В темноте мигал огонек спящего ноутбука. Леон хорошо – даже слишком хорошо – знал, что там, с другой стороны жидкокристаллического экрана, ждут другие девушки. Брюнетки, блондинки, рыжие, худые и толстые, белые, африканки и азиатки, с размером груди от А до Z, с силиконом и без. На коленях, с призывно открытым ртом, упругими ягодицами, готовые выполнить все его желания, соло, вдвоем, втроем, в треугольнике или любой другой геометрической фигуре, без вопросов, без всех этих сложностей. Нужно просто кликнуть, накормить Сеть своим взглядом. Он встал с кровати. Юлита закрылась в своей комнате. Восемь квадратных метров и раньше было маловато: если она раскладывала диван, то не могла открыть дверцу шкафа или отодвинуть стул от стола, ящики, до краев набитые бумагами, упорно не поддавались, а книги стояли на полке в два ряда. Теперь, когда здесь появились еще три ноутбука, перемещение по комнате превратилось в упражнение на ловкость, “Твистер” для одного: чтобы открыть окно, перенеси правую ногу над кабелем и поставь ее между стулом и мусорной корзиной, левую ногу поставь на диван, обопрись одной рукой о стол, между компьютерами, а вторую протяни в сторону оконной ручки – осторожно, чтобы не потерять равновесие. Она села за стол, уронила голову на столешницу. Ей хотелось плакать – снова, в который раз за неделю. И дело было не в том, что Леон видел эти несчастные фотографии, их пол-Польши видело. Она злилась на него не за то, что он признался – вообще-то он был прав, ей лучше было знать. Дело в том, что он напомнил о них ровно в тот момент, когда на мгновение, на секунду, ей удалось обо всем позабыть, отодвинуть на второй план, поверить, что не это определяет ее жизнь. Ну ничего, решила она, видимо, придется смириться, что никуда ей от этого не деться. Может, лучше решать все в самом начале. Являться на свидание с папкой этих фотографий и вместе их пролистывать, точно альбом из отпуска, – о, смотри, здесь я трогаю свои соски, здесь касаюсь клитора, а здесь, о, выгибаюсь перед зеркалом, ха-ха, когда я на них смотрю, мне хочется прострелить себе башку, как я могла быть такой дурой – и только потом, как тема себя исчерпает, спокойно побеседовать о чем-нибудь другом. Наконец Юлита собралась с духом и выпрямилась. Тыльной стороной руки вытерла мокрые глаза и текущий нос, а потом включила компьютер – тот, который предназначался исключительно для выхода в интернет. Ввела новый пароль от вайфая – RozowyjSlonVesitStoTonn – и вышла в интернет, руководствуясь инструкцией Янека. Tor ее пугал, поэтому она решила начать с VPN. В окошке приложения высветился список разных стран: Чехия, Франция, Германия, Швеция, даже Австралия. Поколебавшись, она соединилась с сервером у южных соседей, после чего открыла браузер. Vyhledá vejte na googlu nebo zadejte adresu url, услужливо подсказала программа. Зная, что пожалеет об этом, Юлита начала с поиска своего имени и фамилии, сузив список результатов до последних двадцати четырех часов. Увы, тема все еще кликалась. Некоторые желтые сайты подлили масла в огонь, опубликовав новые фотогалереи: на сей раз с невинными на первый взгляд фотографиями, которые она сама когда-то выкладывала в соцсетях. Фотка в купальнике из поездки в Хорватию, еще одна в костюме Чудо-женщины с прошлогоднего Хэллоуина, селфи с премьеры фильма о папе римском, в кадр попал кусочек декольте. Вроде ничего такого, но вполне достаточно, чтобы привлечь внимание, заставить кликнуть, обеспечить те самые 0,00035 гроша. “ЮЛИТЕ ВУЙЧИЦКОЙ НЕ НУЖНО РАЗДЕВАТЬСЯ, ЧТОБЫ ВЫГЛЯДЕТЬ СЕКСУАЛЬНО… ДЕВУШКИ, СМОТРИТЕ И УЧИТЕСЬ!”, “СЕКС-БОМБА МИРА СПЛЕТЕН, КАКОЙ ВЫ ЕЕ НЕ ВИДЕЛИ”, “О, НЕТ… В СЕТИ ВСПЛЫЛИ НОВЫЕ ФОТОГРАФИИ ЮЛИТЫ ВУЙЧИЦКОЙ! СОЧУВСТВУЕТЕ?” Другие порталы рассказывали о ее блоге, разумеется, в свойственной им манере: “РАССЛЕДОВАНИЕ ПОЛЬСКОЙ КИМ КАРДАШЬЯН ЗАИГРАЛО НОВЫМИ КРАСКАМИ”, “АГЕНТ 069, ПРИДИ: ЮЛИТА ВУЙЧИЦКАЯ НЕ ПРОЩАЕТ”, “ЮЛИТА ВУЙЧИЦКАЯ: ЗНАЙ Я ТО, ЧТО ЗНАЮ СЕЙЧАС, Я БЫ НИКОГДА…” Читать комментарии она уже не стала. Зашла на сайт Meganews. Как и предупреждал Пётрек, на