Часть 50 из 69 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Прекрасно, значит, чувствительность есть. Но если боль станет невыносимой, сразу скажите, мы посмотрим, может, придется увеличить дозу обезболивающих.
– Что… Что случилось?
– Ну как что, вы попали в аварию. – Врач проверяла что-то на листочке с результатами, прикрепленном к кровати. – Если это можно так назвать. Я бы сказала, что кто-то пытался вас убить.
– Кто?
– Неизвестно. Виновник, вы не поверите, сбежал с места аварии. Точнее, сначала он попытался еще раз вас переехать, сдав назад, но, к счастью, вас заслонил тот мужчина, который приехал с вами на “скорой”, Ярослав, Ярослав какой-то…
Еще раз переехать. Юлита чувствовала, как по коже под гипсом побежали мурашки.
– Но об этом с вами побеседует полиция, когда вы придете в себя, – продолжала врач. – Я могу с вами обсудить состояние вашего здоровья. Хотите послушать?
– Хочу.
Женщина кивнула, села на стул рядом с кроватью.
– Перелом малоберцовой и большеберцовой костей левой ноги, трещина в четвертом и пятом ребрах, сломана лучевая кость левой руки, незначительное смещение второго и третьего позвонка шейного отдела позвоночника, легкое сотрясение мозга, кое-где пришлось наложить швы… – перечисляла врач, разглядывая рентгеновские снимки. – А в остальном только синяки и царапины. Короче, вам повезло.
– Повезло?!
– Конечно. Если бы тот мужчина вас не окликнул, если бы вы не отпрыгнули в сторону… От ваших внутренностей ничего бы не осталось. А так автомобиль вас лишь задел. Даже штифт вставлять не пришлось. В следующем году марафоны сможете бегать.
Юлита прищурилась, чтобы прочитать фамилию на бейджике, приколотом к белому халату. “Доктор Ирена Козловская”.
– Но не будем забегать вперед. Сейчас вам нужно лежать. У вас стоит урологический катетер, поэтому про туалет думать не надо. Ножка, ручка, понятное дело, в гипсе, кость должна срастись. Шея на растяжке, чтобы позвонки встали на место. В таком виде мы вас продержим минимум неделю, потом наденем на вас шейный воротник, тоже жесткий, но будет поудобнее. Вот тут кнопка вызова медсестры, а…
– Когда я смогу выйти отсюда?
Врач взглянула ей в глаза, подняла бровь.
– Вы гляньте-ка, не успела приехала, а уже домой засобиралась. Посмотрим, посмотрим, немного терпения… А, совсем забыла. Приходила ваша сестра. Она просила ей сообщить, когда вы придете в сознание. Мне сказать ей, что вы готовы принимать посетителей, или вам лучше пока отдохнуть?
– Нет… Пусть приедет.
– Хорошо, я передам.
Доктор Козловская вышла в коридор. Еще какое-то время доносился стук ее сабо, помноженный эхом, а потом стало тихо. Страшно тихо. Кажется, Юлита была в палате одна, сложно сказать, она не могла поднять голову, оглядеться, видела потолок, кусок окна, занавески, а больше ничего. До нее медленно доходило, что произошло. Как мало ее отделяло от поездки в морг вместо больницы. Она замерла. Никогда раньше она всерьез не задумывалась о смерти, по крайней мере о своей. Конечно, она понимала, что когда-нибудь умрет, точно так же, как понимала, что через сколько-то там миллиардов лет Землю поглотит гаснущее Солнце, – и то, и то казалось чем-то невозможно далеким, не имело отношения к ее обычной жизни. Она не пыталась отдалить смерть, как ее родители, которые каждый день горстями глотали пищевые добавки, призванные укрепить их кости, сердца, почки, волосы, кожу, и тем более не готовилась к ней. Не писала завещания (да и что туда вписать?), не задумывалась, предпочитает ли она кремацию или похороны в гробу, хочет, чтобы ее похоронили в фамильном склепе в Картузах, откуда была родом мама, или все-таки в Жуково, где выросла сама Юлита. По сути, она впервые в жизни осознала, что она смертна. Более того, что кто-то желает ей смерти. Кто-то пытался ее убить.
Она лежала в потрясении. И не могла пошевелиться.
Янек встал из-за компьютера. Во-первых, потому что захотелось отлить. Во-вторых, потому что солнце уже поднялось над домом с другой стороны площади Галлера и светило ему прямо в монитор. Янек задернул шторы: в воздух взметнулись пылинки, стало темно.
