Но в паланкине сидела не дама. Транспортное средство нанял де Савьер, не на шутку встревоженный способностью местных магов распознавать коллег. Точнее, прекрасная Дали для своей тетушки. Здоровой такой и широкоплечей. Впрочем, паранджа надежно маскирует того, кто ее носит. А законы Всевышнего напрочь отбили у носильщиков саму мысль поинтересоваться, кого они таскают. Голос командует женский? А то! Это уж совсем простейшим заклятьем достигается. – Эй вы, подняли и пошли, прямо по улице! Теперь направо… не здесь, идиоты, следующий поворот. Быстрее, кретины, за что я вам деньги плачу! Так, стоп, остановитесь. Да не на проезде, дети ослов, сбоку поставьте! На руки Санчо Пансы перед походом к хаджегану было наложено хитрое заклятье – на всем, до чего они дотрагивались, оставалась метка. Осталась она и на документе, и на руках клерка, которые так истово пытался расцеловать этот «слуга». И теперь осталось лишь отследить, где расположено хранилище купчих, составленных двадцать четыре года назад. За год до того, как из прибрежной деревушки на юге Галлии была похищена госпожа де ла Сьот. Учитывая патологическую аккуратность османских клерков, был немаленький шанс, что купчая на эту женщину хранится где-то поблизости. Да и сам клерк представлял немаленький такой интерес – должен он, просто обязан знать и о ловушках, ожидающих непрошеных гостей, и об охране, этих самых гостей поджидающей. Но подготовка такого визита в архив – это уже дело д’Оффуа. В конце концов, именно этому его когда-то и учили. А господин маг… нет, для всех, разумеется, господин граф и вообще его сиятельство, позволил себе расслабиться. Сутками лежал у себя в номере, отдыхал и компенсировал последствия тяжкой рабской жизни непреходящей ленью. В один из таких блаженных дней, когда даже от пуховых подушек грозились образоваться пролежни, знатный постоялец решил-таки прогуляться по городу. Имеет право! Тем более что дворец действующего паши, по слухам, великолепен, и не увидеть это чудо было бы обидно. Второго случая может и не представиться. Укутавшись в хламиду кочевников, уверенно направился на прогулку. В конце концов, в таком виде если кто и увидит «радугу мага» – не страшно. Во всяком случае, малопочтенного Вивурга это обстоятельство не смущало. На выходе из гостиницы за столом, на котором лежала гостевая книга и стопка каких-то документов, сидела Дали. Кажется. По росту – она, вроде бы и хиджаб ее, но если внутри гостиницы девушка, как и многие в Тунисе, лицо не прятала, то на улице поднимала платок так, что оставались видны лишь глаза. Глубокие, карие, даже чуть зеленоватые, от которых так трудно отвести взгляд. А для д’Оффуа и вовсе невозможно. Кажется, этот сумасшедший готов смотреть в них всю жизнь. Почему сумасшедший? Потому что разумный человек не будет мечтать о невозможном. Да, все-таки это она. – Уважаемая Дали, я хотел бы взглянуть на дворец паши. Не подскажете, как его найти? – О, господин граф, разумеется. Сейчас нарисую. Девушка взяла лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу и быстрыми уверенными движениями начала рисовать план. Да, красавица! И умница, уже не раз выручавшая друзей-шпионов! А вот на кисти, в которой лежит перо, шрам. Не то что сильно уродливый, но все же… И преисполненный благодарности маг решил этот недостаток исправить. А что? Дел-то на минуту, как раз пока будет готова схема прохода. Увлекшись и подробно рассказывая, где и куда гостю следует поворачивать, чтобы еще раз не влипнуть в неприятности, Дали не сразу обратила внимание на покалывание – прямое следствие заживления. Непроизвольно почесала кисть, а когда взглянула… Взгляд, только что доброжелательный, стал испуганным. Смертельно испуганным. Лишь потом – ненавидящим. На восстановленной, по-девичьи гладкой коже правой кисти проявилось яркое, идеально круглое родимое пятно. – Доволен? – прошипела принцесса Делал, глядя прямо в глаза этому благодетелю. А тот просто растерялся. Боевой маг, не раз ставивший жизнь на грань в смертельных схватках, прошедший ад обороны Сен-Беа и Амьена, просто не знал, что сказать. Тем более, что делать. Пригласить ее высочество в свою комнату, чтобы обсудить ситуацию? О чем-то говорить прямо здесь, на глазах слуг и случайных прохожих? После чего девушке будут плевать вослед все окрестные мальчишки. Демон! – Иди к себе. Я приду с дядей. – Принцесса первой