главной странице висела статья о любовнице Рышарда Бучека († 53 г.), таинственной Анне Ковальской. Правда, под статьей поместили опровержение семьи актера, решительно отрицавшей, что подобный роман имел место, но ведь пользователи знали лучше. Кто-то божился, что прекрасно знаком с Анной Ковальской, которая в подробностях описывала ему свой роман с Бучеком (“он был такой галантный, на каждой встрече дарил ей букет красных роз”), кто-то утверждал, что актера видели за день до смерти в обществе молоденькой блондинки в магазине в Пясечно (“они пошли в магаз с дорогущим бельем, я бы сфотографировал, но телефон разрядился”). Юлита включила второй компьютер – тот, что для общения. Завела новый аккаунт и написала Янеку с вопросом, слышал ли он об автохакинге и могло ли нечто подобное случиться с Бучеком, извинилась за свое поведение, еще раз поблагодарила за помощь. А потом, согласно инструкции, открыла программу для шифрования, выбрала открытый ключ Янека и нажала иконку с замком. Меньше чем за секунду ее письмо превратилось в бессмысленный набор букв и цифр. от: Я teodozja.ambrozja@gmail.com кому: Тран rfg4dndn@yandex.ru дата: 24 октября 2018 22:12 тема: Вопрос ==== BEGIN PGP MESSAGE ===== Wvnbwbfywbf72636r72cvmcwu3rq09qneuhr1782e90mcnwufjq0invbyDKWFW904TWNACBBQDJ[jfofowfhwo8thsohg8e4hwp9r3thegf;oqwr[eo=q39rfnvbvvuaiofmej2f848efuioltsa2237r./;pooiuhgf32t498uhnw9xqnmq94tu032tu2fj10e5qfskCNQ4rgy5678QJdgt4t2DJFo99ikjnbuWx ==== END PGP MESSAGE ==== Юлита пыталась распознать в получившемся тексте хоть одно слово из письма-оригинала, отыскать в нем хоть какую-то закономерность, паттерн, но тщетно. Вспомнила слова Трана: чтобы взломать шифр, который она только что использовала (протокол RSA с 4096-битным ключом), самому мощному компьютеру в мире потребовались бы сотни миллиардов лет. Рядом с ним “Энигма”[49] казалась игрушкой, клубом детектива Дональда Дака, загадкой из романов Дэна Брауна. Юлита почувствовала всплеск адреналина. Куда-то подевались усталость, грусть, отчаяние. Она перестала быть легкой мишенью, фраером с листочком “ударь меня” на спине. Она начинала понимать правила этой игры. Юлита обновила пароль к блогу. И начала писать. У рядового Радослава Гральчика образовалось столько свободного времени, что он не знал, как им распорядиться. Встретиться с кем-нибудь, выпить пива? А может, лучше остаться дома, насладиться одиночеством, статусом соломенного вдовца? Завалиться на диван в растянутых трениках и тапках, купить на ужин доширак, запить его колой, заесть чипсами, а на десерт сожрать двойную упаковку птичьего молока? Посмотреть тот хоррор об американских подростках в словацком хостеле, который скачал для него с пиратского сайта Ярек? Принять горячую ванну и почитать в тишине новый номер “Автомира”? Оставить бардак в кухне, бросить грязные трусы на пол, заснуть на диване с включенным телевизором. “Да, – подумал он, открывая дверь в квартиру, – никуда я не пойду”. То, что рядовой Гральчик так радовался вечеру в одиночестве, вовсе не означало, что он не любил свою семью. Аську, любимую и единственную дочь, он считал восьмым чудом света: в каждой пятерке в дневнике видел доказательство ее гениальности, каждую раскраску прикреплял к холодильнику с гордостью музейного хранителя, вешающего выявленное полотно мастера эпохи Возрождения. А ведь она родилась такая маленькая, такая хрупкая: недоношенная, сморщенная, косточки, обтянутые красной кожей, лежала вся в каких-то трубках. Каждый вечер она орала, непонятно, то ли от боли, то ли от шока – иногда три часа, а иногда пять. Аля, которая долго не могла прийти в себя после родов, не выносила детский плач и уходила из дома. А он носил дочку, носил и качал, хоть это не помогало, пел ей песенки, которых, как потом оказалось, она даже не слышала: слуховой аппарат ей установили гораздо позже, в годик. И он пел и пел эти дурацкие детские песенки, мы едем, едем, едем, мышки уснули в саду, не ложися на краю, пока их слова не теряли смысл и не сливались друг с другом, пока горло отказывалось слушаться. И поглядите, какая