сказано было уверенно, хоть и в полном обалдении. Вида вообще в последние дни в этом состоянии частенько оказывался, даже привыкать стал, как к насморку. – Это что же за птичка такая? И, кстати, как твои яхонтовые красавицы меня узнали? Я не граф, не епископ, я вообще в этом городе только три дня. – Ну что вы, господин сержант, это вы здесь три дня, так и табор здесь всего две недели стоит. Мы цыгане – по всей земле кочуем, границ не замечаем. Приходилось и в Амьене бывать, а уж там-то вас каждая собака знает. По честным, абсолютно незамутненным даже каплей лжи глазам цыгана было абсолютно понятно, что говорит он чистейшую правду. Поверить в которую полицейскому не позволял весь его богатый опыт. Но тот же опыт и подсказывал, что пытаться сейчас что-либо выведать – занятие глупое. Только себя на посмешище выставлять. – Ну, раз я такой знаменитый, – Вида не удержался от шпильки, – тогда знакомьте меня с очаровательной Софи. Только поговорить нам надо с глазу на глаз, есть вещи, которые даже цыганам лучше не слышать. Я понятно объяснил? Вот это уже было сказано твердо. Настолько твердо, что у барона не возникло и тени сомнения – есть знания, которые опасны. Смертельно. – Разумеется, господин сержант, разговаривайте здесь, – ответил цыган, откидывая полог. – Можете быть уверены, ближе пятидесяти метров к шатру не то что ни один ромал не подойдет – ни одна мышь не подберется. В одиночестве Вида оставался пару минут. Затем в шатер вошла красавица. При свете свечей растрепанные золотые волосы Софи отливали красным. В измятом, с изгвазданным грязью подолом платье она умудрялась выглядеть как урожденная аристократка. Тот же твердый взгляд, прямая спина и гордо поднятая голова. – Здравствуйте, господин Вида. У вас ко мне вопросы? – С твоего позволения, Софи. Присаживайся. Разговор у нас будет долгим, а спешить нам с тобой некуда. Они закончили беседу часа через два, когда ночь накрыла и табор, и засыпающий город, и тихое, словно тоже уснувшее море. Вокруг запылали костры, где-то зазвенела гитара, подыгрывая цыганской песне, спокойной и протяжной, как бескрайный путь этого бесконечно кочующего народа. Сержанта интересовало все, вплоть до самых нескромных мелочей, обсуждать которые было противно обоим. В основном все сказанное оказалось бесполезным, но, не перерыв эту кучу дерьма, не удалось бы найти так необходимые полицейскому золотые крупинки. У Софи имеется постоянный клиент, некий идальго дон Венкеслас де Садаба. Вроде как кастилец, во всяком случае, черноволос, кареглаз, смугл и говорит с заметным акцентом. Среднего роста, худой, но крепкий – как разденется, мышцы канатами перекатываются. Чем занимается в Кале? Ну кто ж со шлюхой дела обсуждает? Хотя поболтать «между делом» он и любит, говорит, что так ему интереснее. Ну да тут уж кому как нравится, ее работа – услужить. О чем болтали? Так девушка же около торговой гильдии трется, соответственно, и клиенты ее оттуда. Нет, конкретно о купцах де Садаба не спрашивал, но случается же что-то интересное и забавное, о чем не грех и посудачить со старым знакомым. Насколько старым? Лет около сорока. Ах, в этом смысле? Да уж пару лет как. Он же и посоветовал когда-то начинающей проститутке обосноваться у торговой гильдии под видом цветочницы. А что, и клиенты богатые, и полиция не решается обирать… ой, извините, господин сержант, я хотела сказать – мешать заработку. Нет, правда, стоит себе девушка, цветами торгует, ну, вы понимаете. Легрос? Какой Легрос? Ах, Реми… было дело, рассказала тогда о его шутке. Той самой, о тайне отплывших кораблей. Шевалье тогда так хохотал! Потом? Да, расспрашивал, чем Реми занимается. Конечно, знала. С Реми частенько болтали, он рассказывал, что ведет учет тех кораблей, что приходят в порт. Откуда пришли, куда ушли, с каким товаром, когда в порт назначения прибыли. Вот. А потом, после того как это рассказала, дон Венкеслас заторопился, вроде бы дела у него какие-то срочные образовались. Нет, до этого никуда не спешил, а тут сразу о срочных делах вспомнил. Ну да мне-то что, деньги заплати и спеши куда хочешь. Что еще? Домой идальго не водил, все в гостиницах это… Разных гостиницах, но чаще в «Старом боцмане». Так вот… последний раз он встретил Софи позавчера в порту, сказал, что его приятеля надо обслужить. А какой тот приятель – типичный бандит. Грязный, потный, рука у него еще на перевязи, не иначе как