Ванная была маленькая, два на три метра. Места хватало ровно для душевой кабины, стиральной машины и унитаза. На полу, за дверью, лежала грязная одежда: черные футболки, джинсы, непарные носки. Янек помочился, намылил руки, после чего сполоснул их над желтой от налета раковиной. Взглянул в зеркало, освещенное мигающей лампочкой. Кожа блестела от пота, опухшие глаза налились кровью.
Янек снова сел за компьютер, отодвинул в сторону смятые банки из-под колы. Прошедшая ночь оказалась плодотворной – на удивление плодотворной. Он не думал, что доберется до исходного кода. Любой уважающий себя хакер использовал бы обфускатор, благодаря чему код стал бы нечитабельным – а заодно принял форму выпрямленного среднего пальца. Но Подонок, как называла его Юлита, этого не сделал. Почему? Скорее всего, он не собирался оставлять флешку в автомобиле, не думал, что кто-то, кроме него самого, получит к ней доступ. Он оставил ее лишь потому, что торопился, его что-то спугнуло. А может… А может, наоборот, он хотел похвастаться, хотел, чтобы кто-то прочитал этот код – и оценил его гениальность? Если так, то ему это удалось. Янек был впечатлен. Очень впечатлен.
В автомобиле Бучека, как и в любой другой новой машине, беспроводная связь осуществлялась по стандарту Bluetooth. Очень удобно: один раз подключаешь мобильный телефон к автомобилю, и в будущем он уже подключается автоматически – разумеется, беспроводным путем. Хочешь послушать музыку? Включаешь в автомобильном радио плейлист с телефона, даже не вынимая его из кармана. Кто-то звонит? Получаешь входящие сообщения по громкой связи, нажав всего одну кнопку на руле. А может, ждешь кого-то на паркинге и скучаешь? Два клика, и с телефона включается фильм на экране, встроенном в приборную панель.
Прекрасное решение. Жаль, что не очень безопасное. Во-первых, аудио- и видеосистема связаны с системой управления. Дурацкая ошибка в архитектуре, на которую никто не обращал внимания. Мол, ну что такого может случиться? Во-вторых, протокол Bluetooth уязвим. Используя уязвимость, известную как BlueBorne, хакер может подключиться к выбранному устройству, полностью минуя процедуру верификации.
Должно быть, Подонок ехал за Бучеком, следил за ним. Подключился к бортовому компьютеру через Bluetooth, а затем отправил пакеты данных под видом музыкального файла, скажем, с расширением. MP3 или. M4V. Процессор аудиосистемы воспроизводит его, думая, что это, к примеру, новая песня Эда Ширана. А на самом деле это данные типа CAN, которые используются для связи с системой управления, – ну а та, в свою очередь, связана с информационно-развлекательной системой. В теории встроенная защита программного обеспечения должна пресечь попытку перехвата контроля на расстоянии. Вот только прошивку заранее подменили на вредоносную версию, которую бортовой компьютер счел обновлением системы. Все это благодаря маленькой флешке. Такой маленькой, что Бучек даже не обратил на нее внимания.
Янек с восхищением покачал головой. Он и раньше подозревал, что Подонок профи. А теперь у него было железное доказательство, вот только, увы, оно не приближало его к решению проблемы. Если на корпусе флешки и были отпечатки пальцев, то кретин Гральчик их стер. Модель диска популярная и доступная, поэтому выяснить, где Подонок ее купил, невозможно, по крайней мере не на имеющиеся у Янека средства. Можно еще раз просмотреть записи городского мониторинга, но Янек сомневался, что что-то там найдет. У автомобильных Bluetooth-ресиверов радиус действия сигнала до нескольких десятков метров, так что Подонок мог ехать на большом расстоянии от джипа Бучека. Да и вообще, что прикажете искать? Черную машину с черепом и скрещенными костями на капоте?
Оставался только код. Янек потер уставшие глаза и снова уставился в монитор. Файл под названием “hd”. Фрагмент скрипта, подменяющего программное обеспечение одного из процессоров.
#!/bin/sh
# update ioc
/fs/mmc0/cmds/iocupdate – с 4 – p /fs/mmc0/cmd/cmcioc.bin
# restart in app mode
lua /fs/mmc0/cmd/reset_appmode.lua
# sleep and wait for reset
/bin/sleep 42
Строчки казались на удивление знакомыми. Здесь было что-то, что он уже точно видел раньше. Но что? Где? Когда? Этого Янек, как ни старался, вспомнить не мог. Он протяжно зевнул, потянулся за телефоном. Семь неотвеченных вызовов от Юлиты. Он перезвонил, она не отвечала, поэтому он оставил запись на автоответчике. “Интересно, – подумал он, закрывая глаза, – что у нее такого срочного?”
