– А что же ваш брат? Валерия поняла вопрос. – Мой брат ничего не видит… Он был вынужден занять место отца. Что отняло все его силы и разум. За несколько дней, как батюшка отбыл, Кирилл заработал насмешки служащих. Мне рассказывают об этом под большим секретом… Он ничего не может. Ни на что не способен. Куда ему разглядеть любовника мачехи под собственным носом. – Об этом знают служащие? – Боюсь, что да… Пришло время, Лидия Павловна заплатит по всем счетам. – Валерия встала из-за столика и нежно обняла баронессу. – Простите, мне пора. Жду вас вечером… Можете опоздать! На прощание она помахала ладошкой. Агата осталась наедине с чашкой шоколада. Из его черной глубины поднялся пузырек и лопнул. Она невольно подумала, что стоило бы предупредить Пушкина. На всякий случай. А еще ей показалось, что на той стороне улицы мелькнула Агата Кристафоровна. Чего быть не могло: почтенная тетушка дома пьет чай со свежими блинами Дарьи и волнуется, куда пропала ее гостья. И тут Агате мучительно захотелось блинов. Но возвращаться на Тверской бульвар было лень. Чтобы в Масленицу в Москве не найти блинов поблизости? Да быть такого не может. • 38 • В приемном отделении сыска было хорошо потому, что пустынно. Старик Лелюхин, опираясь на спинку стула, читал «Графа Монте-Кристо» по-французски. Который месяц один и тот же разворот. Что Василия Яковлевича не смущало. Он потягивал ликер и был вполне счастливым человеком. Потому что не гнали исполнять служебный долг или новые фантазии обер-полицмейстера. Заметив Пушкина, Лелюхин отложил томик и задвинул на лоб очки. Отчего стал похож на портного. – Вот так сюрприз на ночь глядя пожаловал… – До ночи далеко, Василий Яковлевич, ранний вечер, – отвечал Пушкин, открывая шкаф, где хранились подшивки газет. – Рано темнеет. Где коллеги? Оказалось, что Актаев в бегах, филерит за французом. Кирьяков тоже занят важным делом: ушел обедать и не вернулся. Впрочем, господин Эфенбах занимался ровно тем же. Хотя сообщил, что едет по важнейшему поручению обер-полицмейстера. – А ты, Лешенька, что в пыли газетной копаешься? Пушкин отделался невнятным ответом. Он изучал колонки происшествий. Первая фамилия из трех, названных Малецким, сразу бросилась в глаза. Некий Лопотов, работник мучных складов, погиб под колесами конки. Заметка сообщала, что Лопотов находился в состоянии тяжкого опьянения. Следующий случай нашелся днем ранее: на голову мещанке Бровкиной упала глыба льда и убила на месте. Последнюю фамилию Пушкин увидел в сообщении о пожаре мелочной лавки: приказчик Гагасин задохнулся от дыма. Трагические происшествия происходили в разных частях Москвы и не отличались от десятка схожих. На всякий случай Пушкин проверил сводки участков по дням. Доклады о гибели под колесами, ото льда и пламени приходили от приставов с пометкой: «Несчастное происшествие. Дознание не проводилось». Трудно что-то дознавать, когда пьяный падает под конку. Именно такие дела привели Пушкина к желанию подать в отставку. Теперь в них предстояло раскопать что-то, чего, возможно, и не было. Потревоженная папка газет отправилась досыпать в нижний отдел шкафа. А Пушкин подсел на край стола Лелюхина, что дозволялось только ему. Василий Яковлевич давно понял, какой талант скрывается под маской лентяя, старался помогать Пушкину и водил с ним дружбу. Какая случается между людьми с разницей больше тридцати лет. Как у деда с внуком. Лелюхин изучил привычки молодого коллеги и прекрасно знал, что ему сейчас нужно. – Как там мертво-живая вдова поживает? – спросил он. – Убита окончательно, – ответил Пушкин. Василий Яковлевич понял, что это не шутка, и аккуратно подлил керосина в разгорающийся огонек. – Что об этом думаешь? – Вот условия задачи: в страховом обществе «Стабильность» служит некий Лазарев. Молодой человек со способностями, не слишком чистоплотный, делает карьеру, имеет надежды стать зятем хозяина… – Вот как… – Хозяин