* * * Вот и долгожданный Тунис. Де Савьер не побрезговал отобрать у бывших хозяев хорошую одежду и пять золотых. А что, покупать и унижать его они не стеснялись? Пусть теперь благодарят своих странных богов, что еще легко отделались. Так что на улицы города уверенной поступью ступил гордый и богатый кочевник в синих одеждах, с лицом, замотанным синей тканью, с длинным мечом в богатых ножнах на боку. В общем, задевать такого человека не рекомендовалось. Вначале кочевник прошел к разрушенному дворцу посмотреть, какую пользу принесла чайханщику его мерзкая сделка. Да. Прошло полтора месяца, а на чайхану уже без слез не взглянешь. Пусто, обшарпанные столбы веранды и длинный тощий мерзавец сидит на крыльце, опустив голову вниз, аккуратно поглаживая изуродованную левую кисть. Бравого вышибалы не видно. Что ж, судьба каждому воздала по заслугам. Или судьбу звали д’Оффуа? Возможно. Во всяком случае, следует отправиться в гостиницу… как ее… а, «Дарбенсем». Господи, ну и название! Глава VII – А я так и решил. Думаю, если в назначенный срок ничего не произойдет, тогда и начну войну. И это мне еще повезло! Если б ты тогда в соседний бархан шандарахнул, я б там и остался. Мелко-мелко с песочком перемешанный. Еще чаю? Они сидели на коврах, устилавших пол гостиничного номера, и неспешно руками ели праздничный плов, приготовленный под личным надзором хозяина гостиницы. – Подожди-ка, а как ты узнал, где я был? Следил за мной?! – Закончив рассказ о своих приключениях, де Савьер расслабился, его сморило ко сну. Но, услышав, что друг наблюдал за ним у кочевников, вновь взбодрился. – Нет, хотя и следовало. Только к вечеру понял, что что-то случилось. Тогда и начал искать. Поспрашивал чайханщика – он, оказывается, по-кастильски понимает. От вышибалы, правда, ничего не добился. Пришлось заколоть бедолагу. А чайханщик – ничего так, все в подробностях описал. Потому и жив остался. Кстати, влип ты потому, что интересовался выжившими из семьи паши. – Это я уже знаю. Ты лучше расскажи, как на того чайханщика вышел? – А это уже не я. Это Дали. – Д’Оффуа мечтательно улыбнулся. – Кто? – Да племянница бен Фарука, хозяина гостиницы! Ты еще меня учил, чтоб я в ее сторону даже не смотрел. – Д’Оффуа почему-то отвел взгляд, но продолжил: – Так вот, если б я тебя послушал – ни за что бы не нашел. Решил бы, что убили моего господина, да и укатил в Стамбул. У меня на этот счет инструкции точные, чтоб ты знал. Де Савьер от удивления присвистнул. Со стула бы упал, но, к счастью, и так на полу сидел. – А ну, рассказывай! И д’Оффуа рассказал. Поняв, что его друг пропал в шумном Тунисе, откровенно растерялся. Знал, что тот собирался идти к разрушенному дворцу, но что делать дальше? Языка не знает, обычаев не знает. Хорошо, что догадался поведать свое горе девушке. А та согласилась… да нет, вызвалась помочь. Оказывается, есть в этом городе дворы, где женщинам дозволяется беседовать за кружечкой чая. Эдакие женские чайханы. Учение Пророка их не одобряет, но конкретно в Тунисе некоторые заветы трактуются не слишком строго. Женщинам можно и лицо не скрывать, и в таких вот дворах встретиться и от души посплетничать, совсем без мужчин. Есть такой дворик и около разрушенного дворца. Туда девушка и пошла. И среди пустой болтовни услышала, как жена чайханщика хвасталась, что у мужа появился европейский костюм со шпагой и голубая шляпа с желтым страусовым пером. Дальнейшее было делом техники. Правда, вначале злодей упирался да от всего отказывался, но недолго, недолго. Внял убедительным аргументам. – Ну что же, – сказал, довольно потерев руки, де Савьер, – мы свое дело сделали, доказали, что дорогая де ла Сьот в гареме не была, сына у нее не было