Юлита обнаружила, что проблема – о чудо! – не в боли. Да, ободранная кожа горела огнем, а сломанные кости ныли. Но, к счастью, болеутоляющее делало свое дело. Все ощущения притупились, как будто кто-то колол ее булавкой в онемевшую ногу: вроде все чувствуешь, но не до конца. Однако стоило Юлите пошевелиться – или еще хуже, глубоко вздохнуть, – и боль проникала в мозг, наносила удар, взрывалась с такой силой, что из глаз текли слезы.
Хуже всего было другое: у нее не получалось почесаться. А колючее одеяло раздражало ногу, бирка от больничной пижамы царапала шею, кожа под гипсом нестерпимо зудела. Все это сводило Юлиту с ума, но отвлечься ей было не на что: ни компьютера, ни телефона, ни книги или газеты. А Юлите нужно было чем-то себя занять, всегда и везде, так уж был устроен ее разум; если она забывала взять с собой телефон в туалет, то читала инструкцию на освежителе воздуха или считала плитки на стенах. А теперь ей приходилось лежать с головой на вытяжке, уставившись в белый, как лист бумаги, потолок.
Она начала различать медсестер по шагам: пани Люцина ходила медленно, шаркая тапочками, пани Эльжбета энергично топала, словно компенсировала тем самым низкий рост. Иногда Юлита узнавала стук каблуков доктора Козловской; та целыми днями носилась из одного конца больницы в другой. А теперь она услышала другие шаги. Мужские, в обуви на твердой подошве. Дверь в ее палату открылась.
– Кто… Кто там? – прохрипела она.
Ответа не последовало, послышался лишь звук открываемой молнии, а затем тихие щелчки. “Что это, – судорожно соображала она, – что это?!” Юлита попыталась приподняться на локте, но тело залила боль, страшная боль, у нее помутнело в глазах, ей даже показалось, что палата наполнилась белым светом.
– И еще разочек с близкого расстояния… Улыбочка! – раздался мужской голос. Юлита увидела черный глаз объектива и не успела отреагировать, как снова сверкнула вспышка, один раз, второй, третий. – Прекрасно.
– Ты… Ты что делаешь?!
– А ты как думаешь? – мужчина убрал камеру от лица. Выбритые виски, длинные уложенные гелем волосы, зачесанные назад. – Фотографирую.
– Ты охренел?!
Папарацци не обращал на нее внимания. Он проверил, хорошо ли вышли снимки, после чего с довольным видом убрал камеру в чехол и галантно поклонился.
– Желаю скорейшего выздоровления, – сказал он и вышел в коридор. И снова стало тихо.
Юлита чувствовала, как у нее дрожат губы, как наполняются слезами глаза. “Только не разревись, – думала она, сжимая здоровую руку в кулак, – потому что будет больно, ужасно больно, а ты даже не сможешь вытереть сопли”. Впрочем, если вдуматься, ситуация по-своему забавная. Ее настигла дурная карма, наказание за грехи. Когда-то она писала статьи о звездах в больнице, теперь ее посиневшая рожа будет приносить клики. Она задумалась, как сама бы назвала материал. Может: “О НЕТ! ЗВЕЗДУ ИНТЕРНЕТА СБИЛ ЧЕРНЫЙ BMW. ЕЕ ХОТЕЛИ УБИТЬ?!”, или лучше так: “ОТ ОБНАЖЕННЫХ ФОТОГРАФИЙ ДО РЕАНИМАЦИИ: ДРАМА МОЛОДОЙ ЖУРНАЛИСТКИ”.
– Юлита?
Наконец-то знакомый голос. Магда.
– Привет, – откликнулась Юлита. Она еще не видела сестру, но слышала, как та снимает куртку, шуршит пакетом.
– Боже, как я испугалась… Как ты себя чувствуешь?
– Лучше не бывает.
– Прости… Дурацкий вопрос. – Магда села у кровати. Только теперь Юлита увидела ее покрасневшее лицо и растрепанные волосы. – Не знаю, что сказать… Я так, я так за тебя переживала…
– Врач говорит, что все будет хорошо.
– Да, но… Одна только мысль, что… Ну ты знаешь.
– Знаю. Уж поверь мне.
Магда схватила ее за руку, сжала. Чуть-чуть перестаралась.
– Прости меня за то, что было дома.
– Да ладно. Это я повела себя как свинья.
– Нет, нет, я наехала на тебя просто так… Юлька, вернись ко мне, хорошо? Когда тебя выпишут?
Юлита улыбнулась, прикрыла на мгновение глаза.
– Спасибо, я правда ценю это… Но нет.
– Нет? Почему?
– Потому что теперь я буду волноваться за твоих детей.