в драке порезали. Но заплатил хорошо, это да. Нет, приятель ни о чем не спрашивал, даже не представился. Всю ночь… ну, вы понимаете. И откуда у него столько сил? Пожалуй, все. А, вот еще! Пару раз случайно видела де Садабу выходящим из одного дома на улице Пекарей. Такой желтый, двухэтажный, он там один такой. И выходил из того подъезда, что ближе к морю. Софи, скорее всего, не видел – та далеко стояла, да он в ее сторону и не поворачивался. Обычно-то как увидит – здоровается. Вежливый. Вот и все, что удалось узнать. Но только чтобы все это свелось в связную историю, пришлось выслушать столько и такого, что к концу разговора сержанту захотелось искупаться и одежду сменить. Словно в грязи вывалялся, честное слово. А девчонка – молодец, хоть и шлюха. Рассказывает подробно, на вопросы отвечает обстоятельно. М-да… Если б не ее занятие, можно было б к хорошему жениху пристроить, есть у Вида такой на примете. Ну да что ж теперь. – Софи, тебя же сюда Поль привел? – Да, точно. Вообще, странный он. Вначале заставил из окна гостиницы по связанным простыням вылезти. Потом вместе с теми же простынями сам спрыгнул. Да как-то еще и на земле кувыркнулся, я уж думала – все, или шею себе свернул, или сломал чего, а ему хоть бы хны. Скатал простыни в тюк и пошел как ни в чем не бывало. Нет, к нам никто не ломился, только постучался слуга, предложил вина. Так Поль дверь кроватью зачем-то перекрыл, а сам на ней качаться начал, чтоб скрипела, словно мы… ну, вы понимаете. После, уже как слуга ушел, он и заставил меня в окно лезть. Я сперва отказалась, а он так на меня зыркнул – ноги сами к окну понесли. Страшно не было, но дурой себя чувствовала полной. На глазах у людей, да еще и юбка задралась, вот ведь срам какой. – А сейчас он где? – Так сразу в гильдию свою и ушел. С цыганами о чем-то поговорил да и ушел. Сказал, что работа сама себя не сделает. Ой, забыла совсем, просил вам передать, чтобы полиция его не дергала. Мол, чем мог он помог, а если купцы увидят, что он с полицией якшается, выгонят. На что тогда жить? Когда уже темной ночью Вида вышел из шатра, вокруг горели костры, у которых сидели молодые цыгане. Но никого не было ближе пятидесяти метров. Где-то в отдалении звенела гитара и звучала тягучая песня, такая естественная в этом ночном спокойствии. Какой-то паренек, увидев сержанта, метнулся к одной из кибиток, из которой почти сразу, подтягивая на ходу красные шелковые штаны, выбрался барон. – Закончили? – Да, теперь пойдем в город, спасибо за помощь. Факел, надеюсь, для нас найдется? Идти по ночному лесу страшно. Факел освещает лишь два-три метра вокруг тебя, зато дальше – черная стена. Чистый, пахнущий прелой листвой и молодой, только-только пробивающейся травой воздух, чистое безлунное небо, по которому Спаситель раскидал мириады сверкающих, чуть дрожащих звезд – все это сейчас не имеет значения. Тишина? О да, она-то сейчас главная. Потому что лишь усиливает страх. Вот где-то недалеко что-то хрустнуло. Безобидная лисичка ловит мышей? Или старый секач наступил на ветку? Или матерый волк охотится и на лису, и на кабана, да и одинокими путниками закусить не откажется? Выскочит бесшумной тенью из черноты – не то что за шпагу схватиться, крикнуть не успеешь. Но куда опасней звери двуногие. Те, что на четырех, человека все же боятся, стараются сами убраться с его дороги. А вот люди, что, затаясь в ночи, рассматривают тебя, как рассматривает дровосек огромный дуб, не думая о его величии, а лишь прикидывая, сколько денег он получит за древесину. Вот эти – да, этих следует бояться. Это же так просто! Напасть, убить, обшарить карманы, и все, несколько медяков, а то и серебрушек подарят лихому оборванцу веселую ночь и сытный день. А дальше? Дальше эта публика и не заглядывает. Потому и лежит рука сержанта на рукоятке пистолета, потому и жмется к нему Софи. Смешливая кокетка днем, сейчас дрожит даже укутавшись в теплый цыганский платок, подаренный щедрым цыганским бароном. Демон! Из темноты и впрямь кто-то рванулся. Выстрел! Вида нажал на курок, но нужно время, чтобы вспыхнул порох, сгорел, вытолкнул пулю из ствола… Он еще услышал вскрик девушки, а потом грохнул выстрел, и чернота ночи мягко приняла его в свои объятья. Очнулся от холодной воды, льющейся на лицо, противно затекающей под нательную рубаху. Все та же темнота, сырость и сучок, больно уткнувшийся в ногу. Несколько мгновений