общества, господин Алабьев, который держит всех в железном кулаке, уезжает по делам. И тут начинают происходить нелепые события. Лазарев вспоминает, что у него над головой живет вдова Ферапонтова, которая никогда не будет страховать свою жизнь из-за жадности. Лазарев знает про нее все, без труда оформляет договор, по которому в случае смерти старухи премию в сорок тысяч получает он. После чего, наверняка подкупив доктора, оформляет свидетельство о ее смерти. Остается подождать несколько дней и получить деньги в кассе. Мелкое жульничество, ничего более. Как назло, мадам Ферапонтова решает завести страховку. Именно в «Стабильности». – Случайность? – Нет, закономерность. Старуха знает, где служит Лазарев, идет прямиком к нему. Расчет простой: Лазареву знаком скандальный характер вдовы, столько лет живет бок о бок, он сделает все, чтобы та отвязалась. То есть даст наилучшие условия. Видя Ферапонтову, Лазарев прячется: он не может оформить второй договор с ней и не может сказать, что по документам почтенная дама умерла. Это сообщает другой страховой агент. Случается скандал. – Ну, пока все понимаемо, – сказал Лелюхин. – Вчера утром Ферапонтову находят мертвой: якобы вышла ночью на лестницу и свалилась, – продолжил Пушкин. – У нее в шею воткнута булавка… Василий Яковлевич насторожился. – Какая булавка? – Вот такого размера, – Пушкин показал на пальцах. – С черной головкой. – Швейная? – Нет, другая. – Хочешь сказать, старуху убили булавкой? Честно скажу: ерунда. Убить булавкой – это как же надо постараться? Неужто женщина додумалась? – А вы как полагаете? – Что сказать… Какая точность нужна, какая сила руки… – Если в руке есть сила, не нужна булавка. – Вот видишь… Выходит – рука слабая. От чего же старуха погибла? – Доктор Воздвиженский установил причину: перелом шеи при падении. – Столкнули с лестницы? – Единственный вывод… Лелюхин кивнул понимающе: – Наверняка пристав не заметил булавку. Списал бы на несчастный случай. – Так бы случилось, – сказал Пушкин. – Но факт установлен. – Лазарев крепкого телосложения? – Скорее хилого. – Считай, убийца у тебя в кармане. Побоялся использовать нож или топор, взял у матушки булавку, убил старуху, сколько сил хватило… Все очевидно. Пушкин вынул черный блокнот и сделал несколько пометок карандашом в серебряном чехольчике. – Как раз это – ошибка. Не ваша, моя. – Отчего же ошибка? – Сегодня в ночь Лазарев упал с Горбатого моста на лед и сломал шею. В его горле такая же булавка. Василий Яковлевич безо всякой нужды спустил на нос очки. Как будто в стеклах мог разгадать ответ. – Так что же выходит… – только сказал он и ничем не закончил. – В кармане Лазарева новенький страховой договор на сорок тысяч. Знаете, кто получит премию? – Не могу представить… – Дочь Алабьева, Валерия Макаровна… – Совсем глупость: деньги из одного кармана в другой перекладывать? Отец ей в приданом отказал? – Придется ждать возвращения господина Алабьева, чтобы узнать его мнение на этот счет, – ответил Пушкин. – Его старший сын, Кирилл Макарович, занимает место управляющего. Чрезвычайно напуган историей с Ферапонтовой. Особенно если сведения дойдут до отца. За ошибку с договором берет ответственность на себя. – Да, намотался клубочек, – сказал Лелюхин. – Полагаю, ты уже знаешь, за какую ниточку дергать? Вон в блокноте твоем формула уже выдала ответ… Пушкин убрал блокнот и карандаш. – В этом случае нельзя составить формулу, – сказал он. – А что ж так? – Вчера вечером на нашу общую знакомую мадемуазель Керн… – Агатушка вернулась! – закричал Василий Яковлевич. – Где она, наша умница и красавица? Почему прячешь… – Вернулась, – сухо сказал Пушкин. – На нее было совершено покушение: хотели ударить сзади поленом. По чистой случайности она наградила убийцу раскаленной сковородой по лицу. – Вот ведь прыткая, стрекоза! – На правой щеке Лазарева след от ожога… Василий Яковлевич собрал на лице гримасу задумчивости.