красавица выросла, какая умница, какая хорошая. А Аля? Его школьная любовь, такая нежная и ранимая, что он поклялся себе защищать ее от мира: от хамоватого водителя автобуса, от обледеневших тротуаров, от участившихся писем из банка. Потому что иначе она сломается, рассыплется, замкнется. С одной стороны, он не выносил ее плача, с другой – именно тогда, когда он держал ее в своих объятьях и прижимал к себе так сильно, что пуговицы ее кофты впивались ему в живот, именно тогда он чувствовал себя по-настоящему нужным, именно тогда ему казалось, что его существование оправдано, что в нем есть хоть какой-то смысл. Но иногда – иногда было приятно от всего этого отдохнуть, побыть наедине с собой, поставить свои потребности на первое место. У него редко выдавалась такая возможность, работа – дом, работа – дом, работа – дом, сначала выслушивание одних и тех же отмазок (“товарищ полицейский, слово даю, только у шурина из бутылки отпил, хе-хе, видать, у вас машинка-то сломалась”), а потом одни и те же покупки в одном и том же магазине (“хлеб, колбаса, молоко двухпроцентное, кофе растворимый”). Но сейчас… Аська была у дедушки с бабушкой, Аля возвращалась из Чехии только завтра. Ей уже все сделали – он даже в мыслях не отваживался произнести слово “аборт”, – она чувствовала себя хорошо, даже прислала ему фотографию из Градчан, так что он мог наконец расслабиться, не испытывая чувства вины, что она там одна, бедная, в слезах, а он тут смотрит матч “Корона Кельце” – “Ягеллония Белосток”, попивая пиво из банки. Но как же это, черт, несправедливо, что Аля, учительница географии, всю жизнь мечтавшая о путешествиях, впервые поехала за границу по такому поводу. Что раньше у него никогда не было денег, чтобы свозить ее в Египет, на Канары или хотя бы в Болгарию, чтобы она отдохнула немного от всей этой вездесущей серости, пожила чуть-чуть полной жизнью. “Но в этом году все будет иначе, – подумал он, засовывая руку в карман треников, – где лежала маленькая флешка. В этом году мы полетим в какое-нибудь по-настоящему прекрасное место”. МОЕМУ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЮ Мой дорогой/Моя дорогая! Прости, что выношу наш сор из избы, но иначе мне с тобой не связаться. Ты знаешь обо мне все, а я о тебе ничего. Как видишь, мне удалось восстановить доступ к блогу. Я приняла соответствующие меры, чтобы обезопасить себя от очередной атаки с твоей стороны. Тебе больше не удастся заткнуть мне рот – по крайней мере, это будет не так легко, как в прошлый раз. Последние два дня я молчала, но клянусь, что не теряла времени даром. Я уже знаю, как ты взломал мой почтовый ящик. Знаю, как ты писал на моем компьютере и подслушивал, что я делаю и говорю (какой-то Remote Access Trojan, да?). Знаю и то, что нет никакой Анны Ковальской, – жаль, ведь могла бы оказаться интересной женщиной. Кроме того, с удовольствием информирую, что мое расследование медленно, но верно продвигается вперед. У меня есть несколько многообещающих зацепок, которые я собираюсь изучить. Так и тянет поделиться подробностями, но не хочу испортить сюрприз. Что ж, видно, нам обоим придется запастись терпением. Думаю, когда-нибудь мы встретимся лицом к лицу. Думаю, на тебе в тот момент будут наручники. А пока, если тебе вдруг захочется мне написать, как твои дела, в боковой колонке оставляю мой открытый ключ, чтобы ты мог зашифровать сообщение. Смелей, не стесняйся. С приветом, Юлита Вуйчицкая Янек Тран отодвинул в сторону грязную тарелку, отряхнул руки от крошек. “Ну вот, – подумал он, вставляя ссылку на статью Юлиты в редактируемое письмо, – сейчас начнется”. 