Часть 58 из 69 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я… Я не могу…
– Переживаешь за свою совесть? – он не дал ей договорить. – Ты видела этот форум. Видела, что там. Знаешь, чего заслуживают эти люди.
– Суда.
– Не смеши меня, – он повысил голос. – Какого суда? Такого, как у Бучека?
– Если я обнародую все материалы, которые я собрала, у них не будет выбора…
– Нет, нет. Ты не понимаешь. Не понимаешь масштаба всего этого. Куда ниточки тянутся.
– И куда?
– Увидишь. Через три дня.
Юлита молчала. Она собиралась с силами, чтобы задать вопрос, который неделями не давал ей покоя.
– Почему… Почему это так важно для тебя?
Он долго не отвечал. Можно было подумать, что он ее проигнорировал, не услышал. Но она видела, как дрожит его рука с пистолетом.
– Ты просмотрела весь форум? Все сюжеты?
– Нет… Я не смогла. Только несколько фотографий.
– Ты видела рыжего мальчика? Зеленые глаза, десять лет?
– Нет.
– Он там. – Эмилю все труднее было говорить. – Это был мой сын. Милош.
– Был?
– Да или нет?! – Эмиль уже почти кричал. – Решайся.
Юлита съежилась, спрятала голову в плечи. Снег таял и медленно стекал по оконным стеклам.
– Да, – произнесла она наконец. – Три дня. Обещаю.
Эмиль кивнул. А потом убрал пистолет и включил мотор.
Была уже почти полночь. Юлита сидела на диване, завернувшись в плед, компьютер стоял на столике рядом. С кухни доносилось размеренное дыхание: Пётрек уже спал, растянувшись на коврике. Ему она сказала, что они застряли в пробке и она опоздала в студию, поэтому TVN пустило другой материал. О чудо, кажется, он ей поверил. Больше никто не знал и не мог узнать. Юлита потерла лоб, беззвучно выругалась. Она не знала, что ей делать. Ей не с кем было это обсудить, некому довериться. В ее собственной голове все за и против слились в неразборчивый шум, моральный компас размагнитился. Она снова взглянула на экран и еще раз прочитала электронное письмо, хотя уже вызубрила его содержание наизусть:
от: Знаешь Кто znaeshkto@protonmail.com
кому: Я teodozja.ambrozja@gmail.com
дата: 13 ноября 2018 22:11
тема: наш уговор
Я не уверен, что ты сдержишь обещание. Подозреваю, что сейчас, когда ты уже вернулась домой, ты можешь решить, что договор, заключенный под угрозой смерти, недействителен.
Подозреваю, что как раз сейчас ты сомневаешься, а не взять ли телефон и не позвонить ли в полицию. Я не могу тебя удержать. Но попытаюсь тебя отговорить.
Ниже ссылка на пакет данных со всей информацией, собранной мной на тему Бучека, его сообщника Клоса и остальных пользователей “Детской площадки”, которых мне удалось идентифицировать. Письма. Эсэмэски. Беседы. Фотографии. Одиннадцать гигабайтов данных. Достаточно, чтобы описать их аферу шаг за шагом.
https://tinyurl.com/ybluhy7c
Есть одно но. Данные защищены 4096-битным шифрованием. Ключ ты получишь, только если сдержишь слово, то есть спустя три дня, 16 ноября в полночь. Если ты меня сдашь – все исчезнет.
Юлита прислонилась головой к стене, уставилась в потолок. Соврать или не соврать? Да или нет? Да или нет? Да или нет? Наконец она взяла в руки телефон и набрала номер Янека.
– Алло? Прости, что так поздно звоню, ты наверняка уже спал, но я решила, что надо тебе сказать, как можно скорее… – Юлита замолчала. Да или нет? Да или нет? – Слушай, я ошиблась. Все-таки это не он…
Большинство туристов покидают Австралию с плюшевой коалой, мини-бумерангом с аборигенскими узорами в мелкие цветные капельки, упаковкой сушеного мяса кенгуру, разрезанного на полоски. В чемодане прокурора Цезария Бобжицкого ничего из этого не было. Единственным сувениром, который он привез из путешествия, была темно-синяя папка с логотипом полиции штата Квинсленд. В папке лежали материалы, связанные с операцией Clockwise: подробные описания методов идентификации участников форума, улики, доказывающие связь форума в даркнете с русскими, показания свидетелей. Прокурор еще не все успел прочитать, но впереди было тридцать с лишним часов пути. Достаточно, чтобы изучить материалы, а может, еще и посмотреть какой-нибудь фильм, из тех, на которые никогда не хватало времени.
Нейт Келли очень ему помог. Предложил полететь с ним в Брисбейн, познакомить его с программистами, помочь ему раздобыть все необходимые материалы. Мало того, Нейт сказал, что, когда расследование в Польше возобновится, он и его команда окажут ему всяческое содействие, а при необходимости он прилетит в Варшаву, даже за свой счет.
Поначалу Бобжицкий не понимал, почему сержант так рвется ему помогать. И только потом, уже в конце поездки, когда они познакомились поближе, он осознал, что так Нейт искал оправдания собственным действиям. Он надеялся, что если поможет арестовать еще пятьдесят, сто или сто пятьдесят педофилов, то тем кошмарным вещам, которыми он занимался, целый год прикидываясь админом Ganimed, будет хоть какое-то объяснение. Цезарий чувствовал, что сержант ищет таким образом искупления, что он хочет услышать, что на его месте любой сделал бы то же самое, что он не должен винить себя. Бобжицкий этого не сказал. Он не считал, что у него есть право прощать такие грехи. И хотя был глубоко верующим человеком, не был уверен, что такое право есть вообще хоть у кого-то.
Цезарий нашел свое место, 32B, посередине. У окна сидела молоденькая девушка в толстовке, у прохода – бледный старичок в сандалиях и толстых носках. Бобжицкий извинился, сел на свое место. Маленький жидкокристаллический экран показывал маршрут полета. Прокурор, который обычно любил летать, на сей раз был на удивление напряжен. Его не покидало смутное предчувствие: что-то пойдет не так.
13
Юлита открыла, что время действительно относительно: ноябрьские дни тянулись как никогда. Она не находила в себе сил выйти в город, поэтому сидела дома. Пыталась писать, но слова не складывались в предложения. Пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Пыталась смотреть телевизор, но вместо того, чтобы смотреть на экран, все время проверяла новости в телефоне. Какая-то стрельба? Авария? Подозрительная компьютерная атака? Но нет, ничего такого.
Юлита тупила в телефоне и играла в примитивные игры – передвигала по экрану цветные шарики и блестящие бриллиантики. Накрасила ногти. Обзвонила близких и дальних родственников. Пролистала ленту на “Фейсбуке” с бесконечным калейдоскопом из отпускных фоточек, квизов, статусов, в разной степени смешных мемов и в различной степени правдивых новостей, пока иконка батареи не поменяла цвет на красный.
И не сказать, чтобы она скучала. Скучать ей не давали постоянные угрызения совести – и стресс. Чем бы она ни занималась, у нее все время сосало под ложечкой, в висках стучало. Она чувствовала себя выпускницей накануне экзамена, актрисой-дебютанткой перед премьерным спектаклем, участницей олимпиады, которая мечется по раздевалке в ожидании, когда же она наконец, спустя столько лет подготовки, сможет выйти на беговую дорожку. Юлита знала, что вот-вот произойдет нечто важное, нечто, что перевернет ее жизнь вверх ногами, в сравнении с чем эти бесконечные минуты ожидания – ничто. Затишье перед бурей.
Шестнадцатого ноября вечером Юлита была дома одна: Пётрек ушел с Владимиром. Она уселась на диван с кофе и свежим номером “Политики”. Была твердо намерена досидеть до полуночи. Заснула в двадцать два пятнадцать.
– На гарнир картошка фри или кукуруза? – спросила кассирша.
– Фри, – ответил рядовой Радослав Гральчик, подавив зевок. Он терпеть не мог ночные смены.
– Порция большая или средняя? – продолжала продавщица. У нее был пустой взгляд и темные пятна пота под мышками. Для человека, которому едва ли было больше двадцати, она выглядела невероятно уставшей от жизни.
– Большая.
– С вас сорок злотых и семьдесят грошей.
Гральчик достал из кошелька помятые банкноты, протянул их кассирше, а потом оперся о столешницу и огляделся вокруг. Двое парнишек, сидевших за столиком у окна, казались странно обеспокоенными его присутствием. Может, потому что пили пиво. А в фастфуд на выезде из Варшавы мало кто приходит пешком.
Зашипели автоматические двери, раздался чей-то тяжелый топот. Рядовой Гральчик обернулся. Это был Ярек, его напарник. Бледный как полотно.
– Радек! – крикнул он. – Поехали!
– Но я еще жду крылышки…
– Забей на крылышки! Живо!
Радослав Гральчик запрыгнул в патрульную машину.
Профессор Веслава Мачек привыкла к шуму. Во-первых, она жила на улице Жвирки и Вигуры, напротив Мавзолея советских солдат, то есть на главной дороге в аэропорт, по которой всегда, в любое время суток, сновали такси. Во-вторых, ее муж, Гжегож, ужасно храпел: как трактор, едущий по брусчатке, как ржавая бензопила, вгрызающаяся в столетний дуб, как измельчитель пищевых отходов, в который упала вилка, как… За долгие бессонные ночи она придумала множество подобных сравнений. Конечно, супруги пытались с этим бороться: покупали специальные подушки, эфирные масла, Гжегож даже сделал операцию на носовой перегородке, правда, она не принесла ожидаемого результата. Вечно уставшая Веслава вставляла беруши, принимала успокоительные препараты, по вечерам пила ужасно горькие настои ромашки – все впустую: она не могла спать и точка. Несколько раз, в порыве отчаяния, она брала свое одеяло и укладывалась спать в ванной, но и туда, увы, доносился мощный храп Гжегожа. А потом, неизвестно когда и как, она просто перестала его слышать. Гжегож уверял, что все дело в том, что с возрастом она сама начала храпеть, но Веслава прекрасно знала, что такого быть не может.
Но даже профессор Веслава Мачек, умеющая сладко спать под шум выше ста децибел, подскочила с кровати в двадцать два сорок пять. Сирены. Она подбежала к окну. По улице мчались полицейские автомобили: один, другой, третий. Вдали слышался стрекот вертолета.
– Гжегож! – крикнула Веслава, включая свет. – Гжегож, вставай!
Прокурор Цезарий Бобжицкий послушно выполнял упражнения, которые врачи рекомендуют тем, кто путешествует на самолете. Каждый час он вставал, прохаживался по проходу, вращал запястьями, тянулся вверх и в стороны, чем улучшал кровоснабжение не только у себя, но и у сидящих рядом пассажиров.