собирался с мыслями. Ну вот какой нечистый дернул его уйти ночью? Еще и девчонку с собой потащил. Что, нельзя было у цыган заночевать? Идиот? Видимо. Что дальше? Так, сидим на земле. Сучок, чтоб его… больно… но пока не шевелимся. Руки-ноги… вроде бы не связаны… Странно… кто-то ходит рядом… воры? Бандиты? Почему не связали? Не боятся? Странно… Пробуем открыть глаза… – Очнулся, господин унтер-офицер! – Человек умудрился крикнуть шепотом. Кто? В этой тьме не разглядеть, но как-то приоткрывшиеся глаза крикливый шептун умудрился увидеть. – Сержант, лежи, не вставай! – Ого, как интересно! Уж этого-то мы даже шепчущим узнаем. – Тома, какого демона! Что происходит? – Все хорошо, дружище, уже все хорошо. Правда, подругу твою ранили, но не страшно. Хотя подлечиться ей теперь и придется. Ты вот что, ты сейчас ступай домой, мои ребята и тебя проводят, и подругу твою донесут. Перевязку ей сделали, врача сам вызовешь. А я тут с господами бандитами побеседую. Вдумчиво, не спеша; о результатах завтра расскажу. Зажегся факел. На поляне сидели, стояли и ходили мужчины в странных балахонах с измазанными чем-то черным лицами. Полтора десятка, может больше – считать все еще болевшая голова не позволяла. На собранных на скорую руку носилках лежит Софи. К дереву накрепко привязаны двое оборванцев. Один, огромный и косматый, лежит. Впрочем, этому уже подняться не суждено, видимо в него и пришелся выстрел. М-да, повоевали. Уже отойдя от поляны шагов на двадцать, Вида услышал жуткий, приглушенный кляпом вой. М-да… судьбе привязанных к дереву бедолаг с этого мгновения он не завидовал. Когда вошли в город, сержанта взял за руку один из сопровождавших. – Господин Вида, господин унтер-офицер приказал вас в гарнизон проводить. Там и девушке помощь окажут, и нам спокойней будет. Нормально? Солдат указывает сержанту, пусть и полиции, куда идти. Они что, субординацию забыли? С другой стороны, если у него приказ, лучше не спорить – в прошлом году довелось видеть, как эти самые солдаты бандитов крутили, словно детей малых. – Кстати, – Вида решил сменить тему, – вы откуда в лесу взялись? – Как откуда? Господин унтер-офицер приказали, ну так мы и того, выдвинулись, значит. Услыхали, что у тропинки еще кто-то прячется, ну и сами рядом залегли. А как напали на вас, так и бросились крутить негодяев. Только запоздали малость, завтра господин унтер-офицер разбор полетов устроит. Ой, покажет он нам, где раки зимуют. – Какие полеты? Какие раки?! – Ох, господин сержант, лучше не спрашивайте. Одно скажу – не дай вам Спаситель, если господин унтер-офицер объяснять начнет. Глава IX На гарнизонной проходной их ждали. И не кто-нибудь, а адъютант самого де Фотельи. – У вас раненый? – спросил он, привычно положив здоровую руку на эфес шпаги. – Женщина? Плевать, давайте ее в лазарет, я сейчас вызову врача. Ничего не понимающий Вида поспешил за капитаном, на ходу пытаясь прояснить ситуацию. Ничего не вышло. Ему тоном надменным, не допускающим и тени возражения, было приказано оставаться в гарнизоне. Мол, утром прибудет господин полковник и все, что сочтет нужным, объяснит. Вот так вот. Спасибо, что ночевать отправили не на гауптвахту, а выделили какую-то комнатушку, больше похожую на клеть. Но с кроватью, подушкой и одеялом. Караул у комнатушки не выставили, но капитан доходчиво объяснил, что хождение посторонних по гарнизону не приветствуется. И показал здоровенный кулак левой руки. Правого кулака у капитана не было. Проснулся Вида от режущего уши сигнала трубы. За время прошлогодней осады он научился в них разбираться – играли подъем. И сразу мир наполнился зычными командами, топотом десятков ног, привычной для любой воинской части руганью. Начиналось утро, когда следовало встать, наскоро привести себя в порядок, хоть чем-нибудь перекусить и сломя голову бежать на службу, чтобы не нарваться на начальственный разнос. В любой другой день, но не в этот. Грозная команда оставаться в комнате и не высовываться сидела в памяти крепко, вызывая, как ни странно, самые приятные мысли. Под которые Вида завернулся в одеяло и, сладко зевнув, опять заснул. Вновь проснулся от соленого и уверенного ругательства. В подробностях описав историю своего краткого, но незабываемого знакомства с матушкой мэтра Вида, блестящий полковник де Фотельи изволил поинтересоваться, какого демона господин сержант изволят дрыхнуть, когда все вокруг заняты делом.