8 Октябрь подходил к концу, варшавские тротуары уже покрывал ковер из опавших листьев, окурков и собачьих отходов. Юлита шла медленно и глядела под ноги, стараясь ни во что случайно не наступить. Во-первых, она только что начистила ботинки, во-вторых, шла на важную встречу. Она достала из кармана мятый листочек с адресом: улица Мицкевича, 66f, четвертый подъезд, квартира номер 103. Раньше Юлита вбила бы адрес в телефон и попросила бы доброго дядю Гугла проводить ее до двери. Но ее телефон был выключен и лежал на самом дне сумки с вынутой батареей. Юлита свернула на асфальтированную улочку, которую столько раз латали, что она превратилась в покрывало в стиле пэтчворк. Бетонные столбы фонарей были оклеены объявлениями (“Дератизация, дезинсекция, эффективность гарантирована”, “Репетитор по математике для школьников”, “Куплю автомобиль в любом состоянии”), свернувшиеся полосочки с номерами телефонов шелестели на ветру. За деревьями возвышались панельные дома: с малюсеньких балконов на последних этажах можно было, вздыхая от зависти, любоваться расположенным неподалеку Старым Жолибожем. Поблуждав немного, Юлита нашла нужный подъезд и вошла внутрь. Старый лифт вызвал в памяти детские воспоминания, поездки к дедушке с бабушкой: тяжелая металлическая дверь с вертикальным окошком, пуговицы из молочно-белого пластика, которые загорались после нажатия, потемневшее зеркало. Внутри воняло дешевой жидкостью для мытья полов и растворителем, которым дворник периодически стирал примитивные надписи, доказывающие превосходство одного футбольного клуба над другим. Лифт с грохотом остановился на десятом этаже. Юлита вышла: стены были выкрашены нездоровой темно-желтой краской, какая встречается исключительно в многоэтажках и в больницах. Интересно почему, подумала Юлита. Может, она просто дешевле, может, эта краска под названием, скажем, “Отвратительная охра” или “Унылая умбра” – побочный продукт какого-то производственного процесса, ее остаются целые ведра, которые нужно куда-то деть? Коридор был заставлен увешанными погремушками детскими колясками, велосипедами и самокатами, в воздухе пахло вареной картошкой, из-за двери доносились приглушенные звуки повседневной жизни: шум вибрирующих стиральных машин, отражающийся от стен тесных ванных комнат, лай невыгулянных собак. Юлита нашла квартиру номер 103, нажала на звонок. Через мгновение услышала тяжелые шаги и лязг задвижки. – Пани Юлита! – Вальдемар Друкер широко распахнул дверь. – Милости прошу! Квартира профессора Друкера разительно отличалась от окружающей рабоче-крестьянской обстановки: Юлита переступила через порог, и ей показалась, будто она перенеслась в другое измерение, словно Алиса в кроличьей норе. В прихожей, освещенной лампой в стиле модерн, стояло изумительное кресло с резным изголовьем, точно взятое напрокат из музея, на стенах висели черно-белые графические работы в изящных ореховых рамках, а на столике стояла хрустальная ваза с цветами. Гостиная напоминала библиотеку из потаенных снов интеллигента: со всех сторон от пола до потолка тянулись книжные полки, а на них – старые издательские серии в идеальном состоянии, художественные альбомы с выставок из всех знаменитых музеев мира, классика европейской прозы в переводах и в оригинале, по углам шаткие стопки непрочитанных новинок. Рядом диван, обитый сукном табурет, журнальный столик, заваленный зарубежными изданиями, и этажерка с безделушками. “Как здесь красиво”, – мысленно ахнула Юлита. – Что будете пить? Кофе, чай? – Не хочу вас утруждать, профессор… – Немного движения мне не повредит. Поход на кухню приравнивается к ежедневным упражнениям, прописанным мне врачом. – Тогда кофе, пожалуйста. – Какой? – Любой. – Пани Юлита, – Друкер закатил глаза, – сжальтесь над пожилым человеком. – С молоком. И ложечкой сахара. – Уже несу. Друкер исчез в кухне. Юлита оправила юбку и села на самый краешек дивана; колени вместе, руки на коленях, сумочка у ноги. Она робко огляделась. Заметила, что на одной полке стояли книги Друкера. “Все люди войта” о коррупции в маленьком подляшском городке, получившая премию “Нике”. “Прощай, горняк” – репортаж о том, как урезание финансирования привело к трагедии на силезской шахте. “Сказочный Багдад”, портрет Лодзи XXI века, номинация на премию “Паспорт «Политики»”. “Дисциплина”, о смертельных избиениях в польских полицейских участках. У Юлиты были они все, с посвящениями. Профессор вернулся в гостиную, неся поднос с кофе и пирожными; фарфоровые чашечки позвякивали при каждом его шаге.