взяла себя в руки. Через пять минут, когда де Савьер, безостановочно ходя по гостиничному номеру из угла в угол, только-только начал собираться с мыслями, дверь распахнулась и на пороге возник д’Оффуа, в черно-белой гутре и бежевой тунике, сверкая довольной белозубой улыбкой на круглом лице. – Все готово! Можно работать! – объявил он счастливым голосом, как о победе в генеральном сражении. Хотел сказать что-то еще, но уперся в пустой, отрешенный взгляд напарника. – А здесь что-то случилось? Маг лишь жестом пригласил сесть рядом с собой. И тут же вошли бен Фарук с «племянницей». – Дали, рад тебя видеть! – Обрадованный д’Оффуа порывисто вскочил. И тут же вспомнил о законах вежливости, обратившись к ее спутнику: – Здравствуйте, почтенный. Вошедшие степенно поклонились и прошли в комнату. – Здравствуйте, уважаемые! – Де Савьер приветствовал их стоя, склонившись в глубоком поклоне. Его товарищ смотрел на эту сцену удивленно, но не более. Впрочем, помня, что он лишь слуга благородного господина, в разговор не лез. – Нам следует поговорить, господа. – Ледяной голос всегда добродушного бен Фарука, казалось, был способен заморозить воду даже в полуденную жару. – Разумеется. Прошу вас, присаживайтесь. По местным обычаям, д’Оффуа это знал уже точно, женщине не следовало сидеть в присутствии посторонних мужчин. Но девушка спокойно, словно правил для нее и не существовало, села на ближайшую подушку. Разговор по-галлийски начал бен Фарук. – Господа, вы уже поняли, кто перед вами? – Ну… мы вроде бы уже не первый день знакомы. – Де Савьер попытался сыграть неведение. – Плохо, ваше сиятельство. Вас выдало благородство, заставившее поклониться госпоже по ее статусу. Де Савьер на мгновение замер. Демон, он боевой маг, а не разведчик! Выкручиваться из таких ситуаций – дело д’Оффуа. От которого сейчас мало толку – слуга не смеет лезть в разговор господина. Да и чем он поможет? Вон как глаза вытаращил. Теперь лишь бы челюсть не отвисла. С другой стороны, ему, магу, чего бояться? Это им что-то нужно, это их жизни висят на волоске. – Хорошо, не будем играть в тайны. Да, я знаю, что госпожа – принцесса Делал. И что? Рассказывать об этом мы никому не собираемся. Завтра же уедем и, клянусь, навсегда забудем о вашем существовании. – Э… кхе… м-да… В общем, думаю, что нет, не забудем. Теперь настала очередь гостей удивляться. Чтобы слуга посмел поправить самого графа? Этого уже точно быть не могло. С другой стороны, принцесса в образе племянницы безродного хозяина гостиницы, это тоже из разряда восточных сказок. Короче, все же случается. – Граф, вы уверены в том, что сказали? – продолжил д’Оффуа. – Абсолютно. У нее на правой кисти под шрамом оказалось приметное родимое пятно – я, не подумав, решил подлечить, а оно вон как вышло… – Тогда нам невероятно повезло! Если ее высочество согласится ответить на наши вопросы, и если нам повезет завтра, можно считать, что съездили мы сюда не зря. Если нет – будет кому помолиться за упокой наших душ. И тут принцесса громко хлопнула в ладоши. – Ну вот что, мужчины, – голос прозвучал жестко, – хватит за меня решать, кому и что я должна рассказывать. И за кого молиться. Вы хотите что-то узнать? Отлично. Я расскажу, когда мы будем на другом побережье Средиземного моря. Устраивает? Конечно, устраивает, куда ж деваться. Только после ухода Делал разочарованный д’Оффуа сидел с отсутствующим видом. Пленившая его воображение девушка оказалась принцессой. И неважно, что беглой, разыскиваемой и вообще наверняка уже приговоренной. Скромный шевалье ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на взаимность. – Уважаемый, – обратился он ко все еще сидящему в их комнате бен Фаруку, – а почему принцесса пришла именно к вам? Откуда она вас знала? И так ли часто гуляла по городу, чтобы без труда найти именно этот дом? Рассказ Фарука был долгим, иногда даже излишне подробным. Оказалось, что владельцем гостиницы тот стал незадолго до нападения кочевников на дворец. Когда-то, страшно вспомнить, сколько лет назад, некий молодой врач, только что окончивший медресе, пришел к великому Каюму аль Сетифу, заботящемуся о здоровье самого паши и его многочисленного семейства. После экзамена, по суровости превосходившего все, что пришлось ранее вытерпеть от самых жестоких мударрисов, врач в восторг не пришел, но все же согласился взять юного нахала в