и быть не могло, да и паша ее не продавал, поскольку покойники сделки совершать не уполномочены. Даже вельможные. Можно и домой собираться. По лицу д’Оффуа скользнула тень. Здесь тень, там отведенный взгляд или немыслимое для боевого офицера смущение… И девушка, очертя голову бросающаяся помогать совершенно постороннему гафизу… Де Савьер лишь грустно улыбнулся. Что ж теперь? Увы, но быть вместе этим двоим не суждено, лучше уж сразу поставить точку. Не тут-то было. – Почему это сделали? Ничего у нас пока нет. – Д’Оффуа говорил убежденно. – Ты хоть одного свидетеля, хоть один документ можешь предоставить, чтобы подтвердил, что женщина изначально не могла родить? Слова тех рабынь всерьез никто не воспримет – мало ли что они слышали. Наверняка этого знать они не могли! Если пашу убили, это не значит, что он за неделю до этого Дениз не продал. А была она в гареме наложницей или служанкой – с такой мелочью никто даже разбираться не станет. – Так что же делать? – Что и собирались – искать. Смотри, что мы знаем сейчас? Белокурая галлийка во дворце была и пропала во время налета. Если это де ла Сьот, то ей удалось бежать. – Ну да. Из захваченного дворца, вокруг которого шастают толпы злых кочевников. Как и, главное, куда она могла бежать? – Правильный вопрос. И еще, с кочевниками были маги и грамотные военные, говорившие на османском. – Точно! – Де Савьер даже вскочил. – Я только сейчас понял! Султан зачищал место для нового паши. Он хоть и султан, но у местного паши права родовые. Повесить его султан может, но место повешенного может занять только его сын. А здесь, в Тунисе, еще и женщина имеет полноценные права собственности. Потому и вырезали всю семью, чтобы точно ни наследника, ни наследницы не осталось! – Возможно. Но нас интересует не местный трон. Кстати, завтра пора и за купчей на досточтимую Фирузу идти. К самому уважаемому господину хаджегану, да продлит местный бог его дни. – Твою ж сестру! Де Савьер сел, обхватив голову руками. Если местные маги в состоянии видеть «радугу мага», то появляться в местной мэрии, или как там она называется, ему нельзя ни в коем случае. Нарвешься на такого, и объясняй, кто тебя вообще в город пустил, такого могучего. А потом что? Магическую войну начинать на страх османам? Но и вновь лишать себя счастья колдовать было откровенно страшно. Еще месяц чувствовать себя инвалидом… лучше этот месяц без руки, без ноги, в конце концов, провести! Да и вновь создавать защищающий амулет – на это не менее двух недель уйдет. А легенда заканчивается, еще несколько дней, и на застрявших в Тунисе европейцев начнут посматривать с подозрением. Решили отложить разговор до утра, но решение нашлось гораздо раньше. Вечером де Савьер подслушал разговор хозяина гостиницы с племянницей. Ни он, ни она даже не подозревали, что постоялец понимает арабский. – Не буду я этого делать! Поймите, госпожа, мы не можем ввязываться в дела этих странных людей. Они приехали, уедут, а нам тут жить. Да мы живы до сих пор только потому, что никуда не лезем, никому не интересны. Ну кроме того стражника, что каждый месяц вымогает у меня десяток золотых. Но даже этот сын шакала интересуется только деньгами. – Ты прав, Рияз. Но мы не сможем прятаться всю жизнь. Полгода еще, год, и соседи начнут интересоваться, почему твоя племянница не замужем. И все. Или я назову свое полное имя перед слугой Всевышнего, при свидетелях. Или навеки останусь одна. Что тебе больше понравится? – Я не знаю. Мне не нравится ни то, ни другое. И я не смею советовать. Но сердце старого Рияза болит. Молю, будьте к нему снисходительны. Когда через час хозяин гостиницы Рияз бен Фарук пришел и за не очень большой бакшиш предложил свою помощь, де Савьер не слишком удивился. Даже обрадовался – галльский язык и ставки взяток бен Фарук знает, так что переговоры с местным чиновником должны пройти в духе взаимопонимания. Только доверенность надо написать, но это, хвала всевышнему, не проблема: знакомый кади живет по соседству. Его услуги в цену входят. После этого составление плана дальнейших действий особых затруднений не вызвало. Следующим утром доверенное лицо внезапно заболевшего графа в сопровождении слуги графа отправилось к господину хаджегану. Взятки в хваткие руки охранников и секретаря привычно рассовал хозяин гостиницы, проявив при этом не меньшую сноровку, чем полупочтенный Сахим. Чиновник принял гостей уважительно. Особенно его медовое радушие расцвело после того, как слуга достал очередной кошелек, ненавязчиво звякнув монетами. Тут же, повинуясь звону серебряного колокольчика в руках хаджегана, в кабинет, усиленно кланяясь, вошел молодой клерк в ярком, но дешевом халате и затрапезной феске. Заказанная копия купчей тут же легла на стол. Санчо Панса, повинуясь небрежному кивку бен Фарука, взял ее в руки, достал из кармана какую-то бумажку, на что-то там внимательно посмотрел… – Господин! Здесь неправильно написано имя! Вот смотрите, господин граф сказал, что должно быть написано так, а здесь – по-другому. Я этих букв не понимаю, но вот же, ясно, что не так! Бен Фарук взял обе бумаги, сравнил. – Уважаемый, должен заметить, что этот молодой человек прав. Или ошиблись ваши люди, или клиент, но нам следует убедиться, что ошибки нет. Не могли бы вы приказать, чтобы принесли оригинал? Хаджеган раздраженно закусил длинный ус, потом взглянул на карман посетителя, откуда показался и мгновенно исчез еще один кошелек. – Вообще-то документы о сделках не должны покидать архива… но… вы ведь собираетесь лишь взглянуть на него? Вместо ответа бен Фарук скромно опустил взор и замер в почтительном поклоне. – Ладно, чего не сделаешь для уважаемых гостей. Эй ты, – хаджеган обратился к клерку, – мухой туда-назад, принеси оригинал. А вы, уважаемый, подождите пока в приемной. У моего секретаря отличный кофе, поверьте, лучший в этом городе. Документы появились минут через двадцать. Доверенного и слугу вновь пригласили в руководящий кабинет. – Ну вот, можете убедиться. Все верно, у нас все строго – за ошибку можно и головы лишиться. Это уж вы графу обязательно объясните. И тут бестолковый слуга рванулся к оригиналу, схватил его и стал сверять записи. – Куда?! – в панике по-галльски крикнул клерк. – Это нельзя трогать руками! Санчо замер, покраснел, бросил документ на стол и бросился уже к клерку, схватил его за руки. – Ой, простите дурака, господин, я не знал, господин… – В порыве раскаяния даже попытался руки поцеловать. На него ошарашенно уставились, как на сумасшедшего. – Ну, вот что, – растерянно пробормотал хаджеган, – ты это, уноси давай. Уважаемый бен Фарук, у вас есть еще вопросы? Тот дождался, когда клерк выйдет из кабинета и, наконец, передал вожделенный кошелек. – Все в порядке, от имени графа благодарю вас. И простите этого недотепу – дурак, хоть и верный своему хозяину, словно пес. А Санчо, не понимая, о чем говорят господа, стоял со смущенным видом и глупой улыбкой на широком лице. Пришлось повернуть его и подтолкнуть к выходу, чтобы этот кретин догадался, наконец, покинуть кабинет и не отвлекать занятого человека от государственных дел. С той же улыбкой вслед за бен Фаруком он вышел на улицу и пошел домой с чувством выполненного долга. По пути скользнул взглядом по паланкину, рядом с которым стояли четверо здоровенных слуг. Что же, видать, знатная дама, что в нем сидела, своими объемами могла восхитить самого привередливого мужа.