помощники. Правда, лишь на самую мелкую работу – приготовить простые снадобья, наложить повязку или шину, если, не дай Всевышний, кто-либо из слуг что-нибудь себе ломал. Время шло, росла слава тунисского паши, а с нею разрастался и гарем. Десятки молодых женщин, собранных вместе и в большинстве своем лишенных мужского внимания, выплескивали нерастраченный темперамент друг на друга. Вести, приносимые измученными евнухами, уже и не знавшими, как навести хоть какой-то порядок в этом прекрасном серпентарии, стали похожи на военные сводки. Выбитые зубы, расцарапанные лица этих прелестниц мило дополнялись отравлениями, укусами подброшенных нежными ручками фаланг, тарантулов и скорпионов. Однажды любимую жену едва откачали после укуса каракурта. И все это надо было лечить срочно, пока паша не рассердится, взглянув на нетоварный вид любимых игрушек. А заниматься гаремом мог лишь аль Сетиф, как единственный мужчина, имевший право входить на женскую половину. Да, были еще и евнухи. Преданные как собаки, но и умом от этих милых зверушек не сильно отличавшиеся. Во всяком случае, к обучению медицине оказавшиеся абсолютно неспособными. И в тот момент, когда аль Сетиф уже собрался бросить свое богатство и бежать в далекие края, где его не мог достать монарший гнев, перед самым почти подготовленным побегом он обратил внимание, что верно служащий ему уж пятый год бен Фарук имеет двух жен, но не имеет детей. Подчиненный был подвергнут принудительному обследованию (отдельное спасибо главе стражи и палачу, в любимом подвале умело выполнившему необходимые манипуляции) в ходе которого выяснилось, что и в дальнейшем иметь детей бедолаге не суждено. После этого оставалось пойти к паше и с документами на руках добиться его повеления на допуск молодого врача в гарем для обеспечения здоровья жен и детей. Под его, молодого врача, ответственность, кстати. В смысле если кто из женщин того, то виновный всегда под рукой. Вот после этого и познакомился бен Фарук и с женами, и с детьми владыки Туниса. Всякое бывало – и ругался с ними, а с кем-то и наоборот… но об этом молчание, ибо честь монарших жен вне подозрений. К тому же сапожник оказался без сапог – собственные жены умерли. Все искусство мужа оказалось бессильно. Одна оставалась отрада – белокурая рабыня Дениз, что дни напролет возилась с первенцем паши Делал. Зато ночи… да, ночи этой женщины принадлежали ему. Под их встречи даже удалось втайне от всех оборудовать одну комнату, вход в которую был известен только им двоим. За год до нападения кочевников аль Сетиф умер. Новый врач привел во дворец своих учеников, немолодой уже бен Фарук стал не нужен. Впрочем, деньги у него были, так что купил он вот эту самую гостиницу, где и живет, славя Всевышнего. И Дениз… Как этой рабыне, которой навсегда был закрыт выход из дворца, удавалось навещать его черными южными ночами, бен Фарук так никогда и не узнал. Спрашивал, и не раз, но в ответ получал лишь поцелуи, после которых все остальное становилось неважным. Пять лет назад, когда страшные орды дикарей разорили дворец паши и рвались в город, вот тогда он страху натерпелся. Но вновь спас Милосердный, стража вместе с вовремя пришедшими на помощь моряками все же отбила нападения, не допустила разора и смерти. Следующей ночью в дверь постучались. Он рванулся, с радостной надеждой распахнул дверь… но вместо любимой на пороге стояла Делал, баюкая замотанную в тряпку правую руку. Эту девочку бен Фарук узнал бы из тысяч – слишком часто они сиживали втроем, болтали, смеялись. Слишком часто они были счастливы. А вот девочка с того дня уже не смеялась. И не плакала, даже во время лечения того ужасного ожога, когда, чтобы обработать рану, повязки приходилось снимать вместе с присохшей кожей. Лишь недавно, месяц назад, впервые улыбнулась. А сегодня впервые плакала. И старый Рияз не знает, хорошо это или плохо. Нет, он никогда не расспрашивал принцессу о той ночи, о том, как выбралась и как нашла его дом. Захочет – сама расскажет. До сих пор не захотела. Вот так. Д’Оффуа оказался в восточной сказке. Только не было в ней ничего хорошего. Были лишь тоска и безнадежность. К жизни вернула работа. Точнее, та авантюра, которую он же и затеял. Главным авантюристом выступал де Савьер, который, как маг, имел хоть какой-то шанс на удачу. Но и этот призрачный шанс будет гарантированно упущен, если д